Николай Кротов - Путь Геракла : история банкира Виктора Геращенко, рассказанная им Николаю Кротову Страница 76

Поменяли то на это,

Так разэтак, раз уж так…

Во вторник, 21 сентября 1993 года Б.Н. Ельцин подписал Указ № 1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации» и обратился к гражданам России.

Когда указ был готов к подписанию, нас пригласили в правительство. Я по дороге на это мероприятие (оно проходило на Старой площади) встретил Рябова, Степашина и Починка. Узнав о том, что Ельцин готовит разгон народных депутатов, они решили прорваться к Ельцину и отговорить его от этой затеи. Однако даже руководитель Администрации президента Филатов их не принял.

Тем временем заседание, назначенное на 16:00, никак не начиналось, наконец пришел Черномырдин и предложил вместо него послушать выступление Ельцина, транслировавшееся в 17:00 по телевидению. Мы забились в небольшую комнату секретариата бывшего ЦК КПСС, где и узнали последние новости страны. Выступление дало много тем для обсуждения.

У меня было сложное положение: президент заявил о том, что Центробанк должен руководствоваться в своей деятельности только его указами и банковским законодательством. По закону же ЦБ подотчетен Верховному Совету, который избирает и отправляет в отставку председателя банка. Но в то же время я был и членом кабинета министров.

В тот же день президент подписал ряд кадровых указов. Одним из них он признал присвоение А.В. Руцким полномочий президента России незаконным и недействительным. Другим назначил меня председателем Центрального банка. Юридический смысл этого указа я не понимаю до сих пор. Даже когда парламент разогнали, его прежние постановления были действительными, так как Банк России был подотчетен ВС. Вот если бы срок моего переизбрания подошел, тогда другое дело.

22 сентября в среду в ЦБ на Неглинную улицу пришли уполномоченные люди из Верховного Совета и заявили, что хотят снять все деньги с нескольких своих счетов. О чем мне сразу же доложили. Всего набралось 600 млн рублей. Это были деньги ВС, и у меня не было никаких оснований отказать им забрать кредитовый остаток. Тем более что буквально за три дня до этого эти деньги были перечислены им из бюджета. В результате депутаты вовремя получили тогда все причитающиеся им средства.

И хотя позже министр Борис Федоров обвинил меня в финансировании мятежников, перевод денег Верховному Совету производился при соблюдении всех правил.

А дело было так. 23 сентября 1993 года я написал письмо и направил его премьер-министру B.C. Черномырдину.

В нем сообщалось, что 21 сентября на счета ВС РФ были перечислены бюджетные средства по разделу 200 бюджетной классификации «Народное образование, профессиональная подготовка кадров» в размере 18,768 млн рублей; по разделу 201 бюджетной классификации «Культура, искусство и средства массовой информации» — на сумму 91,273 млн рублей; по разделу 222 «Разные выплаты и прочие расходы» — на сумму 190,01 млн рублей. Об указе президента о роспуске ВС, озвученном вечером 21 сентября, Центробанк заранее не уведомили. На следующее утро, 22 сентября, деньги были зачислены на счета ВС[19].

В начале октября 1993 года я с пролетом через Японию отбыл в Китай. В Токио Внешторгбанк открывал представительство или филиал какого-то (уже не помню, какого) совместного предприятия с партнерами из Швейцарии и Германии.

Вечером мы с коллегами поужинали, я вернулся в гостиничный номер, включил телевизор и узнал, что в России происходят весьма непонятные события. Тогда же ночью мне позвонил Войлуков и рассказал, что его разыскали руководители Гознака и сказали, что к ним приехал первый замминистра финансов Андрей Вавилов на своем «жигуленке» (уже смешно!), в джинсах и белых тапочках с каким-то генералом и требует выдать ему миллиард рублей.

Те отказываются выполнить требования, мотивируя тем, что деньги заказаны Центральным банком и принадлежат ему. Не добившись ничего кавалерийской атакой, Вавилов стал искать меня и Войлукова. Меня не нашли, и Арнольд Васильевич спрашивал: «Что делать?» Я ответил, что если высокий чиновник привезет письмо, что они берут деньги с Гознака в счет внутриквартального лимита и обязуются в течение двух недель их погасить, то пусть берут.

После этого я взял обратный билет в Москву, отложив визит в Пекин, поскольку объяснять в Китае, что происходит в высших эшелонах российской власти, у меня желания не было.

Он улетел. Но обещал вернуться

18 сентября 1993 года, в субботу, Гайдар, став первым вице-премьером и министром экономики, вернулся в правительство. Он вскоре после этого позвал меня к себе на беседу. Я пришел в бывшее здание Госплана (там, где сейчас заседает Госдума), разговор был на общие темы, видимо, министр меня хотел прощупать. В конце встречи я попросил Гайдара: «Егор Тимурович, заберите от меня Игнатьева. Ну не получается у него с работой. На советах он всегда молчит, своего мнения у него нет. Сотрудники на него жалуются, так как он не хочет брать на себя никакой ответственности. Возьмите его в Минфин».

Действительно, через пару месяцев после этого разговора Игнатьев стал заместителем министра финансов. Однако Гайдар, видимо, после этого разговора затаил на меня личную обиду. Это выражалось, в частности, в том, что в 1994 году, став депутатом Думы, он отворачивал голову, когда я проходил мимо него. Я не выдержал и на одном из приемов подошел к нему и напрямую спросил: «Егор Тимурович, а что вы все отворачиваетесь, боитесь поздороваться, я что, вас чем-то персонально обидел?» Гайдар заюлил: «Да нет, что вы, это получилось случайно!» Здороваться после этого стал, тем не менее черная кошка между нами пробежала.

Игнатьев выступал не раз против решений правления. В частности, против проведения взаимозачета в 1992 году, но я не принимал организационных мер. Считал, что он имеет право высказывать свое мнение.

Дело в том, что Чубайс, Федоров[20], Гайдар всегда чувствовали, что я не свой. Мы были люди разных воззрений, и наши отношения не складывались. Мне все-таки был ближе Верховный Совет, которому мы формально подчинялись. Нормальные отношения с самого начала у меня сложились и с Черномырдиным. Еще когда он приходил в Госбанк весной 1990 года просить деньги для своей отрасли. Помню, я ничего ему не обещал и отослал в Промстройбанк, обивать пороги к Дубенецкому.

После прихода Гайдара мне пришлось иметь дело с дуэтом Федоров — Гайдар. Нестабильным, как показало время. У этих рыночников слишком сильны были личные амбиции. Оба считали себя отцами российских рыночных реформ, крупными знатоками экономики, хорошо разбирающимися к тому же и в государственных финансах, и мировых валютных рынках. Оба оправдывали свое присутствие в правительстве тем, что выбивали кредиты международных организаций. Им было даже трудно определиться, кто будет возглавлять переговоры с Центробанком и вести заседания кредитной комиссии Совмина: начинал все это делать когда-то премьер Гайдар, потом эстафету перехватил министр Федоров…