Марианна Басина - Петербургская повесть Страница 9

В последних классах гимназии Гоголь завел «Книгу всякой всячины, или Подручную энциклопедию». В эту толстую тетрадь в коричневом кожаном переплете он в алфавитном порядке заносил разнообразные полезные сведения. Были здесь и лексикон украинских слов с переводом их на русский, описание «игр и увеселений малороссиян», их обрядов, обычаев, запись песен, загадок, пословиц, преданий, названия малороссийских кушаний.

Все это Гоголь собирал в родной Васильевке и ее округе, а также в Нежине.

Приехав в Петербург, он с изумлением увидел, как велик в столице интерес ко всему украинскому.

В то время, еще не столь отдаленное от героической эпопеи 1812 года, мыслящие русские люди считали, что стыдно раболепствовать перед всем иноземным, пора вспомнить о своем народе, освободившем Европу от ига Наполеона, вспомнить о народном языке, обычаях, преданиях. Писатели и ученые обратились к народной жизни. И не только русской. В столичных журналах печатали сочинения украинских писателей. Издавались сборники песен, книги по истории Украины. Вскоре после приезда Гоголя в Петербург вышла поэма Пушкина «Полтава».

«Здесь так занимает всех все малороссийское», — писал Гоголь матери и просил сообщить ему все, что она знает интересного о нравах и обычаях «малороссиян наших». «Это мне очень, очень нужно… Если есть кроме того, какие-либо духи или домовые, то о них подробнее с их названиями и делами; множество носится между простым народом поверий, страшных сказаний, преданий, разных анекдотов, и проч. и проч. и проч. Все это будет для меня чрезвычайно занимательно».

Он просил мать прислать ему описание полного наряда сельского дьячка, названия платья, носимого украинскими девушками, всего «до последней ленты», а также платья замужних женщин и мужиков, описание свадьбы, «не упуская наималейших подробностей», и многое другое.

Мария Ивановна вместе со старшей дочерью Машей, призвав на помощь родственников, соседей и, конечно, мужиков, исправно выполнила поручения сына.

И вот теперь, возвращаясь из департамента, наскоро проглотив состряпанный Якимом обед, Гоголь принимался за дело. Он писал свою первую повесть, озаглавив ее: «Бисаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала. Малороссийская повесть (из народного предания), рассказанная дьячком Покровской церкви».

Народное предание, которое легло в основу повести, было записано в «Книге всякой всячины». Оно гласило: «Папороть (по-русски папоротник, или кочедыжник, bilix) цветет огненным цветом только в полночь под Иванов день, и кто успеет сорвать его, и будет так смел, что устоит против всех призраков, кои будут ему представляться, тот отыщет клад».

Гоголь писал… Работая, забывал обо всем на свете. О том, что за окном его убогой комнаты воет ветер и крутится снег, что Яким ворчит на скудные харчи, что служба в департаменте хуже горькой редьки. Он писал. В такие часы был безмерно счастлив. И если бы не дружный храп Прокоповича и Пащенко, доносившийся из соседних комнат, он бы не выдержал — вскочил, притопнул и со всей лихостью отхватил гопака.

«ЧТО-ТО СКАЖЕТ НАМ НОВЫЙ 30-й ГОД?»

Первое января — первый день Нового года — был, пожалуй, самым шумным днем в Петербурге. С утра начиналась всеобщая суета. По улицам во всех направлениях мчались экипажи, спешили пешеходы — все торопились не опоздать, раньше других лично поздравить начальство, высокопоставленных лиц, знакомых, родственников или хотя бы завезти визитную карточку в знак того, что, мол, почитаем, помним, желаем…

Первого января 1830 года, поздравляя мать, Гоголь писал ей: «Что-то скажет нам новый 30-й год? Какое-то шумное волнение заметно в начале его; но холодно и безжизненно встретил я его. Наступление нового года всегда было торжественною минутою для меня. Каков-то будет для меня этот год? Чувства мои не переменятся…»

Свою повесть «Бисаврюк» он закончил и отнес ее в журнал. Выбрал «Отечественные записки». Журнал этот знал с гимназических лет. Здесь печатались материалы по русской истории — о Петре I, Суворове, Кутузове, Ломоносове, войне 1812 года; документы, путевые очерки, статьи о жизни и нравах разных народов России, об умельцах-самородках; встречались «башкирские», «татарские», «черкесские» повести. И Гоголь решил, что его «малороссийская» повесть придется здесь ко двору.

Об издателе «Отечественных записок», Павле Петровиче Свиньине, Гоголь слышал, что тот объездил весь свет, был даже в Северной Америке, любит старину, всякие диковины, устроил в своей квартире «Русский музеум», куда охотно пускает всех желающих. Гоголь пошел к Свиньину.

Свиньин жил недалеко от Невского проспекта, на Михайловской площади, в доме петербургского городского головы, коммерции советника Жербина.

Издатель «Отечественных записок» встретил Гоголя радушно, охотно взял «Бисаврюка» и потащил осматривать свой «музеум», которым очень гордился. Это и впрямь было любопытное зрелище. В трех больших комнатах разместились картины и статуи русских художников, изделия русских мастеров из серебра, яшмы, малахита, фарфора, да еще медали, монеты, старинное оружие, рукописи… Здесь были диковины, редкости. Серебряный, ярко вызолоченный кубок назывался «Олень». На олене сидела Диана с Купидоном, под ними бежали две огромные собаки, изображена была охота и звери. При помощи особого механизма, заключенного внутри подставки, олень со всеми фигурами стремительно несся вокруг стола. Кто умел остановить его на бегу, тот и выпивал кубок… Одна из медалей — четырехугольная «квитанция» — выдавалась боярам при Петре I как разрешение носить бороду. Надпись на ней гласила: «Борода лишняя тягота». Но в «музеуме» Свиньина среди ценного и редкого хранились и курьезы весьма сомнительных достоинств, например, картина, писанная на паутине, чепчик из паутины — «знак неимоверного терпения» какой-то девицы Бородиной.

Вскоре Гоголь уже просил Марию Ивановну собирать древние монеты, попадающиеся в их местах, «антики», старопечатные книги и особенно стрелы, которые во множестве находили в протекающей вблизи Васильевки реке Псёл. Он писал, что хочет подарить их «одному вельможе, страстному любителю отечественных древностей».

«Вельможа» Свиньин (Гоголь назвал его так для пущей важности) имел обширные знакомства и мог при желании помочь молодому человеку. А Гоголь бедствовал. Принимать подачки от Андрея Андреевича Трощинского было унизительно.

«… Вы не поверите, чего мне стоит теперь заикаться ему о своих нуждах», — писал Гоголь матери. Он по-прежнему упорно искал службы, но с большим жалованьем.