Василий Осокин - В. Васнецов Страница 8

— Ты теперь уже взрослый и волен сам решать свою судьбу.

Необходимы были деньги на дорогу, на первые дни до приискания работы в Петербурге. У отца их, конечно, не имелось, да Виктор и не спрашивал, деньги же за роспись, полученные от Андриолли, подходили к концу.

Когда Васнецов обратился к Андриолли за советом, тот думал недолго:..

— У вас есть две превосходные картины: «Жница» и «Молочница». Мы разыграем их в лотерею, а доход пойдет вам. Я познакомлю вас с епископом Адамом Красинским, он же привлечет к участию в лотерее самого губернатора Кампанейщикова.

Виленский епископ, профессор римско-католической академии в Петербурге Адам Красинский не избежал участи многих поляков в России и после 1863 года, несмотря на высокий сан, за связь с повстанцами был выслан во «внутреннюю Россию».

Когда Андриолли привел к нему Васнецова, он запросто, приветливо побеседовал с молодым художником и пообещал помочь. От него юноша впервые подробно узнал про «Слово о полку Игореве». Епископ, оказывается, перевел это изумительное произведение древнерусской литературы на польский язык и теперь вдохновенно прочитал очарованному слушателю отрывки.

Васнецов показал Красинскому принесенную с собой картину. Босая крестьянская девушка стоит среди ржаного поля, красный платок, завязанный у подбородка, синий подоткнутый сарафан, белая рубашка с кружевом, серый передник; на шее — бусы. Слегка вытянутыми вперед руками закручивает она соломенный жгут для вязки снопов. Слева от нее виднеется край поля, лежат снопы, стоит жбан с водой. Вдали, в голубоватой дымке — родная деревня. Картину Васнецов назвал «Жница»[3].

Взыскательный ценитель искусства был тронут искренностью, с которой молодой живописец изобразил безвестную вятскую крестьянку.

Лотерея состоялась. По случайности, «Жница» досталась епископу, «Молочница» — губернатору Кампанейщикову. У Васнецова было отложено десять рублей, заработанных чертежами в мастерской Чернышева. Вместе с вырученными за лотерею шестьюдесятью рублями и остатками денег, полученными от Андриолли, они составили «солидный» капитал.

За несколько дней до лотереи Васнецов твердо заявил недоумевающему духовному начальству о решении поступить в Санкт-Петербургскую академию художеств и об отказе от посвящения в сан.

В петербургских туманах

Стояла сухая осень 1867 года. На вятской пристани Васнецов сел на маленький пестро размалеванный пароходик. Раздался протяжный хриплый гудок, и мимо художника медленно поплыл город с его домами, соборами и прихотливо спускающимися к воде садами. Грусть на минуту овладела юношей. Он уже успел привыкнуть к городу. Когда-то теперь вернется сюда?..

А потом пошли поля с убранной рожью и луга с некошеной травой; никому еще не принадлежали эти луга, и тучная красавица земля еще ждала своего владыку — человека, а пока дарила путников буйной прелестью ароматных цветов. Потянулась знакомая гряда увалов.

Все новые и новые разнообразные тона и оттенки находил Васнецов в красках осени. И лишь жалел о том, что его кисть бессильна перед могучим великолепием природы.

На шумных пристанях, где толпились крестьяне со своим жалким скарбом и сгибались под тяжестью ноши грузчики, он быстро и незаметно для окружающих делал наброски карандашом. Спускался в затхлый трюм, пробирался среди мешков и кудахтающих кур потолковать с едущими. Видя в нем своего человека, они не таились — рассказывали ему про свои горести и заботы, потому что на перепутье люди бы стрей сближаются друг с другом, охотней раскрывают душу.

Возвращаясь в прокуренную каюту третьего класса, он делал новые зарисовки.

Вскоре на большом пароходе поплыли по широкой и величавой Волге; ее берегами уныло тащились бурлаки, надрывая душу тоскливыми песнями.

В Нижнем Новгороде девятнадцатилетний Васнецов впервые сел на поезд и со смешанным чувством радостного удивления от быстроты и непривычки к такой езде стал внимательно глядеть на мелькающую за окном панораму.

Наконец замаячили одетые туманной дымкой каменные громады Петербурга, Исаакиевский собор, так знакомый по литографиям. Сильнее забилось сердце…

То была пора, когда в Петербург, в столицу огромной Российской империи, с разных сторон, пешком и на телегах, редко на поездах спешили горячие и талантливые молодые люди, необеспеченные, но страстно желавшие послужить родине делом. Большинство их потом бедствовало в Петербурге, перебивалось с хлеба на воду, получало чахотку в петербургских туманах, зловеще выползавших из болот. Но это они вносили свежую, как морской ветер, и очищающую струю в литературу и искусство. И все старое, обветшалое, косное вступало с ними в ожесточенную схватку.

Уже в самом слове «Петербург» для этих провинциальных юношей таилась великая притягательная сила.

Столица империи, дерзновенно построенная Петром Великим на топях, откуда уже доносится холодное дыхание Балтийского моря… Обширный, свободно и величаво раскинувшийся город великолепных архитектурных творений… Здесь над гранитными проспектами, улицами и плацами господствует купол Исаакиевского собора. Здесь даже в те часы, когда север, словно пуховым платком, бережно окутывает столицу белыми ночами, даже в эти часы незримо ощущается светлый блеск адмиралтейского шпиля, прославленного поэтом. Здесь мраморные львы медлительно катят шары перед строгими порталами, а на набережных возлежат гранитные сфинксы, будто удивленные тем, что из знойных песков Африки лопали в «северную Пальмиру»…

И среди этих памятников возносится удивительное, гордое творение скульптора Фальконе — стремительно взмывший на коне сам основатель города, поднявший Россию «на дыбы».

Когда к вечеру сгущаются задумчивые сумерки, не кажется ли, что вот-вот мелькнет невысокая быстрая фигура человека с вьющимися бакенбардами, в плаще и цилиндре, с порывисто сжатой смуглыми пальцами тростью?..

А кто это внимательно посмотрел на вас сейчас? Не тот ли сутуловатый, одетый во все серое господин? Он как бы пронзил вас насквозь своим острым взглядом. Знакомый профиль… Длинный прямой нос, длинные, расчесанные посредине волосы…

Быть может, это Александр Сергеевич Пушкин быстро, неуловимо прошел сейчас по Невскому проспекту?.. Или Николай Васильевич Гоголь пронизывающе оглядел вас?.. И хотя ум говорит, что этого быть не может, все же «память сердца» сильней, и Петербург у русского человека неразрывно связан с образами Пушкина и Гоголя.

Но Петербург шестидесятых годов в сознании передовых людей России был, кроме того, городом Белинского и Герцена, Чернышевского и Добролюбова, Некрасова и Салтыкова-Щедрина.