Родерик Грэм - Мария Стюарт Страница 74

Религиозная ситуация в Шотландии находилась в состоянии относительного равновесия, и в октябре Гусман де Сильва сообщал своему господину, Филиппу II, то, что знал о шотландских делах из Лондона: «Мессу служат повсюду, и католики могут свободно ее посещать, а остальные могут служить свои службы, не опасаясь вмешательства». Это утверждение отражало скорее надежды, нежели реальность.

Однако 14 ноября Гусман сообщал:

«Сегодня я получил письмо от королевы Шотландии, датированное 1 ноября; оно было доставлено ее слугой, ехавшим во Францию и Рим. Ему были даны инструкции передать мне, что королева прослышала: ее муж писал Вашему Величеству, папе, королю Франции и кардиналу Лотарингскому о том, что она нетверда в вере, и просила меня заверить Ваше Величество: в отношении религии она, с Божьей помощью, никогда не устанет поддерживать ее со всем рвением и постоянством, которых требует римская католическая религия».

Мария отвергла обвинения Дарнли.

20 ноября Мария прибыла в окрестности Эдинбурга, в замок Крейгмиллар. Там произошло самое противоречивое событие из всех случившихся с ней за время ее короткого пребывания в Шотландии.

Все еще не вполне оправившись, Мария «извергла из себя большое количество испорченной крови и после этого наконец исцелилась». Однако новый визит Дарнли в Крейгмиллар отнюдь не улучшил ее настроения. Она доверилась дю Кроку: «Лучше бы я умерла». Настоящий дипломат, дю Крок переговорил с Дарнли и уверился, что браку приходит конец: «Нанесенное ей оскорбление столь велико, что Ее Величество никогда его не простит. Я не жду улучшения отношений между ними, если только Господь не возьмет дело в свои руки». Шотландская знать была полностью с этим согласна.

Поскольку Мария обозначила проблему: как избавиться от неверно выбранного мужа, ее дворяне взяли на себя задачу придумать решение. Однажды утром в конце ноября Морей и Летингтон обсуждали между собой, как убедить Марию простить Мортона за участие в убийстве Риццио, а также каким образом им устранить Дарнли. Пара посовещалась с Аргайлом, все еще находившимся в постели; придя к общему согласию, они отправили слугу за Хантли. Тот согласился на их предложения, однако в качестве ответной услуги потребовал возвращения ему его земель. С этим решением все четверо нанесли визит Босуэллу, который выступал за развод Марии и Дарнли, будучи убежденным в том, что существует возможность легитимировать сына Марии. Его семья имела долгую историю легитимации незаконных отпрысков. Затем все они затаив дыхание отправились излагать свои планы Марии, которая завтракала после утренней прогулки верхом. Сначала Летингтон предложил, что, если Мария простит Мортона и убийц Риццио, их показаний окажется достаточно для получения развода. В любом случае, учитывая влиятельные связи Марии в Риме, всегда можно было получить развод на основании кровного родства. Мария немедленно ухватила суть, ответив, что все это не должно нанести ущерб правам ее сына. Другими словами, брак нельзя было провозгласить недействительным, поскольку это означало бы сделать принца незаконнорожденным, однако если бы Рим согласился расторгнуть союз на других основаниях, Мария приняла бы это решение. Данный способ решения проблемы был чреват затруднениями, поэтому обсудили и более надежный план. Однако все участники понимали: поскольку Дарнли — король, его нельзя судить за измену, ведь он просто приводил в исполнение свои намерения. Возможно, он бы и согласился отправиться в более или менее вынужденную ссылку, но его непредсказуемость делала такой выход маловероятным. Затем Летингтон сказал, что есть и третье решение, о котором они все хорошо знали, однако не смели говорить. Летингтон просто сказал о «прочих средствах», на что Морей начал было возражать, но его убедили посмотреть на них «сквозь пальцы». Мария прекрасно знала, что имеется в виду, и произнесла лишь, что надеется: «ее честь не понесет ущерба». Королева знала, что «прочие средства» означают насилие и, скорее всего, убийство, однако просто попросила, чтобы ее не впутывали в это дело. Услышав от Марии эту слабую оговорку, Летингтон понял, что решение может быть претворено в жизнь. Он заверил Марию: «Позвольте нам управиться с этим делом, и ваша милость увидит лишь благие последствия, одобренные парламентом». Совет знал, что получил carte blanche на убийство короля, однако необходимо было удостовериться, что Мария не ведает ни о каких деталях заговора. Советники также знали, как хорошо королева умеет игнорировать все то, что ей неудобно. Летингтон, Босуэлл, Аргайл и Хантли вместе с сэром Джеймсом Бэлфуром, получившим юридическое образование, составили осторожно сформулированный документ, впоследствии подписанный и Мортоном, в котором давали клятву: «Он [Дарнли] должен быть устранен, и кто бы ни взял дело в свои руки, остальные обязываются защищать и поддерживать его, как если бы они сами это сделали». То было печально известное Крейгмилларское соглашение.

Впоследствии не подписавший соглашения Морей утверждал, что, хотя и присутствовал при его составлении, не давал своего явного согласия, а Хантли и Атолл твердо стояли на том, что Мария ничего не знала о деталях плана. Летингтон и остальные оберегали ее неведение, но она прекрасно знала, что скоро станет вдовой во второй раз. Существует правовая максима: Qui tacet consentit — «Тот, кто молчит, соглашается», а Мария, безусловно, хранила молчание.

В декабре все внимание Марии занимали приготовления к крестинам принца. Елизавета отправила в Шотландию графа Бедфорда в сопровождении сорока всадников. 25 ноября граф добрался до Донкастера; 3 декабря он находился в Берике, ожидая от Марии приглашения на аудиенцию. Он привез с собой украшенную эмалью золотую купель стоимостью в тысячу фунтов в качестве подарка Елизаветы младенцу, имя которого все еще оставляло место полету фантазии. Приглашение Бедфорду прибыло через два дня, поскольку церемонию отложили из-за опоздания дю Крока, теперь выступавшего в роли представителя герцога Савойского. Францию представлял граф де Бриенн. Честь встречать иностранных послов была доверена Босуэллу. Карл IX послал в подарок ожерелье из жемчужин и рубинов и великолепные серьги, а герцог Савойский подарил усыпанный драгоценностями веер стоимостью в четыре тысячи крон.

Крестины должны были стать для Марии прекрасным шансом продемонстрировать предполагаемое единство ее королевства, а также непрерывность рода Стюартов. Это также был последний всплеск того великолепия, которое она еще девочкой видела при дворе Генриха II. Мария распланировала церемонию с вдумчивостью Гизов, однако у нее не было их дохода, и крестины вынудили ее занять у эдинбургских купцов 12 тысяч шотландских фунтов, а потом — впервые за все царствование — ввести особый налог.