Владимир Ерохин - Вожделенное отечество Страница 85

"Дьявол искажает образ Божий в человеке; мы, хирурги, его исправляем". Та же задача, но применительно к человеческой душе, решается лечебными педагогами.

Совершается контрнаступление сил тьмы. Восстание ангелов. Бунт взбесившейся твари (ангелы и демоны — тоже тварь).

Задача сатаны — вернуть мир из бытия в небытие, привести все в состояние хаоса (безразличного смешения), а затем и хаоса — зияющей пустоты, того ничего (nihil), из которого Бог сотворил все.

Что больше всего? Ничто.

Наступает энтропия — тепловая смерть вселенной.

Ей противостоит негэнтропия — информация и творчество. Иерархия. Сложность и разнообразие.

Вот почему так драгоценна индивидуальность и личность, неповторимость образа всякого человека.

Вот почему так опасен застой. Возникают духовные пролежни на теле Церкви.

Сопротивление творчеству — мятеж взбесившейся твари недоподавленный.

Как сказал поэт, "здесь остановки нет" — есть лишь движение назад, к небытию.

Бог — Творец, Бог — Отец, Бог есть Дух, Бог есть Любовь. "Где Бог, там свобода", — не уставал повторять за апостолом Павлом отец Александр Мень.

Православие — невероятно ёмкое понятие. И очень ясное, если отбросить все и всяческое самозванство.

И оно не сводимо ни к одной из своих частей. И оно растёт, как все живое. Не разбухает, а растёт — становится зрелым, крепким, мудрым, ответственным и терпеливым.

В нем есть ядро и периферия, кора, шелуха. Но кора нужна, и она — застывший сок, как и древесная кора.

Да не спорят корни с кроной, а крона с корой. Нам нужно все, как кораблю — парус, чтобы плыть, и балласт, чтобы не перевернуться. Как птице нужны и крылья, и когти. Все — достояние Божие и Божья.

Мы — участники великой мистерии рождения и смерти Бога. Мы — свидетели Его воскресения, ибо Он явился сердцу, в сердце каждого из нас.

Православие, конечно, фундаментально, консервативно, устойчиво, и потому оно — крепость. Но в нем ещё есть тайна, которую знали исихасты. И она светилась в глазах Соловьёва, Флоренского, Меня.

Свидетельство религиозного опыта строго интимно и глубоко индивидуально. Оно не верифицируется и неоспоримо. Мы можем распознать своих по вере их — и это подобно вспыхнувшей влюблённости. Нельзя навязывать любовь. Нельзя навязывать Бога.

Может быть, наиболее часто повторявшиеся Христом слова: "Не боитесь".

Церковь — тело Христово. Эти слова надо понимать буквально. Мы — органы Бога. И Он живёт, мыслит и чувствует внутри каждого из нас. Я скажу вам больше. После Он-отношения (открытие Бога), Ты -отношения (молитва) возникает Я-отношение.

Бог открывается нам. Он откровенен с нами. И по-настоящему, всерьёз сказать: "Я" — может только Бог.

"Часть моя Ты еси, Господи..."

Потому так болит душа грешника. Бог томится в смрадной темнице. Ему тяжело. Дух дышит, где хочет. И покидает осквернённый храм. Приходит богооставленность, страшная, как безумие и смерть. "Смерть грешников люта..."

Грех — это ошибка, неверно выбранный курс. Страшен, собственно, не грех, а его последствия — как прыжок с крыла храма и падение на землю. Как поклонение сатане и последующее рабство. Последствия наступают неуклонно — но они отличны от причин.

Любовь — это чувство. Но с нас спрашивают не за то, что мы чувствуем, а за то, что мы при этом делаем.

К духовной смерти.

Богооставленность ведёт Прощение стирает грех.

Христос победил смерть.

Воля к смерти — наш человечий первородный грех.

Христиан отличает воля к бессмертию. И путь к нему — творчество и любовь.

"Вы куплены дорогой ценой". Выкуплены.

Отец Александр Мень говорил не раз, с иронией и огорчением, даже с каким-то оттенком обиды, о тех, кто приходит в церковь ловить кайф.

Говоря о творчестве, вспоминают притчу о талантах. И о сосуде, который не ставят под спуд. И о ветхих и новых мехах. Все эти притчи рассказывал Спаситель, и рассказывал, конечно, не зря. (Как и притчу о мудрых и глупых девах. Имущему воздастся, у неимущего отымется.) "Стойте на страже и бодрствуйте со Мной". "Да не воздремлет и не уснёт храняй Израиля". Нет места духовной спячке, дремотному, блаженно-хмельному состоянию.

Растения могут жить в полусне. Мы этого себе позволить не можем — нам многое дано.

Надо жить так метафизически убедительно, чтобы истина этого бытия сияла своей очевидностью.

Духовное делание — это непрестанный рост, это усилие — не только деятельность Бога, но и наше усилие.

Отец Александр напоминал, как легко одному нести раненого, больного и как невозможно — мёртвого.

"Молитва, — говорил он, — нужна не Богу, а нам" — чтоб были мы в своём уме. Ибо, по слову Феодосия Печерского, "придёт враг, чтобы поколебать в человеке словесность ".

И как святой скажет: "Не я живу, но живёт во мне Христос", так грешник поражён дьяволом до сокровенной сердцевины своего существа.

Революционеры совершали уподобясь смерти и сатане, дело разрушения.

Есть два лика сатаны: Ариман и Люцифер. Ариман тянет вниз, на землю, заставляя душу человека забыть о её небесной родине ( "и вожделенное отечество подаждь ми, рая паки жителя мя сотворяя", — поем мы, обращаясь к Богу). Люцифер — князь тьмы воздушной — провоцирует развоплощение, растворение в небытии.

С этим связана ересь манихейства — презрение к плоти. Бог сотворил плотный, весомый, зримый мир. Воплотил в материале. Но это ещё не все. Он воплотился Сам и ходил по земле. Дух воплощённый.

Одухотворённая плоть. Плод Духа н Матери-материи.

"Тайна сия велика есть". Тайна по гречески — myste. Мы — участники этой мистерии. Потому и совершаем богослужения, чтим иконы и строим храмы, воплощая Дух, смысл.

Действие творения свободно: отворил, затворил, вытворил, растворил. Свобода амбивалентна.

И если послушание, подражание, соработа Богу-Творцу есть сотворчество с Ним, — бунт есть апатия, лень, неделание, сопротивление Творцу.

Не зря возникла парадигма: "ленивый я лукавый раб".

Первое, что мы узнаем о Боге: "В начале сотворил..." — "Beresbit bara Elobim". Творчество — первый и главный атрибут Бога. Бог есть Дух. Дух творчества.

"Bereshit bara Elohiai". Пусть нас не удивляет множественное число (единственное — "Е1" или "Eloha"). В русском переводе далее читаем: "Сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему". Множественное число в еврейском тексте Библии соответствует христианскому пониманию Бога как Святой Троицы.

Как мы говорим: "Человек" (Adam), так иы говорим: "Бог" — в единственном числе.