Александр Рубакин - Рубакин (Лоцман книжного моря) Страница 8

За докладом в Комитете грамотности, который произвел на общественность большое впечатление, последовали рассказы Рубакина на новые для того времени темы: «Бомба профессора Штурмвельта» – рассказ о бомбе, начиненной микробами, вроде как предвидение будущей бактериологической войны, и рассказ «Два колеса» – об изнурительной и бессмысленной работе в тюрьмах. Оба эти рассказа были напечатаны в газете «Новое время» в 1890 и 1891 годах. Эти рассказы обратили внимание крупных писателей на Рубакина. Реакционный журналист В.Буренин стал тянуть его на работу в «Новое время»[8], от чего Рубакин отказался. Л.Толстой, прочитав рассказы, написал Рубакину письмо с приветом и благословением. На одном вечере к нему подошел Н.К.Михайловский[9], первый с ним поздоровался и сказал: «Рубакин, я вас не знаю, но я вас очень люблю».

Началось его быстрое выдвижение в первые ряды писателей того времени, притом писателя оригинального, работавшего над еще не изученными тогда вопросами разработки литературы для народа на принципах, совершенно отличных от прежних.

В 1889 году в «Северном Вестнике» появилась статья Рубакина «К характеристике читателя и писателя из народа», которую приветствовал П.Б.Струве[10] в «Русской школе» (1890 г.) и Г.В.Плеханов. Пришел к нему знакомиться писатель Глеб Успенский. А.М.Калмыкова предложила ему писать народные книжки для ее издательства.

В 1891 году после того, как доклад Рубакина в Комитете грамотности был напечатан в «Северном Вестнике», к нему пришла знакомиться Надежда Константиновна Крупская, ставшая с тех пор читательницей его библиотеки. Л.К.Давыдова пригласила его заведовать редакцией «Мира божьего»[11], которой отец и заведовал, причем, по его же словам, очень плохо.

Стали завязываться обширные знакомства Рубакина во всех писательских кругах, главным образом народнических. Так, он тогда же познакомился с С.Н.Кривенко[12], В.П.Воронцовым[13], Ф.Ф.Павленковым и другими, с ними он близко сошелся и оставался их другом до самого их конца.

В 1893 году через Кривенко Рубакина пригласила заведовать ее издательством О.Н.Попова, и с 1894 по 1897 год он им заведовал. Издательство под редакцией Рубакина выпустило целый ряд крупнейших произведений известных прогрессивных писателей и ученых Запада. Но в 1897 году разразился скандал: Попова передала издаваемый ее издательством журнал «Новое слово», бывший до того времени народническим, «легальным марксистам», даже не предупредив народников. В результате все народники ушли из ее издательства.

У Рубакина началась многолетняя работа в различных прогрессивных издательствах того времени. В 1897 – 1899 годах он вел особый отдел И.Д.Сытина, который был также под «особым» наблюдением полиции. В 1901 году он заведовал издательством Алексеева и входил в число компаньонов, руководивших этим издательством.

Рубакин, уйдя из «Нового слова», продолжал там печататься. Известный литературовед той эпохи В.А.Поссе писал даже, что «Н.А.Рубакин был самым талантливым из сотрудников „Нового слова“. В этом журнале в своих рассказах Рубакин одним из первых вывел новые типы рабочих („Взыскующие града“, „Лицом к лицу“, „Искорки“). Это уже не безличные существа, забитые жизнью, каковыми они являлись в писаниях писателей-народников, а первые бойцы рабочего класса в борьбе с социальной несправедливостью. Один из героев этих рассказов, рабочий, требует, чтобы „общество России для своих граждан стало бы обществом, на точном основании справедливых законов управляемое“. „Рабочие, – писал Рубакин, – в силу своего социального положения гораздо лучше, чем другие слои и классы, понимают необходимость в изменении существующих порядков“ и „уже начинают идти впереди наших стремлений... их критическая и творческая мысль ушла вперед так далеко, как, быть может, и не снилось нам“.

Писания Рубакина в этом журнале сразу бросились в глаза царской цензуре. Цензор Елагин о рассказе «Искорки» писал в Петербургский цензурный комитет: «Статья эта, ярко и талантливо написанная, не нуждается в комментариях для признания ее крайне тенденциозной и не нуждающейся даже в бесцензурном издании».

Глава 3

«Культурная работа – средство, революция – цель»

К 900-м годам у Рубакина уже окончательно сложились взгляды на так называемую народную литературу, и он энергично осуществлял их на практике.

Чтоб понять роль Н.А.Рубакина в создании народной литературы, нужно знать, как относились раньше к этой литературе видные русские писатели и общественные деятели. Передовые русские общественные круги с начала XIX века были очень далеки от народа. Разрыв между интеллигенцией и народом был очень велик. Пропорция неграмотных среди рабочих, крестьян, ремесленников даже в конце XIX – начале XX века, как мы уже говорили, превышала 75 процентов, а среди женщин была еще выше. И все-таки постепенно расширялся круг читателей из народа.

Но даже грамотным людям из народа было нечего читать, так как выходившие в издательствах книги были непонятны для необразованного читателя, да и книг-то выходило очень мало. За весь XVIII век в России печаталось в среднем только 125 книг (названий) в год, с 1887 по 1892 год число названий книг, выпускаемых ежегодно, поднялось с 7 тысяч до 9 тысяч, в 1893 году перевалило за 10 тысяч, в 1908 году достигло 23 852 и в 1912-м – 34 630. При этом в 1887 году было напечатано всего 24 миллиона экземпляров книг на всю Россию, в 1895-м – 42 миллиона и в 1912-м – 134 миллиона, то есть около одной книги в год на каждого жителя.

Образование и чтение были достоянием сравнительно небольшого круга людей. Такое положение обусловило довольно странную реакцию со стороны многих русских писателей в их отношении к тому, что надо читать народу.

В 1916 году известный деятель русского просвещения В.И.Сыромятников писал: «Тяга к книге всегда была в народе и никогда не замирала, но, к сожалению, та книга, которая доходила до народа, в подавляющем числе случаев была не подлинным „хлебом насущным“, а книжной „лебедой“, жалким суррогатом настоящей книги и представляла из себя или обыкновенный, или интеллигентский лубок, т.е. книгу, специально изготовленную для народа, все равно, малограмотным ли поставщиком ходового товара на рынок, первоклассным ли писателем, сочиняющим „книжки для народа“ по особливу рецепту, применительно ко вкусам и „устоям“ исконного быта этого народа».

«Так народная литература как особое понятие стала синонимом литературы лубочной».

Во второй половине XIX века даже самые передовые умы, как, например, Добролюбов и Писарев, выражали такое же отношение к литературе для народа. Добролюбов писал: «Народу, к сожалению, вовсе нет дела до художественности Пушкина, до пленительной сладости стихов Жуковского, до высоких парений Державина и т.д. Скажем больше, даже юмор Гоголя и лукавая простота Крылова вовсе не дошли до народа. Ему не до того, чтобы наши книжки разбирать, если даже он и грамоте выучится... Даже в том случае, если интеллигентная литература дойдет до народа, она все равно „ни мало не займет его и не принесет ему пользы“. Даже говоря об интересах и нуждах народа, мы трактуем их „не с народной точки зрения, а непременно в видах частных интересов той или другой партии, того или другого класса“.