Елена Макарова - Фридл Страница 78

Как работа, на что ты живешь? Мы получили квартиру. Я занята упаковкой вещей и переездом, потом уеду за город.

Павел во время отпуска работает в поле. Загорел, похудел и очень доволен. В начале следующей недели приезжает Отто, мне предстоит много готовить. Я поняла, что ты очень загружена работой; надеялась, что ты хоть теперь побываешь в моем загородном доме. В любом случае там есть лишнее спальное место, так что можешь приезжать. В следующий раз вышлю тебе маленький план нашей квартиры, чтобы ты увидела, где ты будешь жить. Огромное спасибо за все! Обнимаю много раз. Целую. С приветом. Вероника.

51. В дождь

Хильда, как всегда, подоспела вовремя. Срок сдачи домашних животных заканчивается через три дня. Хильда надеется, что сможет довезти Юленьку до Маргит. Но уж точно не до Гамбурга, куда она недавно перебралась. Во Франкфурте у нее были приличные соседи, могли бы, если что, присмотреть за Юленькой, в Гамбурге – нет. План нашей квартиры Хильда получить не успела, но я сводила ее полюбоваться на наш чердак. Чтобы знала, где найти нас в случае, если мы тут задержимся.

Моя самая любимая!

Меня все больше одолевают опасения по поводу наших отношений. Для того чтобы не усложнять их, я хотела бы высказать два пожелания: 1. Не давай нам денег, мы в этом не так нуждаемся. Опасно привыкнуть к помощи и принимать ее как должное, такие вещи, увы, происходят незаметно. Говорю о себе, к Павлу это не относится, не только потому, что в этой истории его хата с краю, просто он не такой, как я. Нужда лишает это рассуждение смысла; однако и без нужды это причиняет мне ужасное беспокойство. 2. Если я что-то для тебя значу, веди себя хорошо: заставь себя рано ложиться спать (не пораньше, а именно рано), ты расточаешь все свои силы на нас и не думаешь о себе, это меня пугает. Почему ты так безжалостна к себе? В книге «Врач и больной» есть описание того, как врач должен помогать самому себе.

Сегодня идет дождь, и я жду письма от тебя. Как всегда, пребывание Ланге затмило все вопросы, которые я хотела задать. Мы еще будем черпать силы из этого источника! Только бы он не иссякал! Пожалуйста, когда сможешь, ответь на мои старые письма. Я бы хотела получить фото Юленьки. Многовато всего было, однако тоска не унимается. Множество поцелуев. Ф.

52. Летние мысли

Близится сорок четвертый июль моей жизни. Я люблю лето, тепло, высокие травы, полевые цветы, сладкий запах кашки и клевера, невозможно перечислить все, что я люблю. В июле любовь атакует меня со всех сторон – то голубой змейкой реки, петляющей по крошечной деревеньке с красными крышами в зеленях, то высокими мальвами у белого плетня – глаза, привыкшие рыскать по Гронову, отдыхают здесь на каждой травинке, на каждой зазубринке ребристой коры. Природа вызывает во мне приступ лихорадочного возбуждения, руки дрожат, когда я прикасаюсь к тюбикам с красками, купленными, кстати, на Хильдины деньги.

Последнее лето свободы пало на Ждарки. Главное, тут не надо носить звезду, некому ее предъявлять, разве что надутым индюкам да козам на лугу! Хутор Книтла стоит на вершине горы один-одинешенек, склоны покрыты лесами, и, нарисовавшись, я хожу за ягодами да по грибы. Если нам дан один день… Землянику в банку, грибы в корзинку, чего еще тут желать.

В дождливые дни в поле делать нечего, и мы с Павлом, распивая чаи, читаем по-чешски «Бабушку» Божены Немцовой, чувствительный роман о тяжкой женской доле. За годы совместной жизни скорее Павел продвинулся в немецком, нежели я в чешском. Эльза написала Лауре: «учи Фридл чешскому» – значит, для Терезина это важно. Мне уже удается прочесть полстраницы «Бабушки» без единой запинки.

Я потеряла 8 лет в смысле языка, но кое-что все-таки приобрела. В последнее время, которое для меня как подарок, я особенно рада тому, что могу говорить по-чешски, и надеюсь занять свое место.

Еще я решила сделать Павлу сюрприз – сварить варенье. Вывалила землянику в кастрюлю, поставила на плитку и побежала к госпоже Книтл узнавать, сколько сахару нужно на литровую банку, она сказала – кило. Вернулась, а сахара у нас с гулькин нос. Сюрприз не удался.

Моя любимая!

Я прочитала еще раз книгу «Врач и больной» для того, чтобы проверить себя. В конце концов, пора переходить от сомнений к выводам. Ты для меня ни в коей мере не являешься представителем другой стороны, не знаю, почему ты сделала такое заключение. Напротив, по склонности к самопожертвованию и отсутствию упрямства ты единственная в своем роде.

Я повторяю то, что писала тебе раньше: впитывание предыдущих открытий, появление новых идей и выработка нового «словаря действительности» является естественным результатом смены поколений.

Все, что есть в Новом Завете, можно найти в Ветхом. Это одновременно правда и ложь.

Не обижайся на мои рассуждения. Я с вами, насколько это возможно в теперешних проклятых обстоятельствах. До середины июля Ланге могла бы приехать без затруднений. Целую. Ф.

Моя любимая! Как всегда, следует дополнение. Письмо, написанное давно и отосланное Маргит, такое же разбросанное, как письмо к тебе, но Павел их уже отправил.

Теперь время не для уточнений (что я всегда охотно делаю), а для обобщений, и друзьям должно быть ясно, что лучшего ждать не приходится. Я должна переписать часть книги «Врач и больной», чтобы выбрать оттуда то, что приносит мне успокоение.

Как говорилось когда-то, там, где вы чувствуете себя как дома, там ваше место, там исследуйте, обдумывайте, обучайте. «Дома» не нужно искать какой-то новый язык, здесь все узнаваемо – и слабости, и неприятности, все, что утаивается от чужих.

В тот момент, когда я снова пришла в себя, у меня было такое чувство, что я на своем месте, что я себя понимаю как никогда раньше. «Не следует ни клясться, ни проклинать» – все эти заповеди нашли подтверждение во мне; в точности так же, как было со мной, ребенком, и моим отцом, когда я сказала: таким наше поколение никогда не будет! Теперь-то я понимаю, что поколение моего отца вовсе не было таким жестоким, как мне казалось в детстве. Я просто безумно боялась жестокости, и преднамеренная злость производила на меня несокрушимое впечатление. Точно так же обстоят дела с речью, которая для меня трудна, – я так и не изучила язык (теперь, когда уже поздно, я пытаюсь это исправить).

Между тем благодаря тебе, благодаря доверию, любви и интересу, которые ты во мне пробудила, я приобрела способность говорить, снова научилась владеть языком. Но и благодаря Диве, которая учила меня, и благодаря 6-летнему замужеству, в котором я иногда говорила, иногда молчала, пока не убедилась в том, что это безобразие.

Последние три года дали возможность свободно поразмыслить о многом, что мне очень помогло. Вспомни об этом при случае.

53. Раритеты

Отец с Шарлоттой в Терезине. Отто сказал, что сейчас туда депортируют стариков из Германии и Австрии. Их бригада раз в месяц загружает товарный вагон, который прицепляют к составу. Еврейская община переправляет в Терезин медицинское оборудование и медикаменты – значит, там много больных. Во время погрузки можно положить туда кое-что для своих, на станции Богушовице вагон разгружают наши ребята, все, что найдут, передадут по назначению.

Но это еще не все новости. В Клаусовой синагоге создают центральный еврейский музей, зачем он понадобился нацистам, никто не знает, но Отто с бригадой перетаскивают туда раритеты. Списки составлены какими-то крупными специалистами по иудаике, там и предметы культа, и посуда, и ковры… Людей депортируют, а их вещи выставляют в музее. Кто будет его посещать?

Новая вещность. Именно к этому течению меня впоследствии припишут. Действительно, с вещами творится что-то невероятное. Их отдирают от стен, выносят, как гробы, из дверных проемов, перетаскивают из квартиры в квартиру, перевозят из дома в дом, сдают на сборные пункты, складируют в синагогах, выставляют в музее. Они потеряли почву, потеряли хозяев. Совершенно никчемные вещи кончают жизнь на фабриках по переработке вторсырья. Разумеется, после предварительной сортировки. Они возвращаются туда, откуда взялись, – железо к железу, дерево к дереву, стекло к стеклу…

Говорят, в роскошные или во вполне приличные еврейские квартиры селят офицеров с женами и детьми, и из таких квартир мебель не вывозят. Только предметы еврейского культа, если таковые имелись. Иногда и это оставляют, ведь не всякий немецкий офицер знает, что серебряные кубки предназначены для «ритуальных возлияний», а в маленькой металлической палочке на притолоке двери спрятан миниатюрный свиток торы.

Из вещей моего детства в памяти остался один целлулоидный пупс, которого я в попытке оживить уродовала как могла. Из-за пупса мы и познакомились с Шарлоттой. Сначала ей понравился пупс, потом мой отец. Они поженились, а вот куда девался пупс?