Георгий Чернявский - Эйзенхауэр Страница 8

На закате жизни Эйзенхауэр с глубокой благодарностью вспоминал слова матери: «Я всегда считал этот разговор одним из наиболее ценных моментов моей жизни»{48}. Ида материнским чутьем обнаружила самую чувствительную струнку, ибо уже к этому времени Айк, запоем читавший книги о полководцах, начинал примерять их образы на себя. Подобные приступы продолжались, но становились всё реже: Дуайт, помня материнские слова, старался контролировать себя. Начиная со старшего школьного возраста он вполне владел собой в самых тяжких передрягах.

А необходимость приложить все силы, чтобы вырваться из любимого, привычного и в то же время невероятно скучного Абилина, сделалась очевидной для Дуайта уже в возрасте восьми-десяти лет, когда он стал читать книги о полководцах. Он всё отчетливее понимал, что его детство проходит в глухой провинции Среднего Запада Америки, вся видимая связь которой с внешним миром сводилась к тому, что через железнодорожную станцию два раза в сутки навстречу друг другу проходили пассажирские поезда, на мгновение останавливаясь, чтобы высадить пассажиров.

Хотя в будущем Дуайт Эйзенхауэр не скажет ни одного худого слова об Абилине, который он считал родным городом, несмотря на то что родился в другом месте, мещанский быт раздражал его всё сильнее. Об этом можно было позабыть на фоне блестящей карьеры и ностальгически вспоминать о «здоровой атмосфере», об «отсутствии предрассудков», о «честности и достоинстве» жителей города{49}. Но полувеком ранее вырваться из «здоровой атмосферы» глухой провинции было вполне естественным стремлением.

Школьные и домашние заботы

Мальчик, а затем подросток постепенно знакомился с социальным неравенством, хотя в Абилине классовые противоречия отнюдь не были экстремальными, выражаясь главным образом в том, что купцы, адвокаты, врачи, ответственные служащие железной дороги жили в более комфортабельных домах на северном берегу реки Смоки-Хилл, тогда как железнодорожные рабочие, механики, плотники обитали в скромных жилищах на южном берегу. На статусе детей это почти не отражалось — они ходили в одну и ту же школу, одевались примерно одинаково, а драки между «северянами» и «южанами» не носили «классового» характера. Ежегодно из участников каждой группы, перешедших в старшие классы, выделялся самый сильный, который сражался с представителем «другого берега».

В 1904 году самым сильным «южанином» оказался Дуайт. Ему предстояло сразиться с Уэсли Мэррифилдом, который был явно сильнее. Жестокая драка продолжалась более часа. У обоих подростков были окровавленные носы, разбитые губы, распухшие уши. В конце концов Уэсли пробормотал: «Айк, я не смогу с тобой справиться». Обессиленный противник ответил: «И я не могу». К тому времени, когда Дуайт приплелся домой после боя, окончившегося вничью, родители были предупреждены кем-то из братьев. Отец сделал вид, что ничего не заметил, только улыбнулся, а мать, не говоря ни слова, подала полотенце, смоченное теплой водой. Артур Эйзенхауэр через много лет комментировал: «У него было упрямство отца. Он мог перенести это… и никогда не хныкал»{50}.

Сам же Дуайт на склоне лет выражал уверенность, что конфликт между «севером» и «югом» был не очень значительным. В подтверждение он рассказывал, что с его противником Уэсли впоследствии не было вражды: «Драка не оставила для нас неприятных последствий. И позже, когда мы встречались с Уэсли, мы оба смеялись, вспоминая этот бой»{51}.

В 1904 году, как раз тогда, когда Дуайт завершил обучение в неполной средней школе (в США такие учебные заведения называют secondary school) и намеревался учиться в средней школе (high school), в Абилине было построено новое школьное здание. Городские власти выделили средства на достойную заработную плату учителям, и школа встретила первый учебный год, имея квалифицированный педагогический штат.

Для Дуайта не составило труда успешно сдать вступительные экзамены и поступить в новую школу. В старших классах он учился хорошо, не особенно напрягаясь. В учебники он заглядывал редко, но письменные задания выполнял добросовестно. По большинству дисциплин он получал «А» — высшую оценку, лишь иногда появлялась оценка «В» (хорошо) и уж совсем редко, когда он по каким-то причинам не слушал объяснений на уроке, появлялась оценка «С» (посредственно).

Больше, чем уроками, Дуайт увлекался спортом, особенно футболом. Американский футбол — совершенно иная игра, нежели европейский: в ходе игры идет жестокая борьба, почти драка за овладение мячом, который можно нести в руках и перебрасывать. Он стал капитаном команды, а в выпускном классе даже выступил инициатором создания спортивного клуба своей школы. Айк пристрастился к охоте и рыбной ловле, на деньги, заработанные на каникулах, приобрел охотничье ружье. Его даже привлекали к коллективной охоте на волков, причем он был единственным юношей, который вместе со взрослыми участвовал в преследовании зверя (остальные подростки лишь поднимали шум, чтобы его напугать).

Но охота или рыбная ловля случались нечасто, а книги были доступны каждый день. Дуайт настолько пристрастился к чтению, что забывал выполнять школьные задания и — по мнению матери, это было еще хуже — пренебрегал домашними обязанностями. Однажды, рассердившись на сына, Ида отобрала книгу, которую он читал взахлеб, и заперла ее в шкаф. Сын, воспользовавшись тем, что вскоре мать ушла из дому, легко обнаружил ключ и возобновил увлекательное путешествие в прошлое.

Именно в прошлое. Более того — в военное прошлое, потому что Айк не очень любил художественную литературу, если там не шла речь о войне. Исключение составляли вестерны, но ведь и там много стреляли и дрались. Увлечение вестернами Эйзенхауэр сохранил на всю жизнь. Но особенно его привлекали биографии полководцев и история военного искусства. Постепенно от популярных книг он переходил к исследованиям по истории войн. С особым интересом он изучал Войну за независимость, которая привела к образованию Соединенных Штатов.

От общих описаний он переключался на штудирование особенностей той или иной операции, пытался найти ответы на специфические вопросы: кто первым атаковал? с какого фланга? по какой причине удалось (или не удалось) выполнить намеченный план? Нельзя сказать, что он был равнодушен к политическим причинам или последствиям войн, — они также фиксировались. Но Айк всё больше погружался в историю военного искусства. Имена командиров, даты сражений, особенности стратегии и тактики откладывались в его памяти как бы сами собой{52}.