М. Новоселов - Иван Васильевич Бабушкин Страница 9

Путь был неблизкий. До почтового тракта шли пешком, затем Екатерина Платоновна упросила попутчиков подвезти ее с сыном до станции железной дороги.

…Через несколько дней поезд подходил к столице. Впереди, в туманной дали, виднелся город. Ваня широко раскрытыми глазами смотрел на бесконечные пригороды, высокие фабричные здания, широкие улицы.

Глава 2

«Проворная жизнь»

На другой же день, но приезде в столицу Екатерина Платоновна, по совету землячки, повела Ваню к хозяину зеленной лавки. Лавочник был из богатых, он держал ларьки почти на всех рынках столицы. Из своего склада лавочник рассылал мальчиков-подручных во все концы города: и к покупателям, «которые почище», и в ларьки на Сенную, и на Апраксин рынок.

Екатерина Платоновна кланялась, несмело упрашивая хозяина взять «хоть на первое время» Ваню «в ученье».

Лавочник сначала лишь молча качал головой: худощавый деревенский мальчик вряд ли справится с работой, которую выполняли шустрые ярославцы — подростки, умевшие «показать товар лицом», но под конец переговоров еще раз недоверчиво оглядел Ваню и не торопясь, четко и внушительно произнес:

— Ну, уж так и быть, попробую, возьму мальца. Только, чур, уговор дороже денег: что скажу — выполнять свято. Хлеб-соль — мои. Одежа — тоже моя. А ноги да проворство — твои. Сметка, чтоб покупателя не упустить, тоже твоя. На выучку не серчай: за битого двух небитых дают. Потрафишь — полтину в месяц положу для начала. Не потрафишь — палки не пожалею. Запомни сразу и навсегда: лежебоков не держу. — С коротким смешком он добавил: — У меня жизнь проворная! Слыхал, чай: волка ноги кормят?

Мать ушла, низко поклонившись «благодетелю». А Ваня сразу же пошел подметать большой двор, замусоренный перепрелой соломой, прокисшей капустой.

И началась для деревенского парнишки поистине «проворная жизнь»…

Первое время Ваня работал «по домашности»: помогал дворнику колоть и таскать дрова, убирать подвал с различными соленьями, связками сушеных грибов, кадками меда. На обширный двор то и дело въезжали подводы, привозившие лавочнику клюкву в широких плетенках-рогожках, ящики с яблоками, кадки с моченой брусникой, бочки с солеными огурцами.

— Эй, парнишка, подмогни!..

— Ванька, не зевай, влезай наверх да распаковывай попроворней!..

— Эй, вологодский леший, заснул, что ли?.. Подмогни живей!.. — то и дело слышались окрики хозяина, с раннего утра до поздней ночи сновавшего с громадной связкой ключей то в амбар, то в ледник, то в лавку.

И Ваня старался везде и всюду помочь, подтащить, рассортировать, навести лоск.

Труднее всего доставалось ему именно это наведение лоска, на которое особенно обращал внимание хозяин. С наступлением жаркого времени овощи быстро увядали, теряли свежесть и цвет. Поэтому лавочник старался сбыть покупателям редиску, цветную капусту, артишоки, шпинат как можно скорее. Он внушительно тыкал короткими толстыми пальцами то в самое лицо покорно склонившегося Вани, то в связки моркови, редиски или сельдерея:

— Учись, учись по-городскому жить, леший!.. Сбрызни как следует цветную капусту да разложи ее в корзине покрасивее… Видишь, как надо?.. Которая побелее да покрупнее — вверх, а помельче — вниз… Не всякую же штуку покупатель досматривать станет. А редиску оживи водой со льда, сбрызни поаккуратнее да тоже покрасивее уложи, чтоб зелень в глаза била, а красные бока сквозь кошелку издали виднелись!..

Затем следовали длинные наставления, как надо уговаривать покупателей, как клясться «на чем свет стоит» и даже бить себя кулаком в грудь, уверяя в «самолучшем виде» овощей, хотя бы в глубине корзины и была явно несвежая зелень.

— Чем больше да дотошнее уговариваешь барина, чем больше клянешься, тем скорее тому надоест: плюнет, да купит, чтоб отвязаться.

Приучив раскладывать и «объяснять» товар, хозяин начал посылать Ваню торговать вразнос. Обычный способ такой торговли — ходьба по квартирам покупателей.

Ваня вначале поражался проворству разносчиков мороженого, сельдей, овощей, ягод. Разносчики десятками выходили ранним утром из овощных складов, спеша на рынок или к постоянным покупателям. С необыкновенным искусством удерживали они на голове огромные корзины, нередко весившие более полутора пудов. Слегка придерживая ношу левой рукой и упершись в бок правой, стремительно взбирались разносчики по крутым узким лестницам на третий — пятый этаж, торговались и божились, проворно спускались вниз и, расторговавшись, вновь спешили к хозяину на склад, чтобы до обеда успеть распродать еще одну — две корзины.

Лавочник учил Ваню, как надо плотно и в то же время не помяв овощей, укладывать в корзину товар, как надо ходить, все время заботясь, чтоб «нога пружинила», а корпус и голова сохраняли устойчивое положение.

В особенности трудно было осенью, когда появлялись в продаже дорогие южные груши. Укладка фруктов в корзину и их перенос требовали большого уменья, огромной выносливости и значительной силы. Ваня выбивался из сил, стараясь на дворе хозяина ходить, не пошевелив головой, с корзиной, доверху наполненной спелыми фруктами.

Однажды он уронил корзину, споткнувшись на незаметный камешек во дворе, и немедля получил от хозяина обещанную «выучку».

Нелегко дался Ване первый год работы у лавочника. Хозяин кормил своего подручного скудно: кипяток и кусок зачерствелого хлеба утром перед уходом вразнос да щи-баланда и гречневая каша с прогорклым салом в обед; вечером, вернее почти ночью, так как зачастую Ваня ложился за полночь, спитой, жиденький чай с огрызком сахару и кусок полубелого ситного хлеба.

Ваня с трудом привыкал к своей «проворной жизни» и зорко присматривался к тому, как живут в соседних сапожных, портняжных, шапочных мастерских такие же, как он, подростки, ученики и подмастерья.

Жили они тоже впроголодь. Многоэтажные столичные дома, выходившие своими высокими каменными фасадами на улицу, блестевшие широкими зеркальными окнами магазинов, аптек, ресторанов, оказывались совсем иными, когда Ваня попадал в мастерские кустарей, ютившиеся на втором или третьем дворе в полуподвальных, сырых и темных помещениях. Здесь круглые сутки горели большие лампы, и десятки истомленных, худых, землисто-желтых детских лиц склонялись над верстаками, фуражечными манекенами или над гладильными досками. Хозяева кустарных мастерских выписывали целые партии учеников-подростков и заставляли их работать буквально от зари до зари.

Задавленные нуждой и голодом, деревенские бедняки искали выхода в отдаче своих детей в Петербург или Москву «на выучку». В конце XIX и даже в начале XX века в северо-восточных губерниях довольно широко был распространен обычай фактической продажи подростков из голодающих деревень в большие города «за прокорм». Ребят привозили в столицу из разных губерний: Ярославской, Тверской, Костромской, Вологодской, — везде находились «лишние рты». Повсюду крестьяне посылали своих детей «по кусочки».