Дмитрий Володихин - Братья Стругацкие Страница 89

Экселенц подозревает худшее.

«Если бы мы с тобой были обыкновенными учеными, — говорит он Каммереру, — и просто занимались бы изучением некоего явления природы, с каким бы наслаждением я объявил всё это цепью идиотских случайностей! Случайно погиб Тристан (напарник Абалкина и его наблюдающий врач. — Д. В., Г. П.), не он первый, не он последний. Подруга детства Абалкина случайно оказалась хранительницей детонаторов. Он совершенно случайно набрал номер моего спецканала, хотя собирался звонить кому-то другому. Клянусь тебе, это маловероятное сцепление маловероятных событий казалось бы мне все-таки гораздо более правдоподобным, чем идиотское, бездарное предположение о какой-то там вельзевуловой программе, якобы заложенной в человеческие зародыши. Для ученых всё ясно: не изобретай лишних сущностей без самой крайней необходимости. Но мы-то с тобой не ученые! Ошибка ученого — это в конечном счете его личное дело. А мы ошибаться не должны. Нам разрешается прослыть невеждами, мистиками, суеверными дураками. Нам одного не простят: если мы недооценили опасность. И если в нашем доме вдруг завоняло серой, мы просто не имеем права пускаться в рассуждения о молекулярных флуктуациях — мы обязаны предположить, что где-то рядом объявился черт с рогами, и принять соответствующие меры, вплоть до организации производства святой воды в промышленных масштабах. И слава богу, если окажется, что это была всего лишь флуктуация, и над нами будет хохотать весь мировой совет и все школяры в придачу…»

Выбор неизбежен. Потому и звучит в финале выстрел.

Благодаря многочисленным недосказанностям «Жук в муравейнике» множество раз подвергался «дешифровке». Существует немало версий его прочтения. Одна из самых экзотических принадлежит критику Майе Каганской. Она уверена в том, что повесть «Жук в муравейнике», как и многие другие тексты Стругацких, посвящена национальному вопросу. Голованы, живущие на реке Телон, — образ «окончательного решения» русского вопроса, то есть резервация для полудиких разумных существ. А в целом «Жук» посвящен еврейству, мировому и советскому. «Судьба еврейства (она же его метафизическая сущность), — полагает Майя Каганская, — рассматривается авторами в свете и под знаком „Близнецов“ — двух катастроф, из которых одна уже была (нацистская Германия), а другая еще будет (националистическая Россия). Об этой приближающейся (или ожидаемой) катастрофе и предупреждают детские стихи Левы: „Стояли звери около двери, они кричали — их не пускали“. В обратном переводе с детского языка на язык оригинала, то есть апокалиптический, — это ужас, который „стоит при дверях“, из Откровения Иоанна, „звери (-рь)“ — оттуда же. Дата Левиной смерти — 4 июня 78-го года (повесть, напоминаю, опубликована в 1980-м) — подчеркивает, что — да, действительно, „при дверях“». Более того, по мнению этого критика, слово «люден», которое появится через несколько лет после публикации «Жука» в повести «Волны гасят ветер», продолжает ту же линию: правильное его прочтение — без первой буквы.

«Соблазн конспирологии» возникал и возникает у людей разных взглядов, порой — диаметрально противоположных. Конспирология Каганской принадлежит лагерю, состоящему во враждебных отношениях с почвенниками, традиционалистами, имперцами. Но суть любых конспирологических умозаключений — одна, и она предполагает наличие у Стругацких какой-то особенной, чудовищно зашифрованной «правды для избранных», вернее, не просто для избранных, а… «для самых-самых избранных», которые на два градуса круче простых незамысловатых избранных. Это уже не простые диссиденты, а мастера-эзотерики, тонкие игроки в бисер…

Было бы всё это интересно и даже поучительно, если бы не одно «но»: Борис Натанович в своих офлайн интервью и «Комментариях к пройденному» дал подробные, развернутые пояснения всем главным произведениям братьев Стругацких. Где-то эти комментарии позволяют задуматься о глубинных скрытых смыслах, а где-то всё высказано до упора, и сколько ни скреби, ничего не выскребешь, если не заняться насилием над авторским замыслом, который обрисован четко и прозрачно. В отношении «Жука в муравейнике» свидетельства Бориса Натановича предельно ясны и рубят под корень любую конспирологию: «Мы писали трагическую историю о том, что даже в самом светлом, самом добром и самом справедливом мире появление тайной полиции (любого вида, типа, жанра) неизбежно приводит к тому, что страдают и умирают ни в чем не повинные люди. Какими бы благородными ни были цели этой тайной полиции и какими бы честными, порядочнейшими и благородными сотрудниками ни была эта полиция укомплектована».

Всё это, однако, не мешает повнимательнее присмотреться к тому, что представляет собой прогрессор-«подкидыш». Это интеллигент, родившийся в 38 году. У него нет корней, поскольку он отсечен от прошлого. Если примерить год рождения Абалкина на другой 38-й, перед которым еще цифра 19, то окажется, что биография интеллигента отсечена не просто от прошлого, а от досталинской эпохи 1920-х, то есть времени, когда интернациональная коммунарская романтическая утопия реализовывалась вовсю… Другими словами, от времени, которое, по всей видимости, должно было выглядеть в глазах Стругацких «золотым веком» СССР… Во всяком случае в глазах Аркадия Натановича. Итак, преемственность представителя молодой интеллигенции от интеллигенции старой, досталинской, разорвана. Он изначально лишен родителей. Его жизнью управляют работники секретных структур. Им вертят, как хотят, в целях безопасности. Когда он начинает кое-что понимать в своем происхождении и своей судьбе, то заявляет комконовцам: «Вы поступили с нами глупо и гнусно. Вы исковеркали мою жизнь и в результате ничего не добились… Прошу вас иметь в виду, что… надзора вашего я больше не потерплю и избавляться буду от него беспощадно… Я намерен теперь жить по-своему и прошу больше не вмешиваться в мою жизнь». А ведь КОМКОН-2 — это мягкий аналог НКВД/МГБ/КГБ… Комконовцы боятся, что некто извне взорвет их цивилизацию, заложив внутрь интеллигента опасную программу. Они убивают интеллигента, поскольку боятся опасных и неожиданных, то есть прежде всего неподконтрольных, поступков от него.

«Жук в муравейнике» вышел при позднем Брежневе. Время — отнюдь не самое суровое, если сравнивать его с иными периодами советской истории. Средний класс живет относительно благополучно, система дает образованным людям «расти». Но братья Стругацкие все-таки вежливо напоминают оппозиционному крылу интеллигенции, каковы ее действительные отношения с властью. Чуть больше свободы — сильно меньше безопасности…