Александр Клинге - 10 мифов о Гитлере Страница 8

После смерти матери молодого рисовальщика не держало дома решительно ничто. Девушки у него не было, а за младшей сестрой присматривал опекун – сам бургомистр Линца, давний приятель отца Адольфа. Поэтому он вновь отправился в Вену. Только уже с другой целью. «Ко мне вернулась прежняя решимость, и я теперь окончательно знал свою цель, – вспоминал он. – Я решил теперь стать архитектором. Все препятствия надо сломать, о капитуляции перед ними не может быть и речи».

Рассказывая о своей жизни в столице Австро-Венгрии, Гитлер впоследствии здорово сгущал краски, живописуя свое бедственное положение и отсутствие средств. «Еще и теперь этот город вызывает во мне только тяжелые воспоминания, – повествует он на страницах «Майн кампф». – Вена – в этом слове для меня слилось 5 лет тяжелого горя и лишений. 5 лет, в течение которых я сначала добывал себе кусок хлеба как чернорабочий, потом как мелкий чертежник, я прожил буквально впроголодь и никогда в ту пору не помню себя сытым. Голод был моим самым верным спутником, который никогда не оставлял меня и честно делил со мной все мое время. В покупке каждой книги участвовал тот же мой верный спутник – голод; каждое посещение оперы приводило к тому, что этот же верный товарищ мой оставался у меня на долгое время. Словом, с этим безжалостным спутником я должен был вести борьбу изо дня в день. И все же в этот период своей жизни я учился более, чем когда бы то ни было. Кроме моей работы по архитектуре, кроме редких посещений оперы, которые я мог себе позволить лишь за счет скудного обеда, у меня была только одна радость, это – книги. Я читал тогда бесконечно много и читал основательно. Все свободное время, которое оставалось у меня от работы, целиком уходило на эти занятия. В течение нескольких лет я создал себе известный запас знаний, которыми питаюсь и поныне».

Все это звучит очень красиво и жалобно, однако будущий фюрер не был так уж нищ, как описывает. Ежемесячный доход Адольфа – складывавшийся, в основном, из «сиротской пенсии» и процентов на скопленный отцом капитал – составлял от 80 до 120 крон. Для сравнения: школьный учитель в Вене получал в первые 5 лет преподавания 66 крон, почтовый служащий – 60, а юрист с опытом около года – 70. При этом для того, чтобы каждый день обедать в среднем венском ресторане, в то время требовалось около 25 крон в месяц. Так что Адольф был отнюдь не так нищ, как ему хотелось впоследствии, в разгар экономических трудностей послевоенной Германии, показать соратникам. 10 крон из его доходов уходили на наем комнаты, а остальными он мог распоряжаться по своему усмотрению. В том числе и позволить себе определенные излишества.

К тому же вскоре Адольфу удалось найти себе работу «по профилю»: «В 1909–1910 гг. мое личное положение несколько изменилось. В это время я стал работать как чертежник и акварелист. Как ни плохо это было в отношении заработка – это было все же недурно с точки зрения избранной мною профессии. Теперь я уже не возвращался вечером домой смертельно усталый и неспособный даже взять в руки книгу. Моя теперешняя работа шла параллельно с моей будущей профессией. Теперь я был в известном смысле сам господином своего времени и мог распределять его лучше, чем раньше. Я рисовал для заработка и учился для души».

В своих воспоминаниях Гитлер несколько приукрашивает действительность. Дело в том, что материальное положение его тем временем ухудшилось – финансовые резервы подошли к концу. В начале 1910 года он попадает в ночлежный дом, где знакомится с Райнхольдом Ханишем. Именно Ханиш становится своеобразным «агентом» Гитлера, благодаря которому последний пишет львиную долю своих работ.

Роли были поделены строго: Гитлер рисует, Ханиш продает. Недорогие, но довольно качественные акварели, которые Ханиш предлагал посетителям венских кафе, расходились достаточно бойко. Проблем со сбытом практически не было, зато имелись существенные проблемы с «производством»: Гитлер не любил долгую и напряженную работу и, нарисовав серию картин, старался подольше отдыхать.

Это было тем более неприятно, что вскоре Ханиш смог найти постоянных и весьма перспективных клиентов – торговцев рамами. В начале ХХ века при продаже рамы в нее обычно вставляли дешевую картину – в качестве своеобразного «бонуса» и для того, чтобы покупатель мог понять, насколько хорошо будет в принципе смотреться художественное произведение в этой раме (примерно то же самое делают сегодня производители рамок для фотографий). Появление оптовых заказчиков позволило Гитлеру вновь встать на ноги в материальном плане. Его месячный доход возрастает до 50–60 крон. Вскоре молодой художник начинает заниматься и рекламными плакатами – впоследствии реклама присыпки от пота «Тедди» станет известным поводом для насмешек над ее создателем.

Успех кружит Адольфу голову, заставляя вновь считать себя великим художником. Он требует от Ханиша продавать картины по более высокой цене. Дружба постепенно охладевает. В конце концов Гитлер решает отказаться от услуг «агента», что едва не оборачивается для него настоящей катастрофой: вести переговоры с покупателем оказалось делом совсем не простым.

Весной 1911 года юный Адольф обнаружил в себе еще одно дарование, благодаря которому его чуть не взяли на работу тенором в хор Венского театра. И только необходимость самому покупать себе довольно дорогие костюмы спасла фюрера от музыкальной карьеры.

В общем, венский период был для Гитлера, судя по всему, довольно тяжелым, однако очень продуктивным: он рисовал, оттачивая мастерство, пробуя темперу, акварель, масло, классический карандашный рисунок. На первых порах достаток позволял заниматься любимым делом, которое затем становится источником дохода, а свободного времени хватало на все.

В это же примерно время складываются взгляды Гитлера на архитектуру. Одним из его прожектов, занимавшим значительную часть его свободного времени, стала разработка плана переустройства Линца. Сосед Гитлера по комнате Кубичек вспоминает, что это превратилось для Адольфа в идею фикс. «Он настолько запутал меня, что я часто не мог отличить, говорит ли он о реальном доме, или речь идет о здании, которое должно быть построено. Для него же это не имело никакого значения». Гитлер, буквально не останавливаясь, заваливая бумагами и чертежами все горизонтальные поверхности в комнате, рисовал здания, здания, здания. Все как одно – в неоклассическом стиле – гигантские, циклопические сооружения с колоннадами и портиками. «Почему всегда самое большое? – объяснял он свое пристрастие к титаническим формам. – Я делаю это затем, чтобы вернуть каждому отдельному немцу чувство собственного достоинства». На этом пристрастии к циклопизму он спустя годы сойдется с архитектором Альбертом Шпеером. Еще позже, уже в Ставке в Вольфшанце, он говорил соратникам по партии еще и о том, что циклопические строения должны оставить, в случае, если Германия падет, достойную память для потомков – соответствующего размера руины, будящие воображение и заставляющие восхищаться величием предков.