Вадим Бакатин - Избавление от КГБ Страница 9

И кто сейчас возьмет на себя смелость осуждать их? И за что? Даже невинно погибшие не стали бы этого делать, потому что сами могли жить только так.

«Не судите, да не судимы будете»? Или наоборот. Прежде чем осуждать, надо осудить себя.

В исковерканной, изуродованной психологии народов, приспособившихся к системе и воспитанных системой, — главная трагедия прошлого и драма настоящего. Здесь основное зло, порожденное чекизмом — идеологией лжи и насилия.

Но мне кажется, пора кончать постоянные, ставшие модой бессмысленные поиски сегодняшних неудач в прошлом, во вчерашней «системе». Это очевидно. Но от этой очевидности мало проку. Избавиться от «системы», от прошлого, полностью изменить нашу жизнь мы сможем только тогда, когда каждый попробует прежде всего разобраться с самим собой.

Очищения и обновления общества не произойдет, если вместо прежних виноватых «сионистов», «империалистов», «поджигателей войны» сегодня свалить все на КГБ, «партаппаратчиков», «номенклатуру», а завтра на «демократов» и «жидо-масонов».

Знаю тех, кто меня не поймет, не согласится, возмутится. Но это давно известно. Каждый народ достоин той жизни, которой он живет. Народ не статист в массовой сцене. По крайней мере, не должен быть статистом, тем более в демократическом обществе.

Ведь народа боятся и боялись, к нему взывали все политики — большевики и Керенский, Брежнев и демократы.

Да, можно повторять очевидную истину, что коммунистическая идеология сделала наше общество нашим обществом, нашу жизнь нашей жизнью. Но это была не вся жизнь. Всю жизнь без изъятия определял народ. Обманутый, доверчивый, нетребовательный, терпеливый, послушный, спившийся, талантливый, щедрый и несчастный. Мы. Я говорю «мы», имея в виду: каждый по-своему, но все вместе. Мы сами, каждый своей жизнью делали жизнь такой, какой она была. И оказалось, созидая, получая почетные грамоты и «четвертные» «за победу в соцсоревновании», мы не создавали будущего. Каждый что-то делал. Жил. Любил. Работал в шахте или на ферме. Сажал цветы или картошку. Или сидел в лагерях. Играл по вечерам на баяне или на сцене…

Все это многообразие ярких и простых суровых нитей создавало картину нашей жизни, но не создало добротной, здоровой основы для будущих поколений. Ткани не получилось. Нет целого. После того как снят тяжелый пресс идеологии, все разваливается.

Здесь итог ложного пути. Здесь счет теоретикам и политикам, а прежде всего самим себе. И новую жизнь без осознания этого народом народу не поднять. Даже без КГБ.

К началу перестройки Комитет госбезопасности представлял из себя всепроникающее ведомство, способное контролировать все стороны общественной жизни. Без ликвидации или серьезного реформирования этой организации и установления системы эффективного государственного и общественного контроля над спецслужбами невозможно было надеяться на успех демократических реформ. Но одна из крупных ошибок Горбачева заключалась в том, что он до самого путча (до Фороса) недооценивал опасность существования огромной репрессивной организации, которая лишь мимикрировала, демонстрировала свою внешнюю лояльность политике перемен, но сохраняла верность многим традициям «чекизма». Горбачев, Генеральный секретарь ЦК КПСС, видел в КГБ не столько угрозу своим преобразованиям, сколько опору.

Вспоминаю его политический доклад на XXVII съезде КПСС в 1986 году, когда детально была изложена программа перестройки. Для КГБ найдены слова, под которыми могли подписаться и Сталин, и Брежнев: «В условиях наращивания подрывной деятельности спецслужб империализма против Советского Союза и других социалистических стран значительно возрастает ответственность, лежащая на органах государственной безопасности. Под руководством партии, строго соблюдая советские законы, они ведут большую работу по разоблачению враждебных происков, пресечению всякого рода подрывных действий, охране священных рубежей нашей Родины».

Подобные оценки, явно противоречившие реалиям жизни, повторялись и в последующие годы. И это было одной из основных причин того, что на протяжении всех лет перестройки КГБ являлся одной из немногих государственных организаций, структура и, главное, функции которой оставались практически неизменными. Уже ушли в прошлое Верховные Советы, избираемые на безальтернативной основе, бездумно и всегда единогласно штамповавшие решения партийных органов, уступив свое место действительно избираемым законодательным органам, которые хоть и не отражали всю палитру общественных настроений, но делали первый маленький шаг к демократическому обществу. Уже канула в Лету 6-я статья Конституции СССР, закреплявшая «руководящую и направляющую роль» компартии, хотя КПСС и не спешила сдавать своих позиций. В Союзе и во многих республиках начала утверждаться президентская форма правления, были сформированы органы конституционного надзора. Но Комитет госбезопасности ветры перемен обходили стороной. Он по своей сути оставался прежним «карающим мечом партии». Но этот «меч» ржавел в ножнах. Использовать его, как прежде, было страшно. Новые же идеи больше зарождались в низовых звеньях самого Комитета, но власти было не до них. В итоге затухающая инерция, блуждания, потеря ориентиров, недовольство, разложение…

Что же представлял из себя КГБ в годы перестройки и каким фактически я его застал после назначения меня председателем?

В его центральном аппарате насчитывалось около 30 главных управлений, управлений и самостоятельных отделов.

Первое главное управление (ПГУ) — разведка, которой руководил сначала сам Владимир Крючков, а затем кадровый разведчик Леонид Шебаршин. В последние годы целый ряд публикаций уже развеял ауру романтичности над этой организацией с огромной штаб-квартирой в Ясенево. Разведка традиционно считалась элитой Комитета и, вероятно, была таковой: там работали в основном грамотные и хорошо подготовленные профессионалы.

Беда разведки заключалась в том, что главным ее консультантом и заказчиком неизменно выступал Международный отдел ЦК КПСС, имевший глобальные интересы весьма специфического свойства. Она также явно страдала от принадлежности к пользующейся дурной славой системе политического сыска, что немыслимо в нормальном демократическом государстве. Хотя ПГУ уже не посылало своих сотрудников за рубеж с целью ликвидировать какого-нибудь «врага советской власти» или советского посла, как это случалось при Сталине, или устранить видного диссидента, как это бывало еще во времена Хрущева, она оставалась частью репрессивного механизма.

Деятельность ПГУ отличалась поистине глобальным и тотальным характером. Резидентуры активно действовали и вербовали агентов во всех без исключения уголках земного шара, даже в тех странах, названия которых средний советский человек никогда не слышал и где интересы государственной безопасности СССР были, мягко говоря, слабо различимы.