Владимир Шигин - Дрейк. Пират и рыцарь Ее Величества Страница 9

Джон Хокинс. Неизвестный художник

В ответ разъяренный герцог Альба накладывает эмбарго на собственность британцев в Голландии. Узнав об этом, королева Елизавета наложила эмбарго на всю испанскую собственность в Англии и бросила в тюрьму испанского посла.

Именно в этот момент, когда война, казалось, была уже неизбежна, и появился Дрейк со своим письмом от Хокинса, а потом и сам старик Джон, изрядно оголодавший, но живой и здоровый.

— Так это ж меняет все дело! — ударил себя по ляжкам Беня Спинола, и все завертелось в обратном направлении.

Вскоре Лондон и Мадрид решили все полюбовно — Елизавета взяла на себя долг Филиппа генуэзским банкирам, а Филипп решил впредь посылать деньги для армии Альбы только сухопутным путем.

Что касается Дрейка, то он, вопреки своим опасениям, произвел на королеву самое благоприятное впечатление.

Глава третья

ДРАКОН РАСПРАВЛЯЕТ КРЫЛЬЯ

По всей Англии злоключения Хокинса и Дрейка вызвали негодование. Нетерпеливые даже требовали объявления войны. Надо ли говорить, что и Хокинс, и Дрейк, да и все оставшиеся в живых участники трагического плавания горели желанием поквитаться с коварными испанцами. Как здесь не вспомнить бессмертную фразу Шарля де Костера: "Пепел Клааса стучит в мое сердце!" Наверное, так мог сказать и Фрэнсис Дрейк, что пепел Сан-Хуан-де-Улоа стучит в его грудь и требует отмщения. Английский историк Энтони Н. Райан так пишет о значении боевого крещения Фрэнсиса Дрейка: "Обломками Сан-Хуан-де-Улоа Дрейк вымостил себе путь к званию командующего в неофициальной войне против Испании".

Что касается хитрейшего из хитрых Джона Хокинса, то его месть испанцам была изощренной. Внезапно для всех старый разбойник проникся любовью к испанской короне. Да какой!

— Желаю охранять подступы к испанской Америке от судов всех европейских наций! — заявил он испанскому послу Гуэро де Спес.

— А если это будут английские суда? — поинтересовался осторожный де Спес.

— Я привык честно исполнять свой долг! — многозначительно ответствовал Хокинс.

Посол чесал затылок. Под своей дланью старый разбойник имел 16 вымпелов и пять сотен головорезов, которые могли стать надежным щитом для любителей чухой поживы.

— Ну, а что вы хотите взамен? — после некоторого раздумья спросил посол.

— Сущую безделицу! Участие в доле вест-индской торговли, привилегии в сравнении с другими купцами. Ну а если вы еще освободите моих матросов из своих тюрем, то моя благодарность вообще не будет иметь границ.

Откланявшись неожиданному визитеру, Гуэро де Спес начал наводить справки на Хокинса и, к своему удивлению, выяснил, что тот состоит в заговоре свержения своей королевы. Это сразу меняло для посла все дело, ведь Мадрид мечтал увидеть на английском престоле свою ставленницу Марию Стюарт. А когда на следующей встрече и сам Хокинс признался, что состоит в заговоре и готов сообщать испанскому послу обо всех делах заговорщиков, никаких сомнений в его искренности уже не оставалось. Довольный столь ценным приобретением, король Филипп даже выплатил Хокинсу за Сан-Хуан-де-Улоа 40 тысяч фунтов стерлингов и дал, так сказать, авансом патент… название испанского гранда.

К концу августа 1571 года все оставшиеся в живых к этому времени матросы Хокинса были освобождены и отправлены в Англию. Довольный де Спес решает привлечь заговорщиков Хокинса к своему, уже настоящему заговору против английской королевы. Между тем, информируя посла о своем мнимом заговоре, хитрый Хокинс одновременно информировал о наличии настоящего заговора Елизавету. Надо ли говорить, что вскоре заговор был раскрыт, его участники лишились голов, а де Спес был выдворен из Англии. Самое удивительное, что он так и не узнал, кому обязан столь сокрушительным провалом.

По справедливому замечанию одного историка, интрига Хокинса напоминает главу из "Монте-Кристо". В результате ее Филипп, кругом околпаченный, за хорошо живешь выдал Хокинсу патент на звание испанского пэра, освободил его матросов, дав каждому по десять дукатов на дорогу, да еще выплатил на приведение флота добровольцев в порядок сорок тысяч фунтов стерлингов…

Что касается Дрейка, то он был не настолько изворотлив и хитер, как его старший товарищ, а потому Дрейк заявил просто:

— Я объявляю испанского монарха своим личным врагом и бросаю ему в лицо свою перчатку!

— Как же ты собираешься с ним драться? — спросили его.

— Я нанесу Филиппу удар там, где он его меньше всего ожидает. Я вломлюсь в его сокровищницу! Сан-Хуан-де-Улоа меня многому научил. Но я знаю, что ежегодно все драгоценности из Перу доставляются на тихоокеанское побережье Панамы, а оттуда уже на мулах перевозятся в Номбре-де-Диос, что на побережье Атлантики. За этим золотом всегда приходит испанский флот в 70 вымпелов из Севильи.

— Не думаешь ли ты бросить вызов всему испанскому флоту? — переглянулись друзья.

— Нисколько! Я просто надеюсь упредить донов из Севильи. Впрочем, у меня еще есть неотложные дела в Плимуте.

Еще до Сан-Хуан-де-Улоа Фрэнсис присмотрел хорошенькую семнадцатилетнюю дочку местного шкипера Гарри Ньюмена по имени Мэри. 4 июля 1569 года он женился на ней. Было нашему герою в ту пору 25 лет — возраст по тем временам весьма солидный.

Уже через несколько дней после свадьбы Дрейк ушел в море. Об этом плавании историкам практически ничего неизвестно, так оно было засекречено. Фрэнсис бороздил Карибское море, изучая подходы к Панаме.

В следующем году Дрейк снова уходит в море на утлом 30-тонном суденышке "Лебедь". Это снова была всего лишь разведка.

На этот раз на побережье Панамы Дрейк нашел удобную и защищенную от ветров бухту. Над берегом кружили стаи птиц.

— Нарекаю эту бухту Портом Фазанов! — решил Фрэнсис.

Берег очистили от зарослей, а в ямах спрятали запас продуктов.

— Подготовку я закончил, и теперь пора браться за дело! — объявил Дрейк, вернувшись в Плимут.

В мае 1572 года Дрейк на судах "Паша" и "Лебедь" оставил за кормой Плимут. С собой он взял и двух младших братьев — Джона и Джозефа. Задуманное Дрейком было настолько дерзко, что с уходившими в море прощались как с покойниками. Более всех рыдала несчастная Мэри Дрейк.

Свой флаг Дрейк поднял на "Паше", а на "Лебеде" — средний брат Джон. Суда были загружены под завязку и продовольствием, и порохом.

Помимо всего прочего, на "Паше" разместили разобранные галеры-пинасы.

Достигнув Доминики, Дрейк встал на якорь у скалистого необитаемого островка. Там налились водой, перевели дух. Затем суда достигли Порта Фазанов.