Жан Кормье - Че Гевара Страница 8

Фусер раздумывает, рассматривая бараки, где ютятся рабочие семьи:

— Тем не менее эта система могла бы решить проблему жилья. Не только здесь, в Чукикамате, но везде в Чили, а может, и во всей Латинской Америке. Надо только, чтобы план был хорошо продуман и правильно выполнен. Красивые дома, по-настоящему отделанные. Здесь все как попало, минимум расходов на рабочих — жилье с минимумом удобств. Слепили вместе, даже не проведут канализации.

Окинув взглядом огромную, еще девственную территорию, которая начнет разрабатываться лет через десять, тот, кто будет ставить подпись «Че», когда станет президентом кубинского национального банка, считает:

— Предполагая, что миллионы долларов будут выходить отсюда, когда уже сегодня перерабатывают девяносто тысяч тонн руды каждый день, понимаешь, что эксплуатация человека человеком не кончится быстро.

Окампо в своем труде о чилийской меди писал, что производительность доходила до того, что первоначальные инвестиции были возвращены за сорок рабочих дней. Читая об этом, Эрнесто решил, что это чересчур, и не хотел верить. Сейчас он понял, что это правда. Совсем другим спускается на землю. Кто он — наивный идеалист, будущий врач, полный благородных идей? Теперь Эрнесто знает наверняка, он будет все силы направлять на помощь бедным и беззащитным. Ему еще не хватает щелчка, искры, но всему свое время. Оно уже идет, без сомнения.

Спустившись, они проходят мимо обширного кладбища с лесом крестов.

— Сколько их? — спрашивает Эрнесто у сопровождающего.

— Не знаю, наверное, тысяч десять, — рассеянно отвечает тот.

Фусер смотрит на него:

— Наверное?

— Мы точно не считаем…

— И вдовы, сироты, им что-то дают?

В ответ пожимают плечами. Эрнесто смотрит на друга, и Альберто видит, как у него в глазах сильнее разгорается огонь ненависти к мучителям и кровопийцам, соединенный с любовью к обездоленным. Гремучая смесь, способная ковать будущих борцов, убежденных революционеров.

Чукикамата — на местном наречии «красная гора» — навсегда впечатается огненными буквами в сознание Че Гевары.

16 марта друзья покидают рудник и продолжают свой поход к Токомилья. Снова пустыня. В письме к своим Фусер сравнивает себя с Дон-Кихотом на Росинанте, атакующим звездный флаг. Грузовик, перевозящий бревна, доставляет путешественников к перуанской границе. Всю дорогу шофер поет куэка местного фольклора. Они проводят ночь в порту Икики, в глубине ангара, который делят с семейством крыс. На следующий день — отправление в Арику, порт на границе с Перу. У обочины дороги они видят стелу в память о конкистадорах Альмагро и Вальдивии. На дорогах, крутых, узких, опаленные солнцем Фусер и Миаль думают о кастильских солдатах, закованных в латы и доспехи, которые пробирались пешим ходом на юг Чили…

Они предупредили о своем прибытии, и в Арике их уже ждут в лаборатории местной больницы. Доктор Гранадо показывает реакцию Циля — Нильсена, которая позволяет легко обнаружить бациллу лепры. 23 марта они входят в Перу через пограничный пост Чакаллута, с другой стороны реки Ллута. Эрнесто вспоминает стихи, где речь идет о богатстве земли и горных реках.

— Неруда? — спрашивает Альберто.

— Нет, Марти!

Хосе Марти — поэт и отец Кубинской революции XIX века.

Забрав письма, которые их ждали в консульстве, они разгуливают по предместью, потрясенные жизненным укладом кечуа и аймара. Кривые улочки, участки земли, разделенные только деревьями или низкими заборчиками. Сочные, теплые цвета в одежде женщин, юбки и пончо, черные шляпы с загнутыми полями вдохновляют Эрнесто на поэму об инках. Один добрый человек предоставляет нм джип и своего шофера, чтобы отвезти их на дорогу, ведущую на север. На шоссе после ливня настоящая река, с водоворотами и бурунами, способная увлечь за собой машину. В Тарата («перекресток» на аймара) на высоте почти трех тысяч метров улицы залиты солнцем и в то же время вдали прекрасно виден снежный торнадо. Джип возвращается обратно, путешественники продолжают свой путь к озеру Титикака в небольшом, битком набитом автобусе. Впереди ковер зеленого мха, корм для лам и вигоней. Еще выше, в Илаве, на отметке пяти тысяч метров среди сугробов вдруг возникает странное нагромождение камней с крестом наверху. Индеец, путешествующий с женой и детьми, до сих пор сохранявший молчание, произносит: «Апачета!» Каждый прохожий кладет сюда камень, объясняет один пассажир Фусеру и Миалю, таким образом курган мало-помалу становится пирамидой. Легенда гласит, что бедняк оставляет здесь с камнем усталость, заботы и страдания, от которых его освобождает

Пачамама, Мать-Земля, чтобы тот вернулся на свою дорогу жизни свободным и спокойным.

— А крест? — спрашивает Эрнесто.

Мужчина улыбается:

— Святой отец ставит его сюда, чтобы обмануть индейцев. Апачета и крест — он смешивает религии. Вроде бы показывает, что верит в силу Апачеты, а потом убеждает свою паству принять католичество. Так он думает заполучить больше прихожан! А на самом деле индейцы продолжают верить в Пачамаму и Вяракочу, богов инков.

Как сторонника ортодоксальной церкви, подобная профанация буквально потрясает Эрнесто, который испытывает ко лжи болезненное отвращение. Известно, что инки представляли необычайно развитый народ и в течение пяти веков было сделано все, чтобы выхолостить их уверенность, разрушить память об их былом величии и сбросить их детей в бездну зависимости от колы и алкоголя.

Эрнесто и Альберто возвращаются в автобус — ночь опустилась на них, как мачете, — и, сонные, они катят в кромешной тьме. Полная тишина. Как наяву предстают перед ними униженные, покорившиеся, отравленные наркотиками и пьянством несчастные индейцы, испытавшие на себе молох цивилизации, принесенной теми, на кого так похожи два светлокожих аргентинца!

Рассветное солнце слепит глаза: чудесный вид простирается до бесконечности. 26-го к вечеру автобус добирается до Пуно и озера Титикака. Друзья спрыгивают на землю, торопясь не пропустить закат солнца на озере, огромном, молчащем, безмятежном. Четыре тысячи метров над уровнем моря! Путешествие продолжается на север, в другом автобусе. Правда, им становится не по себе, когда они попадают внутрь, там уже расположилось целое племя индейцев с двадцатью мешками картошки, пятью бочонками и множеством домашних животных. Но шофер, не церемонясь, покрикивает на них, и те немного подвигаются. Один молодой индеец даже кладет им на колени парочку кур — подарок хорошим людям, — и наконец отъехали.

Во время остановки в Хулиаке шумный и задиристый младший офицер размахивает бутылкой водки и предлагает нашим друзьям хлебнуть из нее. Чтобы показать свои способности, он вытаскивает револьвер и стреляет, делая дырки в потолке. Но когда прибежавшая на шум хозяйка обнаруживает дыру и начинает вопить, герой внезапно перестает куражиться и невнятно бормочет, что выстрел произошел случайно. Она зовет жандарма, следуют объяснения, и чтобы быстрее отправиться дальше, наши путешественники помогают головотяпе выпутаться из скандального положения.