Юрий Гальперин - Воздушный казак Вердена Страница 93

В конце октября большинство воинских частей, красногвардейцы на заводах Петрограда были готовы к выступлению, ждали команды Военно-Революционного Комитета, находившегося в Смольном. Акашеву не удалось помешать отправлению двух батарей училища в Зимний дворец для охраны Временного правительства. Что делать? Вот-вот рабочий Петроград пойдет на штурм Зимнего. Как ни мало там пушек, но сколько людей погубят юнкера, стреляя чуть ли не в упор?! Какой кровью будет оплачен Зимний?

«Я должен что-то предпринять, никогда не прощу себе, если не попытаюсь». 25 октября 1917 года.

«Мне довольно легко удалось пробраться до Дворцовой площади, откуда свободно прошел в Зимний дворец. Было около семи часов вечера… временами накрапывал дождичек. Артиллерия помещалась во внутреннем дворе.

Курсовые офицеры, командовавшие батареями, встретили меня с радостью и стали расспрашивать, что происходит в городе. Они ничего не знали, так как с раннего утра были отрезаны от внешнего мира. Я им рассказал о переходе на сторону Советов всего Петроградского гарнизона, добавив, что всякое сопротивление ни к чему, а будет только излишним кровопролитием.

Отведя в сторону капитана Братчикова, командовавшего всей артиллерией, сказал ему, что начальник училища приказал юнкерам с орудиями отправиться в училище и не участвовать в защите Временного правительства.

В действительности такого приказа не было. Капитан Братчиков объяснил мне, что юнкера откажутся покинуть Зимний дворец, так как незадолго до моего прихода состоялось общее собрание частей, находившихся во дворце, на котором по инициативе юнкеров Михайловского училища было предложено желающим покинуть дворец, чтобы оставшиеся могли учесть свои действительные силы. После этого собрания некоторые колебавшиеся части покинули Зимний, а оставшиеся возлагали главную надежду на артиллерию…

Капитан Братчиков был одним из наиболее интеллигентных офицеров, считался социалистом. Он соглашался со мною, что лучше всего юнкерам уйти от Зимнего, но… при создавшемся положении…» Разговаривая, они подошли к комнате, где размещались офицеры других частей. «Я узнал, что Временное правительство вело переговоры со штабом Северного фронта о присылке подкреплений для борьбы с Советами.

Офицеры говорили с иронией, что из городской телефонной сети дворец был выключен, но большевики забыли повредить прямой провод со штабом Северного фронта. Настроение у них было бодрое. Говорили, что до утра продержатся своими силами, а к тому времени подойдут свежие части из Пскова.

Создавшаяся обстановка еще более убедила меня в необходимости ухода артиллерии из Зимнего дворца…

Тогда я предложил капитану Братчикову следующий план: отдать юнкерам приказ вывести орудия на Дворцовую площадь, не говоря о дальнейших действиях».

План Акашева был точно рассчитан психологически — войсковой строй, да еще в движении, автоматически выполняет приказы. Юнкера, выехав в конном строю на Дворцовую площадь, по команде Братчикова на рысях последуют за ним. А училище рядом.

Приказ был отдан, юнкера подвели лошадей к орудиям, начали запрягать. Приготовления артиллеристов заметили в штабе обороны дворца, Братчикова нашел дежурный адъютант и повел его в штаб. Заволновались юнкера, заподозрив неладное: «Окружив меня, требовали объяснений. Я сказал, что действую согласно указанию начальника училища и никаких объяснений давать не намерен…» Уверенный тон Акашева подействовал, юнкера вернулись к орудиям.

Появился Братчиков, «бледный, взволнованный, и передал мне, что в своих объяснениях он сослался на меня».

Из штаба послан офицер разыскать Акашева, который, пользуясь наступившей темнотой, прятался в глубине двора.

Зацокали копыта лошадей, артиллеристы тронулись, направляясь к воротам. Акашев сел на подготовленную для него лошадь. Кто-то указал на него офицеру штаба, тот нагнал Акашева: — Кто вы такой, почему распоряжаетесь?! — кричал офицер.

Я делал вид, что не могу справиться с лошадью. На вопросы отвечал, что сам плохо понимаю, что тут происходит, стараясь поскорее выехать на Дворцовую площадь, я был в конце колонны… Все произошло, как и было задумано, — едва выехав из ворот, Братчиков повел колонну на рысях через Дворцовую площадь, к арке, что вела к Морской улице. Увидев, что пушки ушли, офицер схватил мою лошадь под уздцы и, наставив на меня револьвер, объявил, что я арестован. Подбежавшие юнкера других училищ окружили меня… В это время к толпе окруживших меня юнкеров подошел Станкевич, бывший Верховный комиссар Ставки. Юнкера расступились. Со Станкевичем я не был знаком и знал его только по фотографиям. «Здравствуйте, товарищ Станкевич», — сказал я, направляясь к нему с протянутой рукой. Возмущаясь, я стал протестовать — почему меня арестовывают, угрожают револьвером. Видя, что мой «маневр» удался, стал выражать еще большее «негодование»…

Станкевич растерялся, сказал, что сейчас же затребует объяснения в штабе, куда и пошел. Отношение юнкеров ко мне после обмена рукопожатиями со Станкевичем сразу переменилось. Со мной стали почтительнее».

Воспользовавшись благоприятной ситуацией, Акашев громко объявил, что сам пойдет объясняться в штаб округа, который находится на Дворцовой площади. И, не дожидаясь согласия, уверенно зашагал к выходу мимо расступившихся юнкеров, на попечение которых оставил его офицер, поспешивший вслед за Станкевичем.

Быстро обогнув в темноте здание штаба, Акашев вышел к набережной Мойки. «В темноте меня окликнули. Я остановился. Ко мне подошли два солдата с винтовками. «Откуда идешь?» — «Из Зимнего дворца». — «Вот этих нам и надо». — «Вы советские?» — «Да, мы стоим за Советы».

Под конвоем меня провели в казармы Павловского полка, где находился штаб, руководивший осадой Зимнего дворца…

Там я встретил своих товарищей по военной секции Петроградского Совета, и мы стали делиться новостями о последних событиях.

К 12 часам ночи Зимний дворец был взят. Временное правительство арестовано. К. Акашев».

Эти воспоминания, опубликованные в 1924 году, сопровождались примечанием автора: «Вышедшие на другой день газеты, преимущественно беспартийные, описывая взятие Зимнего… упоминали вкратце о внезапном уходе артиллерии из дворца, объясняя это действиями «самозваного комиссара». Подробных сведений об этом эпизоде… насколько я знаю, в нашей печати нет. По независящим от меня обстоятельствам не мог до сих пор дать подробного описания обстановки и причин ухода артиллерии… В своем очерке я старался беспристрастно изложить события, участником которых был, не делая ни выводов, ни заключений. Моей целью было дать исторический материал».