Феликс Козловский - Третий выходит на связь Страница 8

Немцы сжимали кольцо.

- Подготовиться к прорыву на правом фланге! Гранаты к бою! - приказал Бокарев.

Партизаны отстегнули гранаты.

- Слушай мою команду! За мной, ребята!

Бокарев бежал впереди. Кругом все гремело от разрывов гранат и частой стрельбы. Ранило проводника, он споткнулся и упал. К нему подбежал пленный, взвалил на плечи отяжелевшее тело и подхватил автомат.

Прорыв удался. Партизаны оторвались от противника и, отстреливаясь, отошли к лесу... Пленный бережно нес тяжело раненного старика. Бокарева тоже ранило, пуля пробила левую ногу, к счастью, не задев кость.

Пленный, который нес раненого проводника, вдруг покачнулся и начал медленно оседать на землю. Когда к нему подбежали, он повернул к Бокареву искаженное от боли лицо.

- У меня... - прохрипел он, - там... секрет...

Дальше слов разобрать было нельзя, слышалось лишь тяжелое прерывистое дыхание.

Рубаха на груди у пленного была в крови.

Глава 8

Бокарев порол китель своего странного пленного - немецкого офицера Ганса Лобке по документам. Делал он это аккуратно, не спеша, внимательно просматривал каждую складку, каждый шов. Но ни в воротнике, ни в подкладке под карманами, ни в полах, на которые Бокарев обращал особое внимание, ничего не было. Не нашел он никаких пакетиков или бумажек, где-нибудь зашитых или подшитых.

"О каком же тогда "секрете" говорил пленный!" - думал Бокарев и снова начал прощупывать каждый шов, каждый кусок материала.

В землянку, где трудился командир разведгруппы, заглянул комиссар. Глазам Григория Макаровича представилась довольно смешная картина. Выставив забинтованную ногу, Бокарев копался в грязно-зеленоватых тряпках. Комиссар присмотрелся: распотрошенный немецкий китель.

- Здравия желаю, Григорий Макарыч! - приподнялся Бокарев. - Вот занимаюсь...

- Здравствуй, здравствуй, Шерлок Холмс. Значит, китель пленного немца распатронил... Ну и что нашел?

- Ничего не нашел, товарищ комиссар.

- А манжету почему не отпорол от левого рукава?

- Одну отпорол - ничего нет, а вторую мял в руках - пусто, - с недовольным видом ответил Бокарев и взялся за нож.

- Давай помогу, - сказал комиссар и присел возле него на корточки.

- Не надо, я сам.

Но комиссар уже взялся за рукав. Вдвоем они быстро распороли манжету и под подкладкой в непромокаемой обертке обнаружили листок папиросной бумаги. Бумага была исписана ровными строчками цифр.

- Смотри-ка, шифровка! - не то удивился, не то обрадовался Бокарев. Что там?

- Да, шифровка, - подтвердил комиссар. - Надо срочно доложить комбригу. А что?.. Не так просто эту бумажку прочесть. Может, Москву придется беспокоить. И вообще, пока ты, брат, помалкивай. Мы эту находку передадим куда следует. Понимаешь?

- Понимаю.

Комиссар поднялся и шагнул к выходу.

- Григорий Макарыч, разрешите, - вдогонку сказал Бокарев.

- Что разрешить?

- Я еще в брюках поищу, может быть, и там...

- Пожалуйста, поищи, - улыбнулся комиссар.

- Семен Сергеевич, получен ответ из Москвы на шифровку, - доложил Куневичу Бабенко.

- Что там?

- Вот, пожалуйста. - Комиссар подал листок бумаги.

Комбриг взял, быстро пробежал глазами.

- Да, серьезные дела. Благодарят за сообщение, просят представить всех, кто принимал участие в операции, к наградам... Однако личность пленного пока не установлена. Как поведет он себя?

- Разрешите мне высказать некоторые предположения по этому вопросу.

- Прошу.

- Семен Сергеевич, мне кажется, на вещи надо смотреть проще. Немцы готовят блокаду. И я могу допустить, что задержанный - немецкий диверсант. Неспроста эта бестия знает несколько языков. Но попался он раньше, чем рассчитывал. Группа Бокарева, так сказать, взяла его досрочно.

Итак, в связи с предстоящей блокадой немецкий лазутчик получил задание проникнуть в соединение партизан. До последнего гарнизона перед партизанской зоной он решил идти в немецкой форме, а затем сорвать погоны. Мог диверсант выдать себя и за польского солдата, бежавшего из армии фюрера. При этом он заявил бы, что шифровку ему передали польские патриоты. Содержание шифровки Лобке не знает. И шифровку ему могли дать настоящую, изъятую у кого-нибудь из наших связных, схваченных немцами.

- А какой тогда смысл в ней?

- Смысл есть, Семен Сергеевич. Шифровка должна убедить нас в том, что к нам попал настоящий патриот. И если это так было задумано, то мы видим, что получилось. Не забывайте, что ответила Москва.

Комбриг слушал своего комиссара и еле сдерживал улыбку. "Ну и чекист, все разгадал, доказал".

- Так... Ваши выводы?

- Определенных выводов, Семен Сергеевич, к сожалению, сделать нельзя: пленный находится без сознания. Но можно допустить, что он не тот, за кого себя выдает.

- Силен ты, Григорий Макарыч, - не выдержал, рассмеялся комбриг. Развивал, развивал свои версии и... стоп! Ты что, нарочно?

- Не нарочно, Семен Сергеевич. Диверсант к нам может быть заслан? Может! Возможно, он уже находится среди нас.

- Здесь я с тобой полностью согласен. Но в таком деле спешить нельзя. Нужны факты, доказательства, надо установить его явки. Все это не исключено. И начало ниточки есть. - Комбриг понизил голос. - Под Бобруйском немцы сбили самолет с партизанами. Сначала говорили, что один из экипажа остался живым. Потом пошел слух, что все трое погибли. Они и в газете про этот самолет писали.

Комиссар поднял брови.

- Думаешь, эти события имеют отношение к нашему пленному?

- Боюсь, что самое непосредственное...

Ганс Лобке поправлялся. Едва придя в себя, он сразу же потребовал командира.

Главврач пошел за Куневичем.

- Он про какую-то шифровку бормочет. Подойдите, товарищ комбриг, может, и правда что-нибудь важное.

Комбриг поспешил в госпиталь. Подойдя к раненому, он тихо проговорил:

- Вы требовали командира! Слушаю вас!

- Я не Ганс Лобке, не немецкий офицер. Я польский партизан Болеслав Тарновский. Мы втроем летели на самолете, немцы сбили его...

Заметив, что пленному тяжело говорить, Куневич наклонился пониже, сказал:

- Вам плохо? Если можете, ответьте только на несколько вопросов.

- Смогу... - тихо произнес раненый.

- Вы Болеслав Тарновский, а по имеющимся у вас документам - Ганс Лобке, немецкий офицер?

- Да. Я из отряда польских партизан. В шифровке очень важные сведения. Больше я ничего не знаю.

- Успокойтесь, Тарновский. - Комбриг сел на край кровати. - Шифровку мы уже передали.

Раненый с облегчением вздохнул.

- Теперь все. Спать, спать... - еле слышно проговорил он и действительно тут же уснул.

Сообщение ничего не прояснило. Куневич только убедился, что пленный имеет отношение к сбитому немцами самолету. А вот это как раз и следовало проверить.