К Акула - Боем живет истребитель Страница 8

Мне лично Дмитриев нравился тем, что в интересах дела смело шел на ломку отживших летных традиций. Так, он, а за ним и я были единственными в полку, кто летал с закрытыми фонарями. Это улучшало аэродинамические качества самолета, повышало его скорость. Все остальные, привыкшие летать на бесфонарном УТИ-4, так и не могли заставить себя закрывать кабину ЛаГГ-3. Правда, тут был один секрет; то и дело нарушалась герметика винтов, козырек забрызгивался маслом, нередко приходилось высовываться из кабины, чтобы вести наблюдение за воздухом при взлете и посадке. Надо было следить за винтами на земле, а для этого не у всех хватало терпения. Дмитриев и я не считались с этим. Возможно потому, что оба оказались хорошими знатоками техники, не боялись черновой работы, когда требовалось - с удовольствием хлопотали у машин. Этому вначале немало удивлялись техник звена Николай Тонкоглаз и мой механик Петр Мартюшев. Но потом привыкли и вместе с нами дружно, быстро обслуживали машины.

В боевом полку была совсем иная жизнь - динамичная, наполненная всевозможными событиями. Здесь по-иному - живее, интереснее строилась и партийно-политическая, комсомольская работа, собрания носили конкретный, деловой характер, особую активность проявляли коммунисты-фронтовики: они знали, чему нас учить, чтобы в первом же бою мы не сложили свои собственные крылья. Старшие товарищи присматривались к нам, молодым, проявляли заботу о том, чтобы мы пополняли ряды партии. Нам давались всевозможные поручения, которые мы с радостью выполняли, стараясь заслужить похвалу наших бывалых командиров. Вообще мы не могли жаловаться на невнимание к нам. И это окрыляло, умножало наши силы. Если что кому и не удавалось - знали: старшие помогут, все будет отлично.

Такая атмосфера дружбы и взаимопомощи способствовала быстрому вхождению летчика в новый коллектив. Мы часто собирались поэскадрильно, а то и всем полком, начинались шутки-прибаутки, веселый обмен колкостями. Постепенно у нас выявились таланты, будущие звезды полковой самодеятельности. Все это было настолько интересно, что даже я, не отличавшийся ни музыкальным слухом, ни голосом, пел в хоре с товарищами. Аккомпанировал нам на гармошке четырнадцатилетпий сын полка Ваня Калишенко. Его, ободранного, изможденного, подобрали где-то на Украине, приютили, выходили, обучили специальности авиационного механика, присвоили звание ефрейтора - так появилась у хлопчика новая семья, началась новая жизнь, сделавшая из него хорошего человека. Недавно мы встретились с Иваном Ильичом Калишенко - ныне он директор музыкального училища в городе Днепропетровске. Воспоминаниям нашим не было конца...

Радовали всех нас своими песнями и танцами и дочери полка - Точиленко Катя и Нина Орлова. Их судьба сходна с той, что пережил Ваня Калишенко. Только они стали не авиационными механиками, а парашютоукладчицами. Причем такими, что все летчики хотели, чтобы парашюты для них укладывали именно Катя и Нина. Катя живет сейчас в Ленинграде, вырастила троих детей, воспитывает уже внуков. Нина, повзрослев, полюбила Гришу Онискевича - тогда командира звена первой эскадрильи. Он тоже всем сердцем потянулся к ней. По окончании войны они поженились - это была первая свадьба в нашем полку после победы.

Жизнь в новом коллективе увлекла нас подготовкой к боям. Прошло некоторое время - мы уже чувствовали себя такими же, как те, кто побывал в схватках. Как нас потом подвела эта ранняя уверенность!

Но об этом - позже.

Передохнув, личный состав полка стал жить одним стремлением - скорее снова на фронт.

И вдруг неожиданное - нас направляют на юг. Да еще поездом. Утешило лишь то, что едем за новой материальной частью.

Там, вопреки ожиданию, мы пробыли недолго. И запомнился он нам больше всего тем, что на наш концерт самодеятельности собралась огромная масса местных жителей. Они хлопали в ладоши, подпевали нам, подбадривали темпераментными восклицаниями. Очень хорошо принимали здесь летчиков-фронтовиков, но мы, новички в полку, чувствовали себя случайными гостями на балу. Когда пришла очередь петь и нам - неловкость прошла, мы с большим подъемом исполнили "Авиационный марш", "Эх, махорочка-махорка" и другие популярные тогда песни.

Это были наши последние часы сравнительно мирной жизни в далеком тылу. Завтрашний день даст нам в руки новенькие ЛаГГ-3 и принесет долгожданную весть: мы отправляемся на фронт.

Полк повел Мелентьев.

Радио тогда только еще вводилось на истребителях, хотя немцы им пользовались уже давно и успешно, что во многом помогало им в боях.

У нас приемо-передатчики имелись лишь на командирских самолетах, а у ведомых - приемники. Связь была отвратительной, слышимость - слабая.

Перед взлетом майор Мелентьев предупредил молодых:

- Товарищи сержанты, на радио надейтесь, но с меня глаз не спускайте. Я буду команды дублировать покачиванием крыльев.

Не сводя глаз с командирского самолета, боясь отстать, потеряться над бесконечными горами, мы покидали солнечную Грузию.

В конце ноября 1942 года наш полк приземлился на адлеровском аэродроме.

Сразу же возник митинг.

Батальонный комиссар Егоров, открыв его, дал краткую характеристику военной обстановки на нашем участке фронта, призвал не щадить своей крови и самой жизни для победы над врагом.

Майор Мелентьев сказал, что озверевшим фашистам, рвущимся к кавказской нефти, мы должны противопоставить свое мастерство, мужество, стойкость и волю. В заключение он произнес фразу, которая навсегда врезалась в мою память:

- Сражайтесь так, дорогие друзья, чтобы Кавказские горы навсегда запомнили советских воздушных бойцов, помните, "адлер" - это значит "орел"!

Глава II. "Адлер" - это значит "орел"!

В горниле войны - миллионы судеб. В ее водовороте каждая судьба - как песчинка, капля в море. Но эти "песчинки", "капли в море" решали судьбу самой войны.

1942 год... Фронт гремит от Баренцева до Черного моря. И вот нам, необстрелянным птенцам, выпала доля встать в боевой строй на краю огненной черты на Черноморском побережье Кавказа - в Адлере.

Адлер...

Это сейчас он приобрел всеобщую известность - стал воздушными воротами Кавказа.

А до войны о нем мало кто слышал, здесь не было аэродрома, легкомоторные самолеты приземлялись прямо в Сочи.

Мы увидели в Адлере добротную по тем временам взлетную полосу, неплохо оборудованные стоянки, заполненные боевыми самолетами различных марок, приземистые постройки для личного состава и штаба.

Было похоже, что аэродром здесь существует давным-давно. Но оказалось, он построен год тому назад. Создавался ударно, как некогда знаменитая корчагинская стройка железнодорожной ветви в Боярке. О подробностях этого подвига сочинцев мы узнали не сразу, я расскажу о нем позже. А сейчас несколько слов о Сочи военной поры.