Диктатор, который умер дважды: Невероятная история Антониу Салазара - Марко Феррари Страница 8

Гонсалвиш Феррейра Рапазоте получил от Марселу Каэтану поручение разыгрывать фарс у постели диктатора: тот верил, что по-прежнему находится у власти. В феврале Рапазоте дважды ездил в Сан-Бенту, чтобы доложить Салазару о политической и военной ситуации в метрополии и колониях, обострившейся прежде всего из-за войны в Анголе. После первой встречи доктор Коэлью поинтересовался у Рапазоте: «Неужели правительству безразлично, что у Салазара прекрасно восстановилось не только физическое состояние, но и умственные и психические функции? Мы что, живем в стране сумасшедших?» Рапазоте ушел, ничего не ответив. А что он мог сказать? Что Салазар стал жертвой цензуры, которую сам же и ввел? В беседе с диктатором – теперь уже бывшим – Коэлью спросил, не устал ли тот от таких долгих переговоров с министром внутренних дел. Салазар ответил: «Я не устаю, я могу в течение часа, двух, трех обсуждать какую-нибудь проблему с министрами. Но если они не делают выводов из этих бесед, я теряю свое время, а они – свое».

По такому же сценарию прошел и визит президента Америку Томаша. Салазар недоумевал, почему президент так упорно мусолит это несчастное кровоизлияние в мозг вместо того, чтобы обсудить множество важных нерешенных проблем – от колониальной войны до вопросов корпораций (с которыми, разумеется, необходимо разобраться как можно скорее для оживления экономики), от протестов молодежи до вымирания сельской местности из-за растущей эмиграции. Великий фарс ограничивался внешними аспектами. Вникая в детали отдельных вопросов, старый политик, возможно, почувствовал бы что-то неладное.

С тех пор Салазар ежедневно принимал двух–трех визитеров – как правило, под конец дня. Это были министры, губернаторы, друзья, доверенные лица, руководители ПИДЕ и корпораций. На всех этих людей распространялся приказ нового председателя Совета министров (он же бывший президент Республики): притворяться, что Салазар все еще руководит Португалией и колониями. Чтобы сделать спектакль более правдоподобным, собеседникам часто приходилось говорить гадости о Марселу Каэтану или Америку Томаше, чтобы польстить самолюбию бывшего диктатора. Одним из первых к нему приехал его друг Жоржи Перейра Жардин: он долго делал политическую карьеру, а затем переключился на африканскую промышленность. В 1952 году предприниматель Раул Абекашиш попросил его стать управляющим фабрикой Lusalite в мозамбикском городе Дондо. Там Жардин близко подружился с Яном Смитом, премьер-министром Родезии (ныне Зимбабве), и Хастингсом Камузу Бандой, президентом Малави. Салазар поручил Жардину найти дипломатический способ разрешения запутанной ситуации в португальской колонии, и тот разработал так называемый Лусакский план[9], а также наладил контакты с некоторыми функционерами ФРЕЛИМО – Фронта освобождения Мозамбика. Поэтому спецпредставитель Салазара, несмотря на меняющуюся политическую ситуацию в Лиссабоне, мог отчитываться только перед тем, кто поручил ему вести переговоры. Когда стало известно о встрече Салазара с Жардином в Сан-Бенту, в высших эшелонах португальской власти началась паника.

Когда Салазар почувствовал, что готов вернуться к своей привычке читать газеты, это создало проблемы для его ближайшего окружения – доны Марии, невозмутимого телохранителя Агоштинью Барбиери Кардозу, крестницы диктатора Марии да Консейсан де Мелу Риты, пользовавшейся его доверием, секретарей Антониу да Силвы Телеша и Анселму Кошты Фрейташа. С юности Салазар особенно любил газету Diário de Notícias, которая в его правление была превращена не только в своего рода рупор правительства – но и в голос португальской интеллигенции с громкими именами (в их числе были и представители оппозиции), такими как Жуан Жозе Кокофел, Луиш Франсишку Ребеллу и Эдуарду Лоуренсу. Директор газеты Аугушту де Каштру Сампайю Корте-Реал и бывший диктатор шли по жизни, руководствуясь одними и теми же принципами, хотя Корте-Реал, родившийся в 1883 году, приобрел важный жизненный опыт еще до появления Нового государства.

Аугушту де Каштру, родившийся в Порту, тоже учился в Коимбрском университете на юридическом факультете и стал известным адвокатом, журналистом, дипломатом и драматургом. Одним словом, это был человек, который добивался успеха во всем, к чему бы ни приложил свои способности. Умеренный республиканец и ситуационист по убеждениям, Аугушту сначала, с 1919 по 1924 год, был редактором газеты Diário de Notícias, а затем переключился на дипломатическую карьеру, которую он воспринимал как своего рода изгнание, хотя и занимал высокие посты (возглавлял португальское посольство в Лондоне в 1924 году, в Ватикане с 1924 по 1929 год, в Брюсселе с 1929-го по 1931-й и с 1935-го по 1938-й, в фашистском Риме начала 1930-х годов, а затем, после Второй мировой войны, – в Париже). Он очень хорошо разбирался в отношениях между Муссолини, которым он восхищался, и де Голлем, с которым он не очень ладил, между британским двором и папским престолом, между американскими спецслужбами и разработчиками плана Маршалла, в составлении которого участвовал и он сам в качестве представителя Португалии. Во время войны де Каштру поддерживал связи с Берлином через барона Вернера фон Райнбабена, сотрудника немецкого Красного Креста, который посетил Лиссабон в мае 1941 года. Тогда барон подтвердил де Каштру, что Гитлер восхищается салазаровским порядком и признает европейский плюрализм.

Поверив в Новое государство, де Каштру снова возглавил любимое периодическое издание диктатора (собственно, сам Салазар и поставил его на эту должность) и, не падая духом, руководил лиссабонской газетой в течение 30 лет – с перерывом на два года в Париже. Он также был назначен генеральным комиссаром Выставки португальского мира 1940 года – парада достижений Лузитанской земли и демонстрации ее мирового влияния. Кроме того, де Каштру был депутатом, членом совета директоров Компании газа и электричества, Ангольской компании по сельскому хозяйству, Бразильской академии литературы и искусства, Международной академии португальской культуры, а также занимал много других должностей. Он добился большого успеха как театральный деятель, поставив несколько пьес, которые он писал с юности и вплоть до 1950-х годов.

Де Каштру был настолько близким другом диктатора (он посещал премьер-министра раз в неделю, чтобы совместно с ним проанализировать политическую ситуацию), что в Лиссабоне его считали «глазами и ушами Салазара». Лишь однажды он позволил себе нарушить волю верховного лидера, когда после смерти президента Кармоны в 1951 году вознамерился начать кампанию за то, чтобы его друг занял и этот пост, но был немедленно остановлен как цензурой, так и предостережением самого председателя Совета, который по-прежнему намеревался сохранить единую партию – Национальный союз. Взгляд де Каштру – тревожный, сквозь монокль, а позже сквозь круглые очки – мог парализовать собеседника. Прежде чем начать говорить, он закручивал свои усы на американский манер, а объясняя размахивал руками. Салазар к нему прислушивался – больше, чем к кому бы то ни было еще из португальской элиты; он выиграл в конкуренции с другими журналистами, также очень близкими к Салазару, – это были Раул Регу из República и Норберту Лопеш из респектабельного издания Diário de Lisboa. Де Каштру всегда был сильно занят и не слишком вмешивался в жизнь газеты, которую считал своей игрушкой. Зачастую он приходил в редакцию в четыре утра (скажем, после ночи, проведенной за прослушиванием фаду или в ночном клубе в Байрру-Алту), чтобы посмотреть макет газеты, которую он десятилетиями отправлял в печать без лишней суеты, но и без больших задержек.

Узнав о выздоровлении своего друга, Аугушту де Каштру ни секунды не сомневался в решении главы государства, которому не хватало смелости сказать Салазару правду. Необходимо было продолжать притворяться: в конце концов Салазар был нацией, душой Португалии, символом империи – империи, которая еще держалась. Да и кто из окружения диктатора не был ему чем-нибудь обязан? Глядя в глаза собеседникам, редактор понял, что все они по-прежнему зависят от Салазара.

Однажды утром де Каштру пришел в свой кабинет, как это было ни удивительно (потому что от привычки являться на работу рано он давно отказался). Служащие, которые, постучавшись в дверь, заходили в кабинет главного редактора, обнаруживали, что тот сидит со взглядом, устремленным в никуда, и трет большую родинку на правой щеке, на уровне уха. Выйдя из оцепенения, де Каштру спросил,