Татьяна Тарасова - Четыре времени года Страница 8

Он — патриот, и для него каждый международный матч превращается в ситуацию, похожую на военную. В бой! Не знаю, правильно это или нет, у меня несколько другие методы, но для него это органично. Он так убедителен во всем, что делает, что когда он с тобой разговаривает, понимаешь — по-другому нельзя. У отца огромная сила убеждения. И на собраниях, определяющих предъигровой настрой, спортсмены ему верили.

Когда отец оставил хоккей, то взялся тренировать футбольную команду ЦСКА. Дома он уверял, что ему это по силам. Но заниматься с футболистами он уже не мог. Отец не в состоянии был бегать, ноги не выдерживали его массы. Так успевать, как он успевал на коньках в коробке 30 на 60 метров (он всегда на тренировках стоял на коньках), на 110-метровом поле не получалось. А один из важнейших законов тренировки: не только идти вровень со спортсменами, но и быть чуть впереди них. «Впереди» у отца уже не получалось.

Что бы там ни было, но те недолгие тренировки, когда отец работал футбольным тренером, собирали уйму народа, даже хоккеисты на них прибегали, потому что уроки отца всегда необыкновенно интересны.

Свою хоккейную систему он оттачивал, доводил и шлифовал десятилетиями. Это глубоко продуманная и отработанная система. И, мне кажется, здесь правомочно сравнение: если театр живет системой Станиславского, то хоккей — системой Тарасова.

Он и в футболе мог бы многое сделать, впрочем, как и в любом деле, за которое брался, если бы не больная нога, если бы смог лет десять проработать тренером. Я уверена, что и в футболе, где есть свои законы, родилась бы система Тарасова.

Хотя отец в наши детские годы был одной из самых популярных фигур в стране, на нас с сестрой Галей это никак не отражалось. Мы занимались своими делами и помощи от него никакой не ожидали. Я стремилась достичь первых мест в спорте, но мне это не удалось. Правда, золото на Всемирной универсиаде и медали на чемпионате Советского Союза я выигрывала, но большой популярности как спортсменка не приобрела. Когда начала работать тренером, может быть, звание «дочка Тарасова» на первом этапе помогло, но признания добивалась сама. В нашем деле и не может быть иначе. По знакомству или по наследству хорошим тренером не станешь. Теперь уже многие из болельщиков и не знают, что я дочь «того самого хоккейного» тренера.

У нас в доме не обращают внимание на то, кто в каких наградах и орденах. Вчерашний день не помним. «Тебя вечером носили на руках, — говорил отец, — а ночью ты должна написать план завтрашней тренировки». Вперед и снова вперед — это должно быть тренерским девизом. Каждый раз надо самоутверждаться. И каждый раз надо доказывать, что успех не случаен.

Наш отец — легендарная личность. Для нас он лучший тренер всех времен. Он относится к тем людям, у которых вся жизнь отдана любимому делу. Его жизнь — это спорт. Отец стал тренером, наверно, с детства, профессия была заложена в нем, я же помню времена, когда он еще играл. У него в те годы была сильно травмирована нога, и, как мне кажется, он тогда очень долго проходил на костылях. Причем не ходил, а прыгал на здоровой ноге.

Я помню, совсем маленькой меня мама брала с собой на стадион «Динамо» показать отца в игре. «Таня, Таня, смотри — вон папа!» А он был самый худой, с длинной шеей. Они играли тогда в велосипедных шлемах, и из-под шлема у отца выбивался светлый чуб. Он был светловолос и кудряв — разве в это можно сейчас поверить? Был азартен на площадке и в жизни. У него настроение менялось в секунду, но как! Отец — вожак. Самый настоящий. За ним, увлеченные им, шли игроки.

Отец все время писал. Я не помню его без блокнота, без огромного количества записок на столе. Нас в двухкомнатной квартире по нынешним временам поселилось много — папа с мамой, бабушка и мы с сестрой Галей, она старше меня на шесть лет. В комнате родителей всегда стоял письменный стол. Стол состарился, и когда пришло время покупать новый, в доме это стало чрезвычайным событием. Отец долго искал себе такой стол, который бы он полюбил сразу и за которым ему бы нравилось сидеть. Выбирал долго, измучил нас всех своими переживаниями, но, наконец, все же купил. Каждый день с пяти утра отец пишет. Он до сих пор не отдал мне свою картотеку упражнений, которые придумывает и по сей день. Он считает, что я еще мало что сделала в жизни, другими словами, не заслужила еще этой картотеки. У него в ней — тысячи упражнений на разные группы мышц. Это труд не профессора — академика в спорте. Отец не начинал дня, пока не придумывал десяти новых упражнений. Ежедневно.

Любопытны были занятия отца тактикой хоккея.

Я помню, он сперва рисовал хоккеистов, потом вырезал их из картона. Тогда еще не было железных коробок, где фигурки двигаются на магнитах, и он приделывал к своим картонным человечкам кружочки-опоры. И колдовал над своим ящиком часами. Все время придумывал, придумывал, придумывал... Писал, писал, писал.

Нас, дочерей, он очень любил, но относился крайне сурово. Отец не понимал, как это я могу не вставать в половине седьмого на зарядку, ведь я в отличие от Галки занимаюсь спортом. Он выгонял меня на улицу, на мороз — мать смотрела на это абсолютно спокойно,— и с балкона следил, чтобы я не валяла дурака, а серьезно разминалась. И если я делала зарядку плохо, он выгонял меня снова. Вначале я ревела, потом началась школа, и я опаздывала на занятия, но отец был неумолим.

Отец научил меня работать. Он внушил мне, что любое дело, которым ты занимаешься, должно быть главным в жизни. И думать о нем надо все время. Я увлеклась спортом. Он не говорил общих слов, как это полезно и хорошо, он учил: «Когда ты ходишь по улице, надо не просто ходить, а немножечко на пальцах пружинить, как бы подскакивать — у тебя должен быть сильный голеностоп, заодно и походка будет легкая». Не разрешал ездить на лифте. Такой огромный и толстый, он в то же время очень легкий в движениях и до сих пор спускается по лестнице только бегом. Я смотрю, как же легко он передвигается по дачному участку, опускаясь к цветам, к земле, что-то быстро делает — сажает, пропалывает — затем быстро перемещается к соседней грядке и вновь припадает к ней, на одно колено, по-хоккейному, очень смешно.

Когда мы один раз поехали вместе с родителями отдыхать, наш папочка устраивал с детьми такие игры, после которых мы с трудом доползали до палатки. Отец на берегу моря поставил палатки, хотя мог взять путевку в любой дом отдыха, но он не хотел с детьми приезжать на готовое.

Мало того, что он работал тренером, а это занятие даже одного из членов семьи оборачивается беспокойной жизнью для всех остальных, отец постоянно стремился помочь людям, и наш дом всегда был полон его друзьями, спортсменами, наконец, просто его заботами.