История села Мотовилово. Дневник. Тетрадь 13 - Иван Васильевич Шмелев Страница 9

готовы принять любовный поцелуй, то дразнительно высовывала язык, то изображала лицом своим беззвучный смех, то угрюмость, то обиду и печаль, а то просто детское веселье. После осмотра лица, пышных рук, грудей, живота, она мельком взглянула на свое лоно и ляжки. А после самолюбования она, глубоко вздохнув, подумала: «Эх, и кому только я буду принадлежать такая прекрасница!» Попятившись от зеркала на один шаг назад, ее взору предстала нежно-розовая, пышная грудь. От избытка чувств и неги, она, сплетенные в замок руки, закинула за голову, полные, по-девичьи тугие, небольшие, словно сделанные из пшеничного теста груди при этом озорно вспрыгнув, расторпорщились вправо и влево от грудной ямочки, представились ей во всей своей красоте. Соски-пуговички посередине коричневых кружочков, задорно указывали в разные стороны. Любуясь и наслаждаясь прелестью своего тела, она сладко потянулась всем телом, словно купающаяся уточка поднимаясь над водой, приподнявшись на цыпочках. Полунагретый избной воздух приятно лизнул в подмышки от чего слегка колыхнулась черная, с коричневым оттенком, слегка кудрявившаяся волосяная поросль. Пахнуло сладковатым женским потом. Она не могла ограничить себя изучающим осмотром той части своего тоскующего об мужчине тела, которую она только что осмотрела, тем более, ей никто не мешал, и никто не подглядывал и время не подгоняло. Она, попятившись еще на два шага назад, переместилась на середину пола избы. В зеркале плавно появилось изображение округлого нетощего живота с ввалившимся вглубь складки кожи пупком. Затем снизу на полотно зеркала выплыл пухловатый треугольник, на котором пыжился небольшой черный хохолок, полузажатый со сторон смыкающимися здесь полными мягкоупругими бедрами. Быстрым взглядом скользнули ее глаза по бело-розовым ляжкам и икрам. Она винтообразно извернулась на носках всем станом на одном месте, и в зеркале появились крутые, полные, похожие на хлебные колобашки ягодицы. От избытка нежности и веяний о счастье мыслей, она, самодовольно улыбаясь, даже позволила себе озорно и шаловливо шлепнуть ладошкой по этим нежным колобашкам своей задницы. От этого озорного поступка она весело рассмеялась и ознобно вздохнув всем телом от холодка, быстро схватив со стула приготовленную рубашку, торопливо стала надевать ее, накинув на голову. Наташкин самоосмотр продолжался не менее получаса. Досыта налюбовавшись собой, она стала собираться к обедне. С колокольни доносился звон большого колокола, призывающий в церковь на богослужение. Разгоняя седую испарину над озером, солнышко постепенно карабкалось ввысь небосклона. Перезвонили к обедне…

От обедни домой возвращался празднично разодетый народ. В паре с Федором Крестьяниновым шел и Семион Селиванов. «Надо зарубку на стекле зарубить, первый раз вижу, Семион из церквы идет!» — про себя подумал Федор, догоняя в дороге Семиона.

— Здорово, Семион Трофимыч! — поприветствовал его Федор.

— Да, к обедне ходил, я и не знал, что сегодня Никола, да Марфа меня надразумила и в церковь послала! — отозвался Семион.

— Как же, чай же всем известно, что нынче весенняя Никола! — подтвердил Федор.

— Весенние-то праздники-то часто бывают, то царь Константин, то Кузьма с Демьяном! — полушутливо заметил Семион.

— Вот ты мне как-то говорил, что в церковь-то не ходишь из-за того, что там на твоем-то месте печь поставлена! — вспомнив разговор раньше с Семионом проговорил Федор.

— Правда, правда, говорил я эдак-то, что я в церкви-то ничего не забыл, но вот нынче собрался и пошел, а то все было неколи. Зато обедню-то едва достоял до конца-то. Все собирался уйти, да нет, так и устоял, зато устал и вот домой еле тащусь! — жаловался Семион Федору, смыгая переломленным как седло носом в переносице. — Хотя я редко хожу в церкву-то, раз в год и по обещанию, а нынче мне очень там понравилось. Около церкви-то за оградой, в церковном-то саду уже больно зелени много, прохлада приятная, какая-то птичка пела, да и само богослужение в церкви-то мне понравилось, — высказал Семион перед Федором прелесть посещения церкви. — Редко, а все же туда хожу. А то, вообщем-то, я хотел всего два раза побывать в церкви-то, и то не по своей воле. Первый раз, когда меня крестить в нее носили, а второй раз, когда меня отпевать понесут! Ведь смерть-то со всеми одинаково расправляется, — откровенно высказался Семион о своем отношении к религии и к церкви.

— Ну, это дело на совести, как говорится, на совести каждого христианина. Каждый крещен, каждому дана голова, каждому дан свой рассудок, в церковь силком тащить никто не станет, невольник не богомольник, — с досадой на Семионово богоотступничество высказался Федор, оставляя Семиона на дороге одного, направляясь к своему дому.

«Вот, я и пришел от обедни, давай обедать!» — заявил Семион с порога своей Марфе, которая и так уже хлопотала в чулане, готовясь к обеду.

Узнав по колокольному звону, что обедня отошла, Санька, закрыв избу-читальню тоже пошел домой на обед. Около дома Статниковых, он снова встретился с Наташкой, которая, видимо, придя от обедни, преднамеренно вышла на крылечко своего дома.

— Наташ, приходи сегодня вечером в избу-читальню. Там будут танцы до упаду, и пляска до утра! — с любезностью в голосе пригласил Санька Наташку, как только поравнялся с нею.

— Ладно, приду! Говоришь сегодня вечером?

— Да.

— Так ты заходи за мною и пойдем вместе, — воспользовавшись приглашением Саньки отозвалась она.

— Ладно, ужо зайду, жди! — с радостной улыбкой на лице проговорил Санька.

Мучительно долгим показался Наташке этот день. И отец с матерью уже вернулись из Арзамаса с покупкой (они купили там корову), а солнышко ей сегодня кажется каким-то беззакатным, и вечер мучительно долго не наступает. Наконец-то под самый вечер Наташка заметила идущего по дороге улицы Саньку. Она поспешно вышла к крыльцу дома.

— Ну, пошли! — сдержанно кликнул Санька явно его поджидающей Наташке.

— Пойдем вместе вдвоем и найдем рублей двести! — срифмовано добавил он. Она пошла с ним рядом.

— Хоть бы весточку прислала, а то я вся изждалась, — несмело проговорила она ему, намекая на то, что он из Нижнего Новгорода ей не прислал ни одного письма.

— Я-то ведь не знал, что ты снова одна! А то обязательно прислал бы, — как бы извиняясь перед Наташкой, оправдывался Санька, хотя он и вправду не знал, что снова одна.

До избы-читальни дошли разом. Санька, гремя ключами, открыл двери. Посетителей-молодежи в этот вечер было мало, да и какой дурак, пойдет в помещение в такую теплынь, когда на улице благодать и наслаждение. Вскоре молодежь парами из читальни вышла. Повесив замки на двери, ушли и Санька с Наташкой… А кругом бушует весна. Из цветущих садов по всему селу разносится пьяняще-дурманящий запах. Вся природа проснулась, ожила, буйствует во взаимном влечении