Александр Лебедь - За державу обидно Страница 94

Я кратко ввел представителей следовательской группы в обстановку. Многие из них крутили головами, но тем не менее дружно, в один голос, заявили, что намерены стоять на букве закона и беспристрастно разобраться во всех имевших место безобразиях. Тем более, что для начала работы материала более чем достаточно. Один из следователей пододвинул стопку стандартных листов, на глаз штук 150 -170. Я бегло их прочитал. За этими листками стояла чья-то неуклюжая, не очень умная, но упертая и целенаправленная организаторская работа. Все они были озаглавлены совершенно одинаково: "Перечень преступлений, совершенных военнослужащими воздушно-десантных войск на территории Баку 19 - 20 января 1990 года". Тексты разнились, но незначительно: убиты сотни, ранены тысячи. Украдено совершенно неимоверное количество машин, холодильников, ковров, денег, драгоценностей. И выводы были везде одинаковы: требуем немедленно разобраться и сурово наказать.

Третьим сверху лежало заявление Галины Николаевны Мамедовой, бухгалтера ресторана морвокзала. Из него я с удивлением узнал, что в верхнем ящике стола у нее лежало 12 тысяч рублей невыданного аванса. В среднем - перстень с бриллиантами и умопомрачительные золотые сережки. В нижнем - несколько коробок французских духов, туалетной воды, и все это украдено, украдено, украдено. Итог подведен не был, но то, что хранила Галина Николаевна в трех ящиках письменного стола, тянуло на глаз на тысяч 50 - 60. Напомню, что это 1,990 год и 60 тысяч рублей были эквивалентны небольшому стаду "Жигулей". Там же обнаружилось послание заместителя директора морвокзала. Сам "босс" юркнул в тину, выставив на передний план зама. Из этого многостраничного послания следовало, что морвокзал разграблен полностью. В списке, насчитывающем более 200 пунктов, фигурировали: телевизоры, ковры, портьеры, посуда, видеоаппаратура. Я читал все это с нарастающим удивлением до тех пор, пока не наткнулся на пункт: "Украдено шесть диванов из зала ожидания". Диваны в зале ожидания морвокзала представляли собой сварные конструкции длиной около пяти метров, рассчитаны были на шесть человек. Кража подобного сооружения была изначально абсурдна с точки зрения применимости его в войсковом хозяйстве, а с учетом того, что в городе были задействованы боевые машины десанта, бронетранспортеры и колесные автомобили типа ГАЗ-66, просто невозможна. Если даже и нашелся бы олух, которому взбрело в голову украсть такой диван, ему бы элементарно не на чем было его увезти. Переноску диванов на руках я категорически отвергаю. Народ в армии, как и везде, по умственным способностям всякий, но таких идиотов, я точно знаю, не было.

Прочитав про диваны, я долго хохотал. Насмеявшись, коротко объяснил суть происходящего и рекомендовал все эти под копирку написанные заявления отправить в ближайшую урну. Ребята-следователи сказали, что они в принципе мне верят, но работа у них такая - доказывать ослу, что он осел.

- Ну, смотрите, дадите палец - откусят руку, - сказал я.

С тем и расстались. Это было утром, а к обеду ко мне на командный пункт позвонил генерал-майор - старший группы следователей: - Вы командир дивизии полковник Лебедь?

- Да, это я.

- По имеющимся у меня данным, два полка отведены из города и сосредоточены на аэродроме. Это так?

- Так!

- Я хотел бы побеседовать с офицерами и прапорщиками полков. Во сколько вы их можете собрать?

- Проблемы нет. Во сколько договоримся - во столько соберу. В 16 -17 устроит?

- Да, пожалуйста, в 17 часов.

К 17 часам офицеры и прапорщики двух полков, а заодно и управление дивизии и спецчастей сидели в летнем клубе. Клуб не имел крыши, зато по периметру был огорожен двух с половиной метровым забором. Не дуло. Я встретил прокурора на входе. Представился, как младший по званию. Поздоровался он со мной весьма сухо и неулыбчиво. И сразу же последовал к импровизированной трибуне. Несколько сотен пар глаз смотрели на генерала с настороженным интересом.

Такое начало мне сразу не понравилось, но я уселся за столик, на котором стоял телефон, и приготовился слушать прокурорские речи.

Генерал обвел тяжелым взглядом аудиторию, выдержал паузу, погасившую проглядывающие кое-где улыбки, и резко и безлико начал: "Вы в своих рядах скрываете уголовных преступников. Или сейчас здесь будет принято решение о их Добровольной выдаче, или мы вынуждены будем забрать их силой!"

О каких преступниках шла речь, аудитория не поняла.

Как выяснилось несколько позже, имелись в виду прапорщики - командиры хозяйственных взводов - любители пива и кофе. Но силой... В клубе на несколько секунд повисла мертвая тишина, которая неожиданно разразилась хохотом хохотом издевательским, недобрым. Хохотом вызова. На скамейках сидели калиброванные, отборные, готовые драться с кем угодно и где угодно офицеры и прапорщики воздушно-десантных войск. Поверни генерал разговор иначе, и реакция была бы другой. Но силой у нас кого-то забрать?.. Какая же это должна быть сила, которая бы переборола нашу?

Откуда этот наглец и почему такой хамский тон? Силой! - ха-ха-ха! У нас! - ха-ха-ха!.. Забери!.. - ха-ха-ха!

Стержень общения с самого начала был сломан. Прокурор-генерал на трибуне бледнел, краснел, аудитория безумствовала, разражаясь все новыми и новыми приступами безумного хохота. Мне было не смешно. На меня накатил приступ холодного бешенства. Я снял трубку. Вызвал командира оставшегося в городе полка:

- Савилов, кто у тебя охраняет следственную группу?

- Взвод, 17 человек, три БМД.

- Охрану немедленно снять, исполнение доложить!

Времени это много не заняло, благо, командный пункт Костромского полка располагался недалеко от гостиницы. Через 7 минут командир полка доложил:

- Взвод снят, убыл в расположение роты!

Я обратился к прокурору, который все это время простоял на трибуне, неуклюже пытаясь ухватить за хвост ускользнувшую нить разговора:

- Товарищ генерал, разговора не получилось, теперь уже и не получится. Честь имею кланяться. Товарищи офицеры!..

Обычно после такой команды при любом скоплении народа - от ста человек и более - происходит некоторая, едва уловимая заминка: кто-то встает чуть быстрее, кто-то - чуть медленнее, у кого-то на коленях - полевая сумка, у кого-то - папка. Требуется две-три секунды, чтобы команда была полностью выполнена. Здесь же несколько сотен человек выполнили команду одним щелчком. Ап - и тяжелая, давящая стена замерла! Ни звука. Только глаза. Глаза - это зеркало души, они не выражали ничего хорошего, самое мягкое, что в них было - это глубокая неприязнь. И в этой мертвой тишине прокурор, сопровождаемый мною, проследовал к выходу.

Но испытания на этом не кончились. За стеной, на фоне хохота, шума, казалось, было тихо. И действительно, там тихо стояли, не куря и не разговаривая против обыкновения, сотни четыре солдат и сержантов. Это было время, когда интеллектуальный уровень рядового и сержантского состава в армии вообще, а в воздушно-десантных войсках ввиду специфики отбора в частности был очень высок. Солдаты, сержанты в массе своей - это вчерашняя студенческая братия, умная, всесторонне развитая, все как один гордящаяся службой в ВДВ, бывавшая не раз в горячих делах, испытавшая на своей шкуре все прелести нашего перестроечного времени, десятки раз оказавшись вместе со своими командирами в нештатных, нестандартных, не описанных никакими уставами ситуациях, видевшая всю искусственность создаваемых ситуаций, оскорбленная до глубины души, как они считали, возложенными на нее жандармскими функциями. Они обожали и ценили своих командиров. Общественное сознание офицерской и солдатской среды слилось воедино. Это был единый организм. Такого не было даже в Афганистане. Никогда до ... и никогда после я не видел такого душевного единения. Дай Бог, чтоб мы когда-то дожили, возрождая российскую армию, до такой психологической атмосферы; такой воинский организм победить нельзя. Мы ступили за порог, масса колыхнулась, мгновенно замкнула огромный полукруг. Холодно и зло поблескивая глазами, засыпала прокурора умными, с издевкой вопросами. Вопросов было много, но, как ни странно, в базар это не превратилось. Как уж оно получилось, не знаю, но следовал один вопрос, едва он заканчивался - другой, третий... пятый. Прокурор что-то пытался объяснять, потом махнул рукой и сломался. Понять его было нетрудно. За спиной - "дружественно" настроенные офицеры, перед глазами - "не менее дружественно" настроенные солдаты.