Счастливый предатель. Необыкновенная история Джорджа Блейка: ложь, шпионаж и побег в Россию - Саймон Купер Страница 9

Разумеется, в военное время все это изменилось. Служба очень разрослась — или достаточно разрослась, по английским стандартам. Думаю, в то время в ней числилось порядка 1000 человек, большинство — офицеры[123].

Когда война закончилась, Блейк вновь задумался о карьере священника, но СИС отправила его в Нидерланды для завершения голландских операций[124]. Он увидел полуистощенную страну, где многие выживали, питаясь луковицами тюльпанов. Тем не менее для молодых иностранных военных офицеров месяцы после освобождения стали порой разгула[125]. Блейк вспоминает:

Реквизированные машины, роскошные виллы, запасы шампанского и бренди (складированные поверженным вермахтом), клубы, разместившиеся в самых дорогих ресторанах или самых живописных загородных домах, шикарные отели на знаменитых целебных курортах и местах для отдыха, притягательные девушки, жаждавшие повеселиться после мрачных лет оккупации, — всем этим великолепием раньше наслаждались лишь самые богатые, а теперь они стали доступны любому офицеру[126].

В Нидерландах Блейк совмещал упорный труд с неустанным весельем. У него начался роман с Айрис Пик, молодой британской аристократкой, которая работала в СИС секретарем. Позже, уже после его разоблачения, это сочтут важным обстоятельством.

Блейк уже хорошо владел немецким языком, и в апреле 1946 года его перевели в Гамбург. Один его молодой коллега, Чарльз Уилер, в дальнейшем ставший бессменным зарубежным корреспондентом Би-би-си и свекром Бориса Джонсона, будет вспоминать, что Блейк «чересчур много улыбался. Даже за завтраком»[127].

В первую очередь в Гамбурге Блейку предстояло выяснить, не организуют ли бывшие немецкие офицеры-подводники — заклятые враги британского судоходства в военное время — подпольного нацистского сопротивления. Теперь, после победы над Германией, многим оккупантам уже не терпелось отправиться домой, но Блейк относился к своей работе очень серьезно. Его первый биограф, Э. Х. Кукридж, который, будучи британским тайным агентом во время и после войны, недолго работал с Блейком, рассказывает, что «в свободное время тот изучал морские технологии и военно-морские тактики и в итоге довольно скоро мог вполне авторитетно беседовать с офицерами Королевского военно-морского флота и инженерами, прослужившими в море всю свою жизнь»[128].

«Подружиться» с бывшими офицерами-подводниками оказалось просто, вспоминал Блейк в Штази:

У наших оккупационных сил было все — сигареты, шнапс, машины, документы; а у немецкого населения — почти ничего. И вот я со многими из них встречался. Так спустя некоторое время и смог удостовериться, что ни о каком подпольном движении речи не идет.

Офицеры поняли, что сопротивление бесполезно, не говоря уже о том, что в разоренной бомбежками Западной Германии «нулевых лет» повседневная жизнь и без того давалась огромным трудом. В более поздние годы, мрачно сообщал Блейк в Штази, бывшие нацисты попадут в руководство федеративной республики иными путями[129].

В Гамбурге Блейк прожил до начала холодной войны. СИС переключалась с Германии на Советский Союз. Блейк говорил: «Им [СИС] приходилось противостоять врагу, который обладал очень большой секретной службой и был, можно сказать, профессионально подготовлен, поэтому службу требовалось выстраивать заново»[130].

К 1947 году Блейк сам переключился на борьбу с коммунизмом, став одним из самых первых бойцов холодной войны. Он взялся за освоение нового языка разведки — русского[131]. Он вербовал немецких «офицеров, служивших в ВМФ и вермахте», и отправлял их на разведку в советскую зону Германии[132]. Вероятно, допуская из такта и с оглядкой на прошлое некоторые поправки, он рассказывал Штази:

Мне удалось создать несколько групп здесь, на территории ГДР [Германской Демократической Республики]. Но, должен сказать, радости мне эта задача не доставляла — мы использовали бывших заклятых врагов, чтобы бороться с нашими бывшими союзниками, которым стольким были обязаны. Я это рассказываю, потому что так в моем идеологическом мировоззрении возникла первая брешь[133].

Юный сотрудник СИС, говоривший по-немецки с голландским акцентом, проявлял усердие и даже некоторое высокомерие. Он не стремился подзаработать лишних деньжат, приторговывая на черном рынке выпивкой или сигаретами из запасов британской армии. Разумеется, некоторым дилетантам-британцам в СИС он действовал на нервы[134]. «Он был груб, придирчив, тщеславен и многословен, коллегам часто казалось, что он слегка не в себе», — рассказывала писательница Ребекка Уэст в 1960-х годах[135].

Однако в свободное время Блейк принимал участие в разгульной жизни освобожденного города, пусть и с большей осмотрительностью, чем другие сотрудники оккупационных сил. В автобиографии он цитирует христианский гимн: «Мир, плоть и сатана витали над тропой, которой я шел». Но от «искушений», по его собственному признанию, вера его не уберегла[136]. В 1947 году он вернулся в Британию из Германии с ощущением, что уже недостоин стать священником.

К счастью, в снобистской СИС этот иностранец-полуеврей оказался весьма кстати. Блейк имел безупречно британскую фамилию, превосходно справлялся с оперативной работой, был героем Сопротивления, противником коммунизма, полиглотом, каких среди британцев мало[137], легко осваивался в любом месте и, самое главное, внешне идеально вписывался в образ. Николас Эллиотт, старший офицер МИ-6, считал Блейка «рослым красавцем с отличными манерами, пользующимся всеобщим успехом»[138]. Руководствуясь идеалом частных школ «mens sana in corpore sano», британская элита того времени часто судила о характере человека по его внешности. Но то ли Эллиотт был не слишком наблюдательным шпионом, то ли Блейк с годами заметно подусох. За Блейком также не водилось очевидных слабостей: он не был ни болтуном, ни лентяем, ни фантазером, ни игроком, ни пьяницей, ни разгульным бабником, ни гомосексуалом, уязвимым для шантажа. Готовый больше слушать, чем говорить, самодостаточный, не имевший близких друзей, скорее маменькин сынок, чем кутила, он идеально подходил для шпионажа.

СИС решила закрыть глаза на его несоответствие двум ключевым требованиям: он не закончил университет и ни он, ни его родители не были родом из Британии или ее владений[139]. Служба предложила ему место в штате, что фактически превращало его «из аутсайдера в одного из нас»[140]. Он сразу же согласился, навсегда отбросив мысль о карьере священника[141]: «Работа была очень интересной, у меня был хороший круг друзей», и «иных перспектив интересной работы у меня не было»[142]. В бурно развивающейся послевоенной индустрии шпионаж дал ему новое призвание.

Писатель Джон Ле Карре набросал психологический портрет новобранцев секретных служб:

Я понимал природу людей, которых влекло в этот мир. Я знал, что значит находиться в свободном плавании и тянуться к сильному ведомству, отвечавшему за ваши нравственные суждения и… вашу жизнь. Я знал, какие слабости манят в