Святослав Рыбас - Василий Шульгин: судьба русского националиста Страница 8

И если я, не поступив ни на какую службу, мог себе позволить роскошь „сметь свое суждение иметь“, то в значительной мере потому, что я был материально независим. (Прошу извинения у читателя, что занимаю его внимание своей персоной.) Те студенты-евреи, о которых я говорю, не имели никакого состояния; на государственную службу поступить не могли. По окончании университета им пришлось идти в свою среду, то есть в среду либеральных профессий. И там им показали la mère de Kouzka. И евреи, и русские…

Увы, разве в самое последнее время не повторилось почти то же самое на наших глазах? Разве мы не знаем горькой трагедии отдельных евреев, поступивших в Добровольческую Армию? Над жизнью этих евреев-добровольцев висела такая же опасность от неприятельской пули, как и со стороны „тыловых героев“, по-своему решавших еврейский вопрос.

Таким образом, как явствует из вышеизложенной моей автобиографии, мой антисемитизм был чисто политического происхождения. На студенческой скамье я ощутил и понял, чем грозит России революция, и стал по мере сил бороться с нею. Но так как во главе революционного движения (по всем моим ощущениям, наблюдениям и сведениям) стояли евреи, то бороться с таковыми обозначало для меня: „бить по голове гидру революции“».

Это признание привел А. Солженицын в своем двухтомнике «Двести лет вместе. 1795–1995» и явно не без подсказки Шульгина. Вообще принято считать, что замысел данного труда нобелевского лауреата родился после его встреч с Василием Витальевичем.

В 1900 году Шульгин окончил университетский курс и получил диплом юриста. Он не собирался становиться присяжным поверенным. В том же году, отдавая дань промышленному подъему, поступил в Киевский политехнический институт на механическое отделение, желая заняться «воздухоплаванием», но после первого курса покинул его и стал работать в редакции газеты.

В 1902 году Шульгин был призван на военную службу и определен в 5-й батальон 3-й саперной бригады, отличившейся в кавказских войнах; в декабре того же года уволен в запас с присвоением ему чина прапорщика запаса полевых инженерных войск. Можно было считать, что взаимоотношения с государством закончились.

Его увлекали две вещи — журналистика и ведение хозяйства в семейном поместье в селе Курганы Острожского уезда Волынской губернии (300 десятин). К тому же он уже был женат.

О его избраннице Екатерине Григорьевне Градовской надо сказать особо. Она приходилась ему двоюродной сестрой, их матери были родными сестрами. Соответственно, по церковным правилам молодых нельзя было соединить брачными узами. Поэтому венчались вдали от Киева — в Одессе, и впоследствии этот грех тяжело отразился на их семейной жизни. Екатерина Григорьевна была одаренным человеком, играла в драматическом театре, писала статьи для «Киевлянина», принимала активное участие в издании газеты, впоследствии стала ее управляющей. В 1899 году у Шульгиных появился первенец Василид (Василёк), погибший в 1918 году. Потом родятся Вениамин и Дмитрий, они тоже в полной мере получат от судьбы свою долю страданий.

Сестра Шульгина Алла вышла замуж за Александра Дмитриевича Билимовича, профессора экономики Киевского университета, во время Гражданской войны возглавлявшего управление земледелия и землеустройства Особого совещания при генерале А. И. Деникине.

Сестра Павла фиктивно вышла замуж за капитана Могилевского, у нее было трое сыновей от овдовевшего Д. И. Пихно, носивших фамилию безвестного капитана.

Еще у Василия Шульгина были единоутробные братья Павел Пихно (1880) и Дмитрий Пихно (1883); оба погибли в Гражданскую войну.

Волынская губерния граничила на западе с царством Польским и Галицией, то есть была совсем далеко от коренной России. Умеренный климат, зима теплая, весна наступает рано, что заметно отражается на ходе полевых работ; много рек, лесов, болот.

Земельная собственность, если брать социальный и национальный аспекты, распределялась так. Вся земля частных землевладельцев составляла 2 миллиона 723 тысячи 328 десятин, из них у русских — 24 процента, у поляков — 69, у немцев — 5, у евреев — 1,1 и у чехов — 0,3 процента. Казна, желая содействовать русскому землевладению, продавала землю на льготных условиях или раздавала в награду за службу, вследствие чего 10,6 процента всех поместий было приобретено русскими на льготных условиях. По данным 1880 года, крестьянам принадлежало 3 миллиона 42 тысячи 106 десятин, из них в личной собственности было 4,36 процента, а остальная земля принадлежала крестьянским обществам.

Католиков-поляков было значительно меньше, чем православных, но они обладали значительно большими социальными возможностями. Что касается еврейского населения, то оно обитало преимущественно в городах и местечках. По исчислениям 1884 года, на одного городского обывателя-христианина приходилось в среднем 1,49 еврея, а в местечках — 0,83 еврея, то есть евреев в городах было больше.

Вот такая социально-политическая картина предстала взору молодого помещика Шульгина. Вскоре благодаря своему общественному темпераменту и образованию он стал земским гласным и почетным мировым судьей.

Глава вторая

История, которая дышит будущим. — Предполье Первой мировой войны

Здесь надо поговорить о взглядах Шульгина на отечественную историю, которые были сформированы под влиянием отчима. Из бесед с ним наш герой знал о геополитических особенностях родного Юго-Западного края, столь близкого к Европе, Балканам и Средиземноморью, что здесь ощущались не только отголоски нарастающего соперничества между странами Старого Света. Незавершенность многовекового стремления России к юго-восточному торговому и военному пути через черноморские проливы Босфор и Дарданеллы обещала в скором будущем новые проблемы.

То, что в 1204 году после Четвертого крестового похода Византия пала, стало решающим фактором в судьбе Киевской Руси, так как путь «из варяг в греки» утратил экономическое значение.

В беседах с пасынком Дмитрий Иванович Пихно коснулся и роли католического Рима. В 1245 году Лионский собор Римской католической церкви провозгласил активную политику на Востоке. В целом можно сказать, что ослабевший православный Восток был побежден набравшим силу европейским Западом.

Какой же вывод следовало сделать из этой истории?

Разумеется, падение восточно-балтийского рынка нельзя было ничем заменить, только рынком новым и не менее объемным. Но где его взять?

А дальше — долгие и безуспешные войны за то, чтобы прорваться к Балтике и Черному морю, пока сначала Иван Грозный, а потом и Петр не мобилизовали все силы и, наконец, с колоссальным усилием решили национальную задачу.