Пирлинг - Дмитрий Самозванец Страница 77

Вероятнее всего, что московские богословы совершенно не входили в эти тонкости; для них все то, что произошло в Кракове, сводилось к нулю. В их глазах истинным браком мог быть только тот, что совершен в Москве. Дмитрий, несомненно, стал на ту же точку зрения. Еще задолго до этого он заставил свое духовенство заняться данным казусом. Так как его признавали православным, а Марина была заведомой католичкой, был поставлен такой вопрос: «Может ли царь московский заключить брак с полькой-католичкой? Если же различие вероисповеданий недопустимо, то какое свидетельство своего православия должна будет дать невеста?» Такой вопрос не был праздным. В этой области среди русских людей царила полная анархия.

Казус подвергся серьезному обсуждению. Видимо, разногласие существовало только относительно того, каким образом Марина должна заявить о своем переходе в православие. Для всех было ясно, что она не может остаться католичкой. Наиболее фанатичные — епископ казанский Гермоген и коломенский Иосиф — требовали второго крещения. По их мнению, польская «девка» была просто-напросто язычницей, недостойной носить корону до тех пор, пока не будет очищена троекратным погружением в воду, согласно восточному обряду. Этот дикий взгляд был следствием византийских предрассудков. В то время как папы, верные традиции, признавали греческое крещение, в Константинополе не стеснялись отвергать крещение римское. Точка зрения русской церкви относительно этого еще не установилась. Только на соборе 1620 года необходимость второго крещения, позже отвергнутая, была подтверждена официально. Таким образом, не сходя с легальной почвы, Дмитрий мог занять вполне определенную позицию и бороться с противниками. Дело кончилось его победой, но опа стоила ему дорого. Летописи сохранили следы бурных прений; Гермоген был неожиданно выслан в свою казанскую епархию, и отец Николай сообщает 20 февраля 1606 года Стривери, что Дмитрий счастливо успокоил поднявшуюся бурю «духовных» по случаю царского брака. Виновные, прибавляет он, наказаны, но никто не предан казни.

Наряду с фанатиками, которых заставили замолчать, были и более умеренные иерархи. Эти готовы были удовольствоваться миропомазанием. Такой способ доказать свое православие имел то сомнительное преимущество, что способствовал обману. Дело в том, что коронация также требовала миропомазания. Таким образом, одна и та же церемония в глазах одних могла сойти за царское посвящение, в глазах других — за отречение от католичества. Нельзя утверждать, конечно, чтобы Дмитрий сознательно одобрил этот макиавеллистический план; но со всей основательностью можно предполагать, что заинтересованные стороны сумели оценить это совпадение. По крайней мере, и русские, и поляки по-своему объясняли помазание, данное Марине. Таким образом удалось избежать скандала.

Дмитрий, беспокоясь, удвоил предосторожности накануне свадьбы. Отрывок сложного и причудливого церемониала, дошедший до нас, весь проникнут духом такой предусмотрительности. Между прочим, он устанавливает причащение Марины из рук патриарха. Итак, никто не ожидал обмана. Наиболее скептически настроенные должны были сдаться перед очевидностью и уверовать в православие своей будущей царицы.

Марина Мнишек.

В ночь с 16 на 17 мая, при свете факелов, производивших почти траурное впечатление, Марина покинула монастырь и перешла в царский дворец, дабы вступить в распоряжение своими покоями. Брак и коронация были назначены на 8 мая, т. е. на четверг, накануне Николина дня. В этот день Москва превратилась в какое-то царство звона. С полночи размеренные удары колоколов возвестили жителям, что скоро они будут иметь царицу. Народ устремился на торжество, войска заняли Кремль, знатнейшие бояре и польские гости собрались во дворце. Здесь, согласно официальной программе, протопоп Федор должен был совершить помолвку царственной четы, уже обрученной в Кракове. Надо сказать, что поляки, хотя и присутствовали при этом, но ничего не подозревали; русские же и не думали подчеркивать значение происходящего. Мы знаем, что должно было совершиться, но нам неизвестно, что произошло в действительности. После этого обряда произнесены были соответственные речи в Грановитой палате. Затем все перешли в Успенский собор.

Обыкновенно закрытый для католиков, собор на этот раз широко распахнул перед ними свои двери. Процессия медленно текла, как река из золота. Никогда поляки и русские не братались таким образом. То было неслыханное на Руси дело. И те, и другие шли присутствовать на коронации женщины.

Марина, полька и католичка, дочь сенатора, а не короля, первая удостоилась чести, которой тщетно домогались Палеологи и Ягеллоны. Царь же, который возлагал на нее блестящую корону, некогда считался расстриженным монахом и самозванцем. Великое и вульгарное, возвышенное и смешное слились в этой церемонии. Снаружи все носило радостный вид, но тайное возмущение уже волновало сердца. Назревали зловещие планы.

Патриарх Игнатий, окруженный епископами и архимандритами, вышел навстречу процессии и принял ее у дверей собора. Дмитрий и Марина взошли на приготовленный для них помост. После этого приступили к коронации невесты. Обряд сопровождался благословениями, молитвами и церковными песнопениями. Патриарх помазал Марину священной миррой, возложил на ее голову корону и царские регалии на плечи. Дмитрий предоставил ему совершить все эти действия. Позже императоры присвоили себе право собственноручно возлагать корону на императриц. После коронования царь и царица, воссев на троне, прослушали обедню. В конце ее протопоп Федор дал им брачное благословение. Таково было заключение самборского романа.

Церемония не обошлась без замешательства. Русские были предупреждены относительно причастия Марины. Архидьякон и протодьякон должны были, согласно официальному церемониалу, публично пригласить царицу к алтарю: Дмитрий же должен был сопровождать ее. Однако папа заявил свое veto, и царь обещал Мнишеку не настаивать на причастии. Что было делать перед этой альтернативой? Вернее говоря, что было сделано, чья сторона одержала верх? Большинство историков чересчур торопливо разрешает этот вопрос. Впрочем, в настоящее время сомнений уже не может быть. Некий очевидец, долго молчавший, в конце концов бросил на чашу весов свое святительское слово. Архиепископ Арсений лично принимал участие в церемонии. От него не скрылась ни одна подробность, и вот, что он говорит в своих записках: «После венчания ни тот, ни другая (Дмитрий и Марина) не выразили желания причаститься святых тайн. Это смутило многих присутствующих, и не только патриарха и епископов, но и всех тех, кто видел и слышал это. Таково было первое и великое огорчение; таково было начало смуты и источник многих бедствий московского народа и всей Руси».[29]