Христа ради юродивый старец Паисий, рясофорный инок Киево-Печерской Лавры - Владимир Зноско Страница 9

V

Так проходил день за днем. Умерщвляя плоть свою со страстьми и похотьми, блаж. Паисий достиг высокого духовного совершенства. Всемогущий Господь, Которого избрал он своим прибежищем, охранял избранника Своего от всяких искушений и бед. И как бы велики ни были его страдания, они не причиняли ему жестокого зла, ибо не постигнут бедствия и раны не отягчат тела тех, которые Бога избрали своим прибежищем (Пс. 90, 9-10).

За такое добровольное мученичество Господь прославил блаженного старца даром прозорливости и благодатью исцелений. Не глядя даже в лицо человека, блаж. Паисий без труда угадывал мысли и думы каждого и, читая их, как в раскрытой книге, прозревал будущую судьбу.

Прозорливость — это высший дар, ниспосылаемый Богом. Человек, по падении прародителей, — слеп. Правда, он носит в себе чутье, что есть в мире нечто высшее, совершеннейшее и чистейшее, чем обыкновенный порядок мирских дел, но что именно, — того он не знает. Продолжая свои поиски в надежде на успех, человек молится к Богу: «Открый мне очи мои, да уразумею чудеса от закона Твоего»… И молитва его не напрасна. С того момента, как человек приступает к Богу и постом и молитвой соделывает себя достойным зреть славу Божию, — покрывало духовной слепоты его отнимается, и человек начинает ясно видеть все то, что представлялось его мысленному взору только гадательным. Духовные очи его незримо открываются, и человек начинает постигать весь духовный мир… О, какое бесконечное блаженство даруется этим прозрением! Оно подобно тому, когда человек исходит из тьмы на свет. Оно подобно той благодати, какую испытали очи апостолов на горе Фавор. Ибо у кого открыты телесные глаза, тот видит только окружающие его предметы. У кого же открыты духовные очи, тот видит, как в зеркале, душу и мысли каждого человека и может лицезреть Самого Бога и чувствовать духом святую волю Его…

Получив от Бога сей великий дар, блаж. Паисий старался утаить его от людей, скрывая высоту добродетельной жизни своей под покровом мнимого юродства. Но сколько ни избегал он славы мирской, как ни прикрывался личиной мнимого буйства и безумия, — десница Божия высоко возвеличила его. Слава о чистоте праведной жизни Паисия, о неподражаемом терпении и прозорливости его далеко разнеслась за пределы Киева. Народ толпами бегал за ним и следил за каждым движением в надежде услышать от него мудрый совет, притчу или наставление…

Но блаженный по смирению не любил этого. И если был лишен возможности укрыться от преследования любопытных, то сердито оборачиваясь к ним, громко досадуя, протестовал:

— Что это вы? На театр пришли смотреть, что ли?

Но так случалось не всегда. Ибо иной раз он и сам появлялся на торжища и многолюдные собрания и назидал и вразумлял многих притчами. Не гнушался блаж. Паисий заходить и в порочные дома, где под покровом Христа ради юродства обличал людское нечестие и приводил на путь спасения самых огрубевших грешников.

Святая душа его, прозревая глубину испорченного человеческого сердца, в нем же гади, им же несть числа, сокрушалась и болела о погибели ближнего. Подражая сострадательности праведного Иова, который о всяком немощнем плакался, и видя в беззакониях людей оскорбление величия и благости Божией, блаж. Паисий был для всех как «всесветлая звезда, сиявшая во тьме и световодившая всех к жизни вечной».

О несомненном даре прозорливости блаженного старца свидетельствуют, между прочим, и следующие случаи.

Посылает одна больная генеральша своего мужа в Лавру и просит его при встрече с о. Паисием передать ему просфорочку. «Ну где я там твоего Паисия буду по Лавре искать! Да и какой он?» — с неохотой отвечает генерал. «Да уверяю тебя, — увидишь. Ты только просфорочку захвати». Проходит генерал святыми воротами, а о. Паисий к нему: «Здравствуйте, душечко, здравствуйте! И просфорочку от больной принесли!»

Стоял блаженный в церкви Больничного монастыря и, опускаясь на колени для молитвы, клал под себя железную палку, выстаивая на ней по целому часу. Молившийся рядом с ним иеромонах Михаил Тростянский подумал: «И зачем этот святой так жестоко мучит себя?» А блаж. Паисий, подымаясь с колен и замахиваясь на него палкой, кричит: «Какой я святой, смотри, а то палкой так и трахну!»

В книжной лавке целая толпа людей. Между ними стоит высокий, черный купец и выбирает душеполезные книги. О. Паисий вбегает в лавку и кричит купцу: «Ага, зарезяка, приехал, зарезяка! Целую реку крови с живых выпускать едешь». Присутствующие смутились. Но оказалось, что это был скотопромышленник, закупивший в Киеве партию скота и отправляющийся домой, чтобы перепродать его на убой.

Проходил по Лавре местный участковый городовой N и, заслышав невдалеке грозный, обличительный голос о. Паисия, подумал: «Опять этот шарлатан обманывает народ». Но только он это подумал, глядь, о. Паисий нагоняет его. Городовой, из вежливости приветствует его, а блаженный сердито в ответ: «Кому, крючок, кланяешься? Шарлатану, обманщику разве кланяются?»

Стоит около ворот большого дома молодая еврейка и, заинтересовавшись тем, что блаж. Паисий проходит по улице и окруженный толпой уличных мальчишек юродствует, — заливается смехом. А блаженный подбегает к ней и, замахиваясь палкой, кричит: «Ага, смеешься, жидовка? Смеешься, беспаспортная? Вот тебя завтра по этапу из Киева вышлют»… Как сказал, так и случилось. Еврейка действительно была беспаспортная, сбежала от мужа из Бердичева в Киев, и на другой день была препровождена по месту жительства этапным порядком.

Достраивали в деревне Мышеловке дом… С работой спешили… Шла суета… Пробегает мимо того места блаженный и под мышкой грязную рубаху несет. Увидел его один из рабочих и спрашивает: «Куда, преподобный, бежишь? Подожди…» — «Некогда, душко… Рубашечку надо помыть. Через полчасика пригодится…» Прошло полчаса. Этот же самый рабочий, от неосторожности упал с лесов и разбился насмерть. А блаж. Паисий возвращаясь назад и держа в зубах чистую сорочку, говорит: «Оденьте мертвеца, душечко. Это я для него рубашечку помыл».

Пришел старик-крестьянин с дочерью в Киев на богомолье. Дочь его, очарованная «красотами» монастырской жизни, дала в сердце своем обет поступить в монастырь. Внутреннее состояние души отразилось и на внешнем образе жизни: появилось черное платье, четочки в руках. С течением времени мысль эта под натиском мирской суеты и развлечения молодости испарилась и