Гарольд Лэмб - Тамерлан. Правитель и полководец Страница 8

За Самаркандом Тимур нашел орду – армейский лагерь хана Туглука. Поле между табунами лошадей и вереницами связанных друг с другом верблюдов покрывали шатры из белого войлока. Ветер трепал длинные конские хвосты на штандартах и поднимал вверх клубы сухого овечьего помета. Одежда воинов хана представляла собой живописные варварские облачения: цветные рубахи из китайского сатина, высокие сапоги с серебряным орнаментом. Их деревянные седла были обтянуты мягчайшей шагреневой кожей. Они предпочитали длинные копья и луки – страшное оружие в их руках.

Туглук сидел на белом войлоке рядом со своим штандартом – широколицый монгол, с высокими скулами, маленькими бегающими глазами и редкой бородкой. Хан отличался подозрительностью, страстью к грабежу и насилию. Спешившись перед полукругом монгольских сановников, Тимур почувствовал себя в среде далеких предков. Он приветствовал хана в соответствующей форме.

– Отец мой, хан, повелитель могучего воинства, – обратился он к Туглуку, – я, Тимур, предводитель племени барласов и хозяин Шахрисабза.

На хана произвели впечатление бесстрашие молодого барласа и блеск его дорогих инкрустированных серебром доспехов. Тимур, конечно, преувеличивал свои возможности, когда назвался предводителем воинов-барласов – в большинстве своем они бежали вместе с Хаджи Барласом. Но сейчас был не тот момент, когда можно обойтись промежуточным титулом. А дары Тимура производили на хана впечатление. Даже алчным кочевникам стало ясно, что молодой барлас ничего не приберег для себя. Хан почувствовал к нему расположение.

– Отец, я мог бы положить к твоим стопам больше сокровищ, – дерзко заметил Тимур, – но три собаки, твои ратники, утолили моим добром свою алчность.

Это была чистейшая провокация. Туглук задумался над тем, сколько добра ускользнуло из его рук. Закончив размышления, он срочно направил гонцов к трем своим командирам, приказав им привезти все, что они взяли у Тимура. Правда, он велел им вернуть драгоценности Хаджи Барласу, рассчитывая взять у дяди Тимура то, что было уже невозможно взять у племянника.

– Это собаки, – согласился хан, – но мои собаки. Клянусь, их жадность сидит соринкой в моем глазу и занозой в теле.

Если бы Макиавелли знал детей степей, он написал бы, вероятно, другую книгу. Обман считался у них верхом совершенства, а интриги – верхом искусства. У них не отнимешь воинственности, но, привыкнув к войне, они брались за оружие лишь в крайнем случае. В лагере Туглука Тимур нашел немало единомышленников.

– Правители Самарканда, – говорили монголы, – разлетелись, как перепела под крылом ястреба. Остался только Тимур, он разумный человек. Мы будем советоваться с ним и править через него.

На данный момент было трудно что-то предпринять. Три упомянутых монгольских командира, предчувствуя, что хан завладеет их трофеями и казнит их, объединились и отправились домой, занимаясь по пути грабежом. Добравшись до северной пограничной территории, они стали собирать вооруженных сторонников и сеять смуту в отсутствие хана. Туглук медлил и совещался с Тимуром, который, казалось, был кладезем идей.

– Возвращайся в свои земли, – убеждал его Тимур. – Там ты встретишь лишь одну опасность. Здесь их две: одна – перед тобой, другая – позади.

Хан вернулся к себе на родину, чтобы наказать мятежников. Но перед этим он назначил Тимура тюмен-баши – командующим десятью тысячами воинов, снабдив молодого барласа грамотой на титул и печатью. Этим титулом владели предки Тимура в прежние времена владычества монголов.

Тимур уберег свою долину и города от разорения. Теперь он владел грамотой хана на правление своим племенем. Но как только отступила общая угроза, тюркские вожди вновь принялись за взаимные распри. Последующие три года происходила вереница перемен.

Хаджи Барлас и Джалаир вновь объединили свои силы для уничтожения Тимура. Они пригласили молодого воина в свою юрту, но тот, увидев рядом с ними вооруженных людей, почуял опасность заговора. Сделав вид, что у него пошла носом кровь, Тимур скрылся в одном из внутренних покоев и пробрался таким образом к своим сторонникам. Вместе они сразу же оседлали лошадей и уехали. Впоследствии Баязит Джалаир устыдился своего участия в заговоре и извинился перед Тимуром. Хаджи, однако, ни в чем не раскаивался. Он двинул войска на Шахрисабз, чтобы овладеть долиной.

Тимур не собирался уступать долину, особенно теперь, когда имел грамоту хана на правление и несколько тысяч воинов под своим командованием. Он мобилизовал свои силы. Войска дяди и племянника сошлись в скоротечном сражении у дороги на Самарканд. Неожиданно Хаджи Барлас отступил к городу. Тимур, охваченный воодушевлением, стал его преследовать. Но на следующий день почти все его сторонники перешли на сторону Хаджи, призывавшего их присоединиться к большей части соплеменников, остававшихся лояльными к нему.

Тогда Тимур умчался к эмиру Хусейну, брату Алджай, который прибыл со своими горцами и афганцами из района Кабула. Битва между двумя сторонами продолжалась до тех пор, пока вновь не появился Туглук, «как камень, упавший среди птиц»[2].

На этот раз хан был настроен решительно. Сразу же казнив Баязита Джалаира, он собрался отвоевать все, что не удалось прежде. Хаджи Барлас вновь бежал со своими людьми на юг, но вскоре погиб от рук разбойников. Эмир Хусейн осмелился сразиться с монгольской ордой на поле битвы, но был разбит и вынужден спасаться бегством. Тимур оставался в Шахрисабзе.

Туглук, удовлетворенный победой, оставил своего сына Ильяса в качестве правителя тюркских земель. Монгольский военачальник Бикиджук остался присматривать за Ильясом. Хан назначил Тимура эмиром Самарканда, отдав его под власть двух монгольских правителей. Это было достаточно выгодное назначение, которое сообразительный человек мог с успехом использовать для достижения богатства и власти.

Тимур возражал против подчинения северянам, но хан напомнил ему о соглашении предков, по которому потомки Чингисхана должны были править, а потомки Гуриана – служить. «Это было провозглашено твоим предком Каюли и моим предком Кабул-ханом». Соглашение, заключенное одним из его предков, Тимур был обязан чтить. Разгневанный, он попытался извлечь все, что можно, из своего пребывания в Шахрисабзе.

Однако монгольский военачальник Бикиджук продолжал грабить Самарканд и окрестности, Ильяс же был более чем удовлетворен его поведением. Тимур узнал, что девочки уводились из Самарканда как рабыни, а почтенные сейиды как пленники. Зайнеддин стонал в бессильной ярости. Тимур направил послание хану, жалуясь на грабежи. Но это не помогло. Тогда он в сопровождении своих сторонников отправился на север, освободив по пути много пленников. Хану доложили, что Тимур восстал, и Тугулук велел убить мятежника.