Чак Лашевски - Радикал рок-н-ролла: жизнь и таинственная смерть Дина Рида Страница 80

— Дин, я как раз хотел тебе звонить. У меня отличные новости, — начал Лист. — Я только что вернулся из Москвы, все контракты подписаны. Мы можем немедленно приступать к работе над фильмом.

— Я не хочу, — сказал Рид потухшим голосом.

— Дин, Дин, слишком поздно отказываться. Ты знаешь, как сложно было добыть эти контракты. Каждый, у кого только возникает идея какого-нибудь фильма, идет к ним за деньгами. И уж если ты получил их, нужно запускать…

— Я говорю не о фильме, — оборвал Рид. — Я не хочу жить. Я не хочу больше жить.

Лист был сражен. Ему потребовалось несколько секунд для осознания того, о чем сейчас говорит его звездный друг, и для того, чтобы переключиться с экономических вопросов на «горячую линию» помощи помышляющему о самоубийстве.

— Дин, погоди, успокойся, — попросил Лист. — Я знаю, что дела шли неважно, но мы можем с этим разобраться. Ты сейчас немного расстроен, но поверь мне, все наладится.

— Я так не думаю. Это не перепад настроения.

— Послушай, ты сейчас дома, так? — спросил Лист.

— Да.

— Отлично, вот что я хочу, чтобы ты сделал. Нужно пойти и прилечь. Не делай ничего. Ничего. Меньше чем через час я приеду, и мы обо всем поговорим. Ты можешь это сделать? Ты можешь просто спокойно подождать?

— Да, конечно.

Лист не был в этом уверен. Положив трубку, он тут же набрал номер генерального директора киностудии ДЕФА и пересказал взволновавший его разговор с Ридом. Директор согласился с тем, что Листу следует поспешить к Дину, а он тем временем попросит помощника позвонить в ближайший к дому Рида полицейский участок. Они могут проконтролировать и убедиться, что до приезда Листа с американцем ничего не случилось.[301]

Когда, спустя несколько минут после звонка, полицейские вошли в дом Рида, они обнаружили Ренате, склонившуюся к левой руке супруга. Кровь струилась из множества мелких порезов, нанесенных от локтя до ладони. Ссора между Ренате и Дином произошла на втором этаже, в его кабинете. И какой бы ни была причина скандала, Ренате удалось вонзить свои словесные жала. Когда едкая боль кострищем взгромоздилась над ним, Дин почувствовал, что задыхается, и потянулся к висевшей на стене сабле. Это был тупой клинок, но он принялся отчаянно бить им по своей руке, — измученный этой войной, измотанный жизнью.[302]

Примерно в это время в восточно-берлинской школе имени Генделя Дина Рида ожидали доктор Вернер Диетц вместе со своим 17-летним сыном и несколько сотен студентов. Диетц познакомился с Ридом годом ранее, когда лечил травмы, полученные актером в результате падения с лошади. Они подружились, и Диетц как-то спросил Дина, не сможет ли он выступить в школе, где учится его сын. Рид с готовностью согласился, ведь он часто бывал с концертами в молодежных аудиториях и в школах, и на многих других собраниях. В 15.30, когда подошло назначенное время выступления, Диетц позвонил домой Риду, к телефону подошел офицер полиции. Диетц объяснил, кто он такой и по какой причине звонит. Полицейский, сказав доктору, что с Ридом произошел несчастный случай и что он поранился о разбитое стекло, передал трубку Ренате, которая попросила его извиниться перед студентами и приехать к ним, чтобы осмотреть раны ее мужа.[303]

Лист приехал домой к Риду примерно в 15.30, но был вынужден два часа провести в одиночестве на первом этаже, в то время как Ренате и полицейские разговаривали с Дином наверху. Наконец Ренате позвала Листа, и когда он вошел в кабинет, то увидел друга, совершенно измученного эмоционально и физически. Лист держал свое слово. Они обсудили его проблемы. Певец не мог выговориться, изливая искалеченную душу. Они проговорили еще два часа. В конце беседы речь зашла о «Кровавом сердце». Рид согласился поехать в больницу, Лист уговорил его пойти на прием к психиатру. Опасность миновала, и совершенно обессиленный, Рид сдался.

«Я сделаю, как ты всегда говорил, друг мой, то, что я должен, что обязан сделать», — сказал он Листу.[304]

Лист передал друга в руки доктора Диетца, который — в отличие от обычной ситуации, когда пациент дожидается приема врача, — ожидал в соседней комнате. Он осмотрел порезы и ушибы и определил, что они в основном поверхностны и не являются серьезной попыткой самоубийства. По мнению доктора, это был скорее крик о помощи, как часто взывают люди, которые оказываются в тупике и не знают, как поступать дальше, но еще не готовы к тому, чтобы принять смерть. Диетц обработал раны, затем отвез певца в госпиталь. По дороге Дин рассказывал Диетцу о ревности жены и о том, насколько она усложняет ему жизнь. Он говорил о беспричинном неприятии ее Вибке, о том, насколько для него мучительно не видеться с дочерью, но ему приходится либо отказываться от поездок к ней, либо страдать от приступов бешенства Ренате. Она никогда не простит ему того, что он сделал вазэктомию, и она не сможет иметь от него ребенка. И несмотря на все это, он любит ее и не хочет с ней расставаться, сказал Диетцу Рид. После обработки ран в больнице, доктор отвез Рида обратно домой, убежденный в том, что его пациент более не задумывается о самоубийстве. Они договорились встретиться в 5 часов вечера следующего дня в госпитале Сальвадора Альенде для дополнительной диагностики ранений.[305]

На следующий день Рид выполнил все намеченное. Вчерашнее уныние исчезло. Поздним утром они с Ренате приехали на студию ДЕФА в подтсдамский район Бабельсберг, где немного поснимали для фильма. Завершив работу, Рид отправился в госпиталь для встречи с Диетцем, и они пробеседовали до 7 часов вечера.

«Он сказал, что совместная работа с женой помогла ему справиться, и он был очень счастлив, что, несмотря на существующие разногласия, может работать с ней вместе, — сказал Диетц. — Он вновь думал о будущем и написал письмо в школу с обещанием провести там концерт на следующей неделе».[306]

Все изменилось, когда Рид приехал домой и сел ужинать с Ренате и Александром. Супружество может быть сбивающим с толку, и для Рида оно совершенно точно было таким. Иногда муж и жена могут общаться без слов, предугадывать настроения и потребности друг друга. А в другое время они могут не видеть опасности. Они рассеяны и не замечают подстерегающего капкана до тех пор, пока не схлопнется его стальная челюсть. Ренате, полагая, что проявляет заботу о муже, приближалась к ловушке.

— Я подумала, может быть, нам стоит обратиться к психиатру, — сказала Ренате. — Я оставила предварительную запись на понедельник.

— Вряд ли, — ответил Рид. — У нас слишком много работы. Мы сделаем это позже.