Александр Лебедь - За державу обидно Страница 90

- Так! - нехотя соглашаются.

- Кто из вас видел хоть одного солдата в противогазе, я уже не говорю об ОЗК? Или вы полагаете, что сюда собрались несколько тысяч камикадзе с целью помереть, непонятно во имя чего, на подступах к вашему Дому правительства?

Толпа бурлит, растекается, жужжит, обсуждая услышанное. Проклятия в адрес Горбачева, Патиашвили, призывы резать русских. Черные южные глаза, в которых ненависть, сомнение, попытка уяснить, что же все-таки произошло. Толпа до известной степени шокирована: устоявшиеся штампы жуткого произвола и патологической жестокости как-то уж больно просто рассыпаются и рушатся, и крыть вроде нечем. Можно матом, но неубедительно, это понимают даже самые горячие.

- Вы подумайте, - говорю я на прощанье. - Всего вам доброго. До свиданья!

И как нож сквозь масло.

...Запомнились пожилые рабочие-грузины с седыми усами, висками, бровями, натруженными узловатыми руками: "Вы не уходите, - просили они. - Мы сейчас на мафию за копейки пашем. Если вы уйдете, тогда совсем крышка! Тогда война! Много людей погибнет! Не уходите..."

Мудрые пожилые рабочие люди, уже тогда они видели дальше политиков. Уже тогда тоньше и зримее они представляли ситуацию. Вот где, припомнилось мне снисходительно-презрительно-высокомерное отношение грузин к армяно-азербайджанскому конфликту: "А, дураки, что делят, непонятно! Вот мы..." От тюрьмы и от сумы не зарекайся!

Улица, ведущая прямо к вокзалу, не помню, как называется. Я впереди на УАЗике, "на хвосте" - радиостанция Р-142. Густое оранжевое облако мгновенно застит лобовое стекло, скрежет тормозов, округлившиеся глаза начальника связи: - Товарищ полковник, вокруг УАЗика пять кирпичей веером легли! Повезло вам.

На асфальте - отметины от кирпичей, оранжевая пыль на машинах, по тротуарам справа и слева идут люди, им до нас нет никакого дела. Справа девятиэтажка, слева - девятиэтажка. На лоджиях - никого. И как будто ничего не случилось. Как будто нерадивая хозяйка вытряхнула из передника картофельные очистки. Неприятно - но не смертельно.

Забросанные камнями офицеры у штаба Ставки, забросанный пузырьками с тушью и банками с краской огромный, метров на пять, памятник Орджоникидзе. Попытки его отмыть, а когда это не удалось - тайный ночной демонтаж и отвоз в неизвестном направлении.

Комендантские посты, патрули, вагончики, доппайки, неудовлетворительные санитарные условия, препирательства, споры, непонимание, приемы по личным вопросам, отлаживание боевой подготовки - все, как всегда, смешалось в клубок проблем, трудноразрешимых и неразрешаемых вообще.

Здесь, в Тбилиси, я впервые близко познакомился со вновь назначенным командующим воздушно-десантными войсками генерал-лейтенантом В.А. Ачаловым. Командующий с относительно спокойного Ленинградского округа сразу попал в гущу событий, и ему необходимо было самоутвердиться, поэтому он был излишне придирчив и строг. Это понятно. Претензий никаких. Но именно это почему-то запомнилось.

Черный январь в Баку

Есть такой старозаветный анекдот: "Командир полка поспорил с начальником штаба. По какому вопросу, неважно. В качестве рефери выбрали замполита. Он выслушал командира и подвел итог: "Командир, вы правы". Выслушал начальника штаба - резюме то же: "Вы правы!" Вмешался присутствовавший секретарь парткома: "Как же так? И командир прав, и начальник штаба прав. Так не бывает!" Замполит подвел итог: "И вы тоже правы!" Этот анекдот как нельзя лучше передает позицию, занятую на тот период М. С. Горбачевым. Армения - права, Азербайджан - прав, Турция, Иран, армянская диаспора в зарубежье и вообще все те, кто пожелал по тем или иным причинам вмешаться в этот конфликт, - тоже правы. Неуправляемые процессы тем временем росли и ширились, и межнациональный конфликт все более и более приобретал очертания войны со всеми ее атрибутами. Этот пожар подспудно тлел, наконец пламень вырвался наружу, произошло это 12 января 1990 года.

Газеты, телевидение как-то привычно, серо, буднично повествовали о том, что в Баку опять резня. Называлось количество жертв. Мировая и союзная общественность как-то вяло и дежурно протестовала. Офицеры удивлялись, и с каждым днем все более: "Как это так: в Баку резня, а мы еще в Туле". Какие усилия на протяжении недели прилагал М. С. Горбачев для прекращения кровавой междоусобицы, я не знаю, но, по-видимому, исчерпав аргументацию, вспомнил о формуле: ВДВ+ВТА = советская власть в Закавказье, и 18 января дивизия была поднята по тревоге.

К тому времени все офицеры приобрели специфический опыт, и мнение их было единодушно. Суть его сводилась к следующему: "Черт бы побрал всех партийных и государственных вождей. Вместо того чтобы подавить конфликт в зародыше, дадут ему разгореться, убедятся в своей несостоятельности и давай палочка-выручалочка ВДВ - действуй". Предвидя возможные крупные неприятности, пользуясь тем, что "Южный вариант" - понятие весьма растяжимое и всеобъемлющее, я прихватил с собой две артиллерийские батареи и зенитный дивизион ЗУ-23-2. Как зенитное средство "зэушка", конечно, дрянь. Вероятность поражения самолета батареей - ноль целых двенадцать сотых. Или другими словами, стреляя шестью установками, батарея способна уничтожить 0,12 самолета. Как любят шутить зенитчики: "Сбить не собьем, но напугаем до смерти". Так вот, эта самая "зэушка" прекрасно зарекомендовала себя в стрельбе по наземным целям, даже против танка. Пробить броню она, конечно же, не может, но мелкие ее снаряды сносят с тела танка все: прицелы, фары, тримплексы, прожектора, антенны, и в конечном итоге ослепший и оглохший танк может только обиженно реветь, но боеспособность утрачена.

Надо сказать, что "Южный вариант" - это совершенно гениальное изобретение носящего погоны мыслящего, человечества. Дается определенное количество самолетов, ты волен брать в них все, что заблагорассудится: хочешь - артиллерийский дивизион, хочешь - зенитный, в любом соотношении БМД и БТРД, любое количество боеприпасов. Потом летишь, куда пошлют, и делаешь так, чтобы там было хорошо. Что такое хорошо и как его добиться - твои трудности. Сложится все удачно - никто не потребует отчета, зато если что-то сорвется, что-то не так, как представляется неведомым, но милым политическим "рулям", - начнутся разбирательства. Отмахаться от них тяжело, ибо письменного приказа нет, а слово к делу не пришивается. Придраться могут к чему угодно. Например, к "знаменитым" саперным лопаткам. В свое время их брали не как оружие, а как средство обороны в условиях отсутствия касок и бронежилетов. Лопаткой солдат мог, как ракеткой, отбить летящие в него камни, прикрыть лицо. Это потом уже "домыслили", что лопатки, оказывается, страшное оружие, и превратили их в символ жестокости и произвола.