Один в Океане - Слава Курилов Страница 9

Я поднялся на самый верхний мостик, но даже в бинокль не мог ничего разглядеть. Там, где должен был показаться остров, не было ни одного огня. Я спустился вниз, на крыло штурманского мостика, и спросил вахтенного матроса о береговых огнях. Он, видимо, нашел мой вопрос праздным, посмотрел на юго-запад и ответил, что никаких огней на острове нет. Я и без него это видел.

А что, если капитан изменил курс, и мы находимся дальше от берега, чем я предполагал?

Было уже около семи часов вечера. Я взглянул в последний раз туда, где должен был быть остров. Непроницаемый мрак. Все небо покрыто тучами. Молнии сверкали в разных сторонах горизонта почти непрерывно.

«Шторм идет!» — возликовал я в душе. В штормовую погоду капитан не станет рисковать людьми и не решиться послать шлюпку на поиски. У меня будет целая ночь!

Я зашел в ресторан к концу ужина — просто показаться. Палуба заметно раскачивалась под ногами. Раскачивались люстры у потолка, колыхались тяжелые занавеси, свободные стулья слегка отъезжали и придвигались снова, как будто к столам присаживались невидимые гости.

Я вдруг ясно представил себе, что поверхность океана покрыта волнами в семь-восемь метров высотой. Я рассчитывал на прыжок с высоты пятнадцать метров — от фальшборта главной палубы до ватерлинии — это было ненамного выше той скалы в Черном море, откуда я нырял ночью вслепую. Но расстояние до воды может быть теперь либо на семь метров больше — и тогда меня может завалить вперед, либо меньше — так что меня ударит спиной.

С точки зрения здравого смысла мои шансы добраться до берега живым выглядели так: если во время прыжка я не разобьюсь от удара о воду, если меня не сожрут акулы, если я не утону, захлебнувшись или от усталости, если меня не разобьет о рифы, если хватит сил и дыхания выбраться на берег и если к этому времени я все еще буду жив — то только тогда я, может быть, смогу поблагодарить судьбу за небывалое чудо спасения.

Это был самый опасный участок пути. Мне предстояло пройти около ста метров от носовой каюты, в которой я жил, до выхода на палубу и затем еще столько же — под открытым небом до кормы. В руках у меня была сумка с ластами, маской и трубкой. Поверх плавательного снаряжения я небрежно бросил полотенце. Я хорошо изучил все переходы и повороты на своем пути на случай погони. Мне было известно немало случаев, когда самые продуманные планы побегов были раскрыты и их участники кончали жизнь в концлагере. Если мое намерение обнаружится, тогда мне бы только выбраться наверх, на палубы, а там я уже прыгну с борта, с мачты, с чего угодно!

Я медленно шел по коридору.

Мне казалось, что я иду по канату над пропастью.

Те, кто прошел такой путь, знают, что он существует внутри другого психологического измерения. В нем человек меняется так, будто он прожил несколько лет. Если ты скован страхом, ты ничего не заметишь, если внутренне свободен, то никогда этого не забудешь. У тебя остается жгучая тоска по этому иному измерению, а тот мир, из которого ты только что шагнул в неизвестность, сразу становится нереальным и похожим на обычный сон. Именно тогда я сделал для себя открытие: внимание — вот тайна жизни! Острое внимание вовне и внутри. Обычно мы живем в каком-то полусонном состоянии и только во время мгновенных вспышек внимания способны по-настоящему видеть и чувствовать. Мне казалось, что все вокруг — стены, трубы, брошенный кем-то пылесос — знало, куда и зачем я иду, и безмолвно желало мне удачи.

Я вышел на палубу.

— Молодой человек! — услышал я голос за спиной.

Измерив глазами ближайшее расстояние до борта, я обернулся. Ко мне подошел незнакомый мужчина.

— Как пройти в радиорубку?

Я коротко объяснил, наблюдая за его движениями. Он выслушал меня и ушел. Я перевел дыхание.

На освещенной части палубы, через которую нужно было пройти, уже начались танцы. Из репродуктора слышалась моя любимая «Голубка» — «Когда из родной Гаванны уплыл я вдаль…»

Я шел среди танцующих пар. Страха я не испытывал, я превратился в мальчишку, убегающего от опеки взрослых вон в тот манящий лес с дикими зверями. Мне наговорили о нем столько ужасов, что я уже просто не мог дальше жить, не побывав там.

Со своей родной землей Россией я простился раньше, во Владивостокской бухте. Сейчас я бежал из Советского Союза.

Я спустился по трапу на корму главной палубы. Там стояла раскладушка, и на ней сидели трое матросов. Подойдя к фальшборту, я постоял несколько мгновений. Нельзя было прыгать прямо у них на глазах. Мне представилось, как они немедленно дадут знать по телефону (он висел у них над головой) на капитанский мостик, последует сигнал «Человек за бортом» и меня тут же начнут искать прожекторами.

Я опять поднялся на шлюпочную палубу и стал обдумывать создавшееся положение. Времени уже совсем не оставалось — через полчаса, согласно моим расчетам, лайнер минует остров.

Прыгать во что бы то ни стало, даже на глазах у всей команды!

Я снова спустился вниз. Два матроса куда-то исчезли, а третий стелил постель на раскладушке, повернувшись ко мне спиной.

Я облокотился одной рукой о фальшборт, перебросил тело за борт и сильно оттолкнулся. Заметить мой прыжок было трудно — так быстро я оказался за бортом.

Полет над водой показался мне бесконечным.

Пока я летел, я пересек некий психологический барьер и оказался по другую его сторону совсем другим человеком.

Траекторию полета я рассчитал хорошо. Оказавшись за бортом, я резким движением развернул тело ногами к корме, а спиной к поверхности воды. Некоторое время я летел в этом горизонтальном