Питер Хоуген - Полный путеводитель по музыке The Doors Страница 9

В июне они дали концерт в зале «Филмор Уэст». Затем отправились в Нью-Йорк и выступили в театре «Вилидж», после чего играли в клубе «Сцена» в течение трех недель, из которых три дня клуб не работал в связи с проведением поп-фестиваля «Монтерей», где были представлены практически все известные группы с Западного побережья… кроме The Doors. По словам организатора фестиваля Джона Саймона, о группе вспомнили в тот момент, когда было уже слишком поздно менять программу.

Джим явно обиделся на это, сильно запил и вообще как-то помрачнел. Но как раз в это время дебютный альбом группы начал свое восхождение в национальном хит-параде, и настроение у всех поднялось. Джим пустился в загул с певичкой по имени Нико, но очень скоро вернулся к Памеле.

Окрыленные успехом пластинки, музыканты были полны оптимизма, когда в августе вернулись в студию «Сансет Саунд» для записи нового альбома. За пультом по-прежнему были Ротшильд и Ботник, но за эти месяцы в студии произошли существенные изменения.

Манзарек вспоминал: «Работая над „Strange Days“, мы впервые стали экспериментировать с самой студией как с музыкальным инструментом. Теперь она была восьмиканальной, и мы подумали: „Бог мой, до чего здорово! Мы можем все: можем делать наложение, можем то, можем это… у нас целых восемь каналов!“ Этим трудно удивить в наши дни, когда повсеместно используется 32-или даже 48-канальная аппаратура. Но тогда эти восемь каналов позволили нам ощутить новую степень свободы. И вот мы начали играть… и теперь нас стало пятеро: клавишные, барабаны, гитара, вокалист и студия».

В альбом вошла одна по-настоящему экспериментальная вещь: версия стихотворения, написанного Джимом еще в школе, «Horse Latitudes» («Широты лошадей»). Ботник с Ротшильдом создали фоновую дорожку «белого шума» [9], поверх нее были наложены беспорядочные отрывистые звуки, которые музыканты извлекали из своих инструментов (кроме того, они стучали половинками кокосовых орехов, роняли бутылки из-под кока-колы в железные ведра и т.д.), Моррисон же тем временем декламировал свои крайне необычные стихи. «Они — об экваториальных штильных полосах, в которых застревали испанские корабли. Чтобы облегчить судно, морякам приходилось выбрасывать за борт разные вещи. Основным грузом, который они везли в Новый Свет, были рабочие лошади. Эта песня описывает момент, когда лошадь находится в воздухе. Представляю, как трудно было перебросить животных через борт, ведь когда их подводили к краю, они начинали метаться из стороны в сторону и лягаться… Да и для людей было настоящей пыткой наблюдать за этим, потому что лошадь может некоторое время плыть, а затем теряет силы и просто идет ко дну… медленно тонет».

Альбом в целом пропитан странным психоделическим настроением. Оно ощущается и в таинственном звучании заглавной песни (где музыканты одними из первых применили синтезатор «Муг» — их опередили только «The Beach Boys» и «The Monkeys»), и в пущенных задом-наперед тарелках в «I Can't See Your Face In My Mind» («He могу представить себе твое лицо»). По аналогии с дебютным альбомом в конце пластинки поместили самую длинную песню, «When The Music's Over» («Когда музыка кончится»). В ее тексте прозвучали слова, которые станут лозунгом «новых левых», да и всей молодежи вообще: «We want the world and we want it now» («Нам нужен весь мир, и нужен прямо сейчас»). Если альбом и не производил такого впечатления, как его предшественник, то в этом нет ничего удивительного: публика уже знала, чего можно ожидать от группы. Но все равно, это был первоклассный альбом.

В сентябре, когда сессии звукозаписи еще продолжались, песня «People Are Strange» («Люди кажутся странными») была выпущена в виде «пилотного» сингла из предстоящего альбома. Вскоре она достигла двенадцатой строки в списках хитов.

Моррисону ужасно не нравилось оформление первого альбома, ему хотелось чего-то лучшего. Он предложил, чтобы группа сфотографировалась вместе с тридцатью собаками. «Но мы не знали, где взять столько собак. Все спрашивали: почему собаки? А я говорил, что это символ: слово „собака“ („dog“) задом наперед читается как „Бог“ („God“)». Несомненно, опасаясь обвинений в сатанизме, «Электра» отклонила это предложение, поручив оформление художественному редактору и фотографу. Они решили использовать фотографию уличных цирковых артистов (позднее этот снимок украсит обложку одного из номеров «альтернативного» журнала «Oz»). Моррисону понравился конечный результат (заслуга принадлежала фотографу Джоэлу Бродски): «Он вы глядит по-европейски. По крайней мере, это лучше, чем наши поганые физиономии».

Альбом «Strange Days» увидел свет в октябре 1967 г. На сей раз все песни были написаны самими The Doors. Автором слов к песням «You're Lost Little Girl» («Ты — пропащая маленькая девочка») и «Love Me Two Times» («Люби меня два раза») был Кригер; остальные тексты — плод таланта Джима Моррисона. Музыка, как и раньше, сочинялась коллективно. Многие песни довольно долго пролежали в запасниках, но и они радикально отличались от всего, что делалось большинством современников группы: на фоне ярких красок «лета любви» «The Doors» по-прежнему выделялись мрачной таинственностью.

Ко всему прочему, они были популярны. Джиму Моррисону был нужен весь мир и прямо сейчас, и, казалось, он мог его получить. Через два месяца после поступления в продажу альбом «Strange Days» поднялся до третьего места в хит-параде и оставался в списках еще около года. Все это время группа почти постоянно гастролировала.

Во время концертов Джим постоянно расширял границы дозволенного: залезал вверх по занавесу, как канатоходец ходил по краю сцены, а затем бросался вниз, прямо в толпу зрителей. В середине песни он вдруг подавал сигнал к молчанию и не издавал ни звука, пока напряженное молчание застывшей в ожидании публики не становилось невыносимым (однажды Джим ждал целых четыре минуты), а затем также внезапно следовала команда продолжить исполнение.

«Все это было сплошным театром, — вспоминал Денсмор о выходках Джима во время концертов. — Ничего никогда не планировалось заранее — имело место чистое проявление бессознательного. Джим был просто волшебником. Он сам никогда не знал, что отколет в ближайший вечер, и как раз удивительнее всего было напряженное ожидание — ведь мы тем более не знали, что могло произойти. Мы были ограничены рамками нашей музыки, но и эти рамки оказались не такими уж жесткими. Мы могли отклоняться от темы минут на двадцать, давая Джиму возможность показать себя: он на ходу придумывал стихи, а мы подхватывали то, о чем он пел, и некоторое время импровизировали. Потом мы снова выходили на припев песни… и все это было так восхитительно. К тому же у нас устанавливался идеальный контакт с публикой — мы доводили народ до полного экстаза!»