Василий Гиппиус - Гоголь. Воспоминания. Письма. Дневники... Страница 9

Молодой человек поклонился как-то неловко, и довольно робко сказал мне, что желает быть представленным директору театров.

— Позвольте узнать вашу фамилию, — спросил я.

— Гоголь-Яновский.

— Вы имеете к князю какую-нибудь просьбу?

— Да, я желаю поступить на театр.

В то время имя Гоголя было совершенно неизвестно, и я не мог подозревать, что предо мною стоял в смиренной позе просителя будущий творец «Старосветских помещиков», «Тараса Бульбы» и «Мертвых душ». Я попросил его сесть и обождать.

…Доложив директору, что какой-то Гоголь-Яновский пришел просить об определении его к театру, я ввел Гоголя в кабинет к князю.

— Что вам угодно? — спросил князь.

Надобно заметить, что князь Гагарин, человек в высшей степени добрый, благородный и приветливый, имел наружность довольно строгую и даже суровую и тому, кто не знал его близко, внушал всегда какую-то робость. Вероятно, такое же впечатление произвел он и на Гоголя, который, вертя в руках шляпу, запинаясь отвечал:

— Я желал бы поступить на сцену и пришел просить ваше сиятельство о принятии меня в число актеров русской труппы.

— Ваша фамилия?

— Гоголь-Яновский.

— Из какого звания?

— Дворянин.

— Что же побуждает вас идти на сцену? Как дворянин, вы могли бы служить.

Между тем Гоголь имел время оправиться и отвечал уже не с прежнею робостью:

— Я человек небогатый, служба вряд ли может обеспечить меня; мне кажется, что я не гожусь для нее; к тому же я чувствую призвание к театру.

— Играли вы когда-нибудь?

— Никогда, ваше сиятельство. [Это, как видно из предыдущего, неверно. ]

— Не думайте, чтоб актером мог быть всякий: для этого нужен талант.

— Может быть, во мне и есть какой-нибудь талант.

— Может быть! На какое же амплуа думаете вы поступить?

— Я сам этого теперь еще хорошо не знаю; но полагал бы на драматические роли.

Князь окинул его глазами и с усмешкою сказал:

— Ну, г. Гоголь, я думаю, что для вас была бы приличнее комедия; впрочем, это ваше дело. Потом, обратясь ко мне, прибавил:

— Дайте г. Гоголю записку к Александру Ивановичу, чтоб он испытал его и доложил мне.

Князь поклонился, и мы вышли.

В то время инспектором русской труппы был известный любитель театра Ал-др Ив. Храповицкий. [Ал-др Ив Храповицкий (1787–1855) — инспектор русской драматической труппы с 1827 по 1832 г] Он был человек очень добрый, но принадлежал к старой, классической школе. Он сам часто играл в домашних спектаклях вместе со знаменитой Е. С. Семеновой (княг. Гагариной), [Екат. Сем. Семенова (1786–1849) — на сцене до 1826 г. Мужем Семеновой был кн. Иван Ал-еев. Гагарин. ] считал себя великим знатоком театра и был убежден, что для истинного трагического актера необходимы: протяжное чтение стихов, декламация, дикие завывания и неизбежные всхлипывания или, как тогда выражались, драматическая икота.

К этому-то великому знатоку драматического искусства адресовал я бедного Гоголя. Храповицкий назначил день для испытания, кажется, в Большом театре утром, в репетиционное время. Там он заставил читать Гоголя монологи из Дмитрия Донского, [Трагедия Озерова. ] Гофолии и Андромахи, перевода графа Хвостова. [Трагедии Расина. Граф Дм. Ив. Хвостов (1757–1835) — поэт и переводчик, предмет постоянных насмешек Пушкина и его современников. ]

Я не присутствовал при этом испытании, но потом слышал, помнится мне, от М. А. Азаревичевой, И. П. Борецкого и режиссера Боченкова, а также и от П. А. Каратыгина, [Азаревичева — актриса на ролях субреток (дебютировала в 1821 г.), Борецкий — актер на ролях «благородных отцов» (деб. 1818 г.). Петр. Андр. Каратыгин (1805–1879) — актер на ролях «вторых любовников» (деб. 1822 г.) и водевилист. ] что Гоголь читал просто, без всякой декламации, но как чтение это происходило в присутствии некоторых артистов, и Гоголь, не зная на память ни одной тирады, читал по тетрадке, то сильно конфузился и, действительно, читал робко, вяло и с беспрестанными остановками. Разумеется, такое чтение не понравилось и не могло нравиться Храповицкому, истому поклоннику всякого рода завываний и драматической икоты. Он, как мне сказывали, морщился, делал нетерпеливые жесты, и, не дав Гоголю кончить монолог Ореста из Андромахи, с которым Гоголь никак не мог сладить, вероятно потому, что не постигал всей прелести стихов гр. Хвостова, предложил ему прочитать сцену из комедии «Школа стариков», [Комедия К. Делавиня (р. 1793 г., ум. 1843 г.), переведенная Ф. Ф. Кокошкиным (р. 1773 г., ум. 1838 г.)] но и тут остался совершенно недоволен.

Результатом этого испытания было то, что Храповицкий запискою донес кн. Гагарину, «что присланный на испытание Гоголь-Яновский оказался совершенно неспособным не только к трагедии или драме, но даже к комедии. Что он, не имея никакого понятия о декламации, даже и по тетради читал очень плохо и нетвердо, что фигура его совершенно неприлична для сцены, и в особенности для трагедии, что он не признает в нем решительно никаких способностей для театра, и что если его сиятельству угодно будет оказать Гоголю милость принятием его на службу к театру, то его можно было бы употребить разве только на выход…»

Гоголь, вероятно, сам чувствовал неуспех своего испытания и не являлся за ответом; тем дело и кончилось.

…Впоследствии я встречался иногда с Гоголем у кн. В. Ф. Одоевского, на его субботних вечерах. Гоголь был тогда уже знаменит, пользовался дружбой Жуковского и других известных писателей. Он или действительно не узнал меня, или делал вид, что не узнает…

Н. Мундт.

Н. В. ГОГОЛЬ — МАТЕРИ

Пб., 3 июня 1830 г.

…Литературные мои занятия и участие в журналах я давно оставил, хотя одна из статей моих доставила мне место, ныне мною занимаемое. [Место — в департаменте уделов (с 10 апреля). О какой статье идет речь — неизвестно. ] Теперь я собираю материалы только и в тишине обдумываю свой обширный труд. [Вероятно, исторический роман «Гетьман», оставшийся неоконченным. Первый отрывок напечатан в «Северных Цветах» на 1831 год (вышли в декабре 1830 г.). ] Надеюсь, что вы по-прежнему, почтеннейшая маминька, не оставите иногда в часы досуга присылать все любопытные для меня известия, которые только удастся собрать.

…В 9 часов утра отправляюсь я каждый день в свою должность и пребываю там до 3 часов; в половине четвертого я обедаю; после обеда в 5 часов отправляюсь я в класс, в академию художеств, где занимаюсь живописью, которую я никак не в состоянии оставить, — тем более, что здесь есть все средства совершенствоваться в ней, и все они, кроме труда и старания, ничего не требуют. По знакомству своему с художниками, и со многими даже знаменитыми, я имею возможность пользоваться средствами и выгодами, для многих недоступными. Не говоря уже об их таланте, я не могу не восхищаться их характером и обращением. Что это за люди! Узнавши их, нельзя отвязаться от них навеки. Какая скромность при величайшем таланте! Об чинах и в помине нет, хотя некоторые из них статские и даже действительные советники. В классе, который посещаю я три раза в неделю, просиживаю два часа; в семь часов прихожу домой, иду к кому-нибудь из своих знакомых на вечер, — которых у меня таки не мало. Верите ли, что одних однокорытников моих из Нежина до 25 человек.