Зорге, которого мы не знали - Ганс Гельмут Кирст Страница 84

— Что-то холодно, и я устал.

ЯПОНИЯ НЕ НАПАДЕТ НА РОССИЮ

Зорге лихорадочно работая из последних сил. Он заставил себя умеренно пить спиртное и много трудился. Правда, когда он добивался того, чего хотел, то напивался до потери сознания.

После двадцать второго июня Рихард сильно изменился. Шутить он стал реже, но более колко. По всей видимости, резидент уже не ставил перед собой задачу шокировать окружение. Однако циничные взгляды, которые у него остались, свидетельствовали: это все тот же Зорге.

Друзьям, знакомым и сотрудникам он нравился своей деловитостью. Он перестал вести длинные и в общем-то пустые разговоры, но не уклонялся от бесед, ведя их с обезоруживающей откровенностью. Он занимался возникающими проблемами без нудных размышлений, не пытаясь от них уйти и не отделываясь никчемными отговорками.

Даже адмирал признал с удивлением и восхищением:

— Этот парень знает чрезвычайно много!

А посол перестал волноваться в ожидании очередной некрасивой выходки Зорге и стал дышать спокойнее. И совместная работа с другом, как и в былые времена, снова доставляла ему удовольствие, принося, как он думал, пользу им обоим. Казалось, они начали жить как прежде.

Зорге избегал высказывать Отту какие-либо обвинения и делать замечания, касающиеся не только их личных отношений, но и проблем высокой политики. Хотя это и стоило ему громадных усилий, он всегда держал себя в руках, помня: прежде всего интересы дела. Когда Рихарду становилось невыносимо, он уединялся, крепко пил и, ведя наедине беседы с бутылкой виски, нередко набирался до чертиков.

— Этот Зорге, — как-то задумчиво и не без удовольствия произнес посол, — кажется, наконец-то нашел себя.

Рихард действительно нашел себя, произведя, так сказать, свою внутреннюю инвентаризацию и освободясь от всего, что угнетало его долгие годы. Теперь у него не было ни родины, ни друзей, ни любви. У него осталась одна только Россия и ничего другого.

Это последнее решение глубоко запало ему в душу. Сидел ли он за рулем автомашины, держал ли в руках бутылку водки или лежал в постели, не смыкая глаз из-за мучительных болей, он всегда говорил себе: его решение должно сказаться и на войне. Он, и никто другой, обязан внести в эту бойню решающую лепту.

Эта мысль засела в голове Рихарда, полностью овладела им, стала направлять все его действия. Он работая до изнеможения. Лишь однажды нервы его сдали.

После длительных переговоров с представителями деловых кругов, которые затягивали принятие решения и вели пустую болтовню, Зорге прорычал:

— Если и найдется человек, который сбросит Гитлера, то им буду я.

Присутствовавшие восприняли это как ничего не значивший выпад оригинально мыслящего журналиста или как шутку подвыпившего корреспондента, желавшего повыпендриваться. Никому не пришла в голову мысль, что Зорге сказал это вполне серьезно. Для них он был и оставался любителем грубых шуток, циничным буяном и задирой, человеком с тяжелым характером, но отличным консультантом и экспертом по всем дальневосточным проблемам.

Гестаповец Майзингер сказал:

— Зорге — самый лучший и надежный национал-социалист во всей округе. Он — прирожденный старый боец, у которого революция в крови.

Все, кто хотел, услышали сказанное им. Здорово нализавшись, он попытался даже прикрепить свой почетный золотой партийный значок на грудь Зорге. Но тот отказался от такой чести и заявил:

— Мне надо срочно в туалет.

Сотрудников своей резидентуры Зорге подстегивая неумолимо. Впервые он перестал придавать серьезное значение дополнительным мерам безопасности. Места встреч он по-прежнему постоянно менял, но не избегая их, если в случае необходимости Вукелич или Клаузен встречались сразу с двумя-тремя агентами.

Макс попытался сделать ему серьезное замечание.

— Я уже ко многому привык, но то, что ты делаешь в последнее время, доктор, граничит с самоубийством. Не устал ли ты от жизни?

— Я отвечаю за то, что делаю, — резко возразил Зорге.

Клаузен пожал плечами и отошел, ворча про себя:

— Долго так продолжаться не может.

— Вообще-то долго ничего длиться и не будет, — ответил Зорге. — Сейчас бросаются последние игральные кости. Когда состоится игра, наша задача будет выполнена.

— Действительно, доктор? — спросил с надеждой Клаузен.

— Да, тогда ты сможешь делать что хочешь.

Зорге был твердо настроен делать больше, чем только докладывать об обстановке. Он хотел вмешиваться в политические акции, оказывать на них влияние, используя свои связи с двумя правительствами — германским и японским. Он хотел быть не только зрителем, но и действующим лицом трагедии, которая игралась на мировой сцене.

А обстановка возникла сложная: вскоре после заключения германо-советского пакта о ненападении началась война. Что будет происходить в Японии? Удастся ли преодолеть японское разочарование, вызванное в свое время немецко-русским пактом? Вступит ли островная держава в войну на стороне Германии? Ведь в этом случае находящаяся в тяжелом положении Россия, его Россия, окажется взятой в опасные клещи. Или же удастся направить экспансию Японии в другом направлении, а может быть, и добиться ее нейтралитета?

Это оказалось бы тяжелым ударом для нацистов и в то же время обеспечило бы прикрытие тыла Советов. А это могло бы решительно повлиять на исход войны не в пользу Гитлера. Если бы это ему, Зорге, удалось, Гитлера можно было бы считать конченым человеком. Тогда журналист из Токио окажется в состоянии подготовить диктатору в Берлине бесславный и позорный конец.

Зорге задействовал все свои связи и контакты, использовав последние финансовые резервы. Через доверенное лицо он затребовал деньги в советском посольстве и получил их после обмена многочисленными радиограммами, когда Москва дала в порядке исключения свое добро.

— Привлекайте к агентурной деятельности кого сможете, — сказал он Мияги, принесшему ему новые документы. — Платите больше. За особо ценную информацию выдавайте премию. Используйте резервных агентов. Попробуйте снова подключить законсервированных агентов, вроде того капрала.

— Это будет непросто, — ответил Мияги и