Марсель Эдрих - Загадочная Коко Шанель Страница 8

Коко рассказывала:

«Отец был очень молод. Я не знаю, кем он был. (Не негоциант из Безье, перепродававший вино, как она только что утверждала? Или из Нима, как родители Реверди?) Плохо помнишь себя в шесть лет. Есть отец, которого любишь и думаешь, что он очень хороший».

И добавляла:

«Он не был очень хорошим, вот и все…»

Она говорила:

«Отец до смерти боялся, что меня будут называть Габи (принятое уменьшительное от Габриэлль). Он называл меня «маленькая Коко»[33]. Ему не нравилось имя Габриэлль — не он его выбрал; вскоре «маленькая» исчезло, и я стала просто Коко. Это смешно, я бы очень хотела избавиться от этого имени, но мне так это никогда и не удается».

Вот, значит, как Габриэлль превратилась в Коко. Такова официальная версия, провозглашенная самой Мадемуазель Шанель. Она вспоминала, как страдала, когда тетки, приютившие ее, шестилетнюю, после смерти матери называли ее Габриэлль.

Она рассказывала:

«Я была нелегким ребенком. Войдя в комнату, где находились тети, я с шумом захлопнула за собой дверь ногой.

— Габриэлль, — сказала одна из них, — ты сейчас выйдешь и снова войдешь, вежливо, прилично, не хлопая дверью.

Я послушно вышла, потом вошла, но не могла закрыть дверь и разрыдалась.

— Почему ты так плачешь, Габриэлль? — спросила тетя.

Она не понимала моего горя:

— Тебя ведь не сильно бранили.

Тогда я ответила:

— Я плачу не потому, что вы меня бранили, тетя, а потому, что здесь меня называют Габриэлль. Дома меня звали Коко».

Она говорила:

— Я бы рассмеялась, если бы до войны мне сказали, что меня будут называть Коко Шанель. У Мадемуазель Шанель четыре тысячи работниц, и ее любил самый богатый человек Англии. Теперь я Коко Шанель! Коко! Ведь это не мое настоящее имя. Друзья могут называть меня так. Меня останавливают на улице: «Вы действительно Коко Шанель?» Когда я даю автографы, то подписываюсь — Коко Шанель. На прошлой неделе в поезде из Лозанны весь вагон подходил за автографами. У меня в Доме, само собой разумеется, меня называют Мадемуазель. Недоставало только, чтобы там меня называли Коко. Она была немало горда тем, что ее назвали Коко на улице в Амьене, когда она ехала в Голландию к своей подруге Мэгги ван Зюйлен. Это было после Суэцкого кризиса[34], когда возникли затруднения с продовольствием, вызвавшие социальный взрыв. Бастующие остановили ее «кадиллак». Один из них был настроен агрессивно:

— У тебя-то, небось, есть картошка?

Какая-то женщина призвала его к порядку:

— Оставь ее в покое. Ты что, не узнал ее? Это Коко Шанель! Она-то свои деньги заработала сама.

Она мне рассказала о женитьбе своих родителей:

«У матери был брат, и этот жалкий парень, у которого не было никого, кроме сестры, отдал ее моему отцу. Они подружились на военной службе. Он сказал отцу:

— У меня очаровательная сестра, думаю, она тебе понравится.

Отслужив, отец, очень веселый человек, отправился посмотреть на девушку. Он возвращался домой пешком, проделав часть дороги вместе с приятелем, который привел его к себе. И там он женился на сестре своего друга и, естественно, разорил ее. Я узнала все это, подслушивая под дверью».

Ее отец проходил военную службу в районе Лиона. Чтобы добраться до Юга, он мог воспользоваться железной дорогой. Но где там! Два приятеля на большой дороге — как это напоминает участников Тур де Франс[35]. Как они были одеты?

В обмундирование Республики, наполнившей их бидоны грубым красным вином. Солидная закуска в солдатском мешке: хлеб и сардины. По правде сказать, чтобы попасть в Ним через Овернь, надо было сделать не такой уж большой крюк. Возможно, стоит лето. Приятели спят под открытым небом. Помогают крестьянам убрать урожай до дождя. Им дают миску превосходного супа. Куда лучше солдатской бурды. Жизнь прекрасна. «А когда ты увидишь мою сестру!..» Глаза отца Коко блестят от удовольствия — мой друг станет моим братом! Так рассказывала Коко.

Однако на правом берегу Роны от Лиона до Нима существовала железная дорога, эксплуатируемая компанией «Париж — Лион — Медитеране». И армия обеспечивала бесплатный проезд демобилизованным солдатам.

Как и надеялся овернец, брак состоялся. Он умел понравиться, этот Шанель, экспансивный, веселый, как истинный южанин, парень. Его смех взрывал сумеречный мир, в котором чахла мать Шанель. Бедная Жанн. Она умерла от туберкулеза.

Коко говорила:

«Мне было шесть лет. Приехали тетки, троюродные сестры матери. В провинции всегда, когда кто-нибудь умирает, съезжается вся родня. Ведь это событие. Приходят, чтобы узнать, что произошло. Всё обсудили. Я поняла, что была заключена сделка. В один прекрасный день меня отправили в самую глубину Оверни. Тетки были порядочные женщины, но они не знали, что такое нежность. Меня не любили в этом доме. Никогда не ласкали. Дети страдают от этого».

Меня никогда не ласкали. В этот вечер, до того как она исповедовалась перед магнитофоном, мы говорили за столом о происшествии, которому были посвящены первые страницы газет. Речь шла об ошибке в родильном доме. Какая-то женщина родила близнецов. Одного из них отдали другой, родившей всего одного ребенка. Когда ошибка обнаружилась, она отказалась его вернуть. Сердце и кровь говорили в ней на разных языках. Она предпочла оставить у себя чужого ребенка. Эта история вызвала бурные и разноречивые отклики в прессе.

— Это надрывает душу, — комментирует Коко, — этот мальчик, которого никто не хочет, я бы усыновила его. При условии, что это останется неизвестным. Я не хочу, чтобы это выглядело как реклама.

После чего добавляет:

— Я помещу его в лучшую школу Швейцарии. Став совершеннолетним, он будет иметь достаточно денег, чтобы заняться чем захочет.

Я еще мало знал ее тогда. Помню свою реакцию: у нее нет сердца. Это было вскоре забыто.

— Несмотря ни на что, я многим обязана теткам. После смерти моей матери из жалости они взяли одну из девочек. Меня.

«Одну из девочек». Я слышал от нее только об одной ее сестре, самой младшей, Антуанетт, которую она очень любила и которая трагически погибла в 30 лет[36]. Невозможно, однако, чтобы она забыла старшую Жюли-Берт, тоже рано умершую. «В этой семье никто не доживал до сорока лет, — говорила Коко, — не знаю, как я избежала этой участи». После Жюли-Берт остался маленький мальчик Паллас. Коко Шанель занялась своим племянником, можно сказать, усыновила его.

— Мой отец, — говорила Коко, — хотел, чтобы я была мальчиком.