Владимир Шулятиков - Новая сцена и новая драма Страница 11

Та же цель диктует ему заключительную сцену драмы. «Мы еще придем» – раздается зловещий шепот трупов. Представители буржуазного общества в паническом страх бегут, но… положительных оснований для их бегства не имеется. Автор, показавши полнейшее бессилие побежденных и несокрушимую мощь победителей, ни одним словом не обмолвился на счет того, откуда у его фаворитов могла явиться столь неожиданная и смелая уверенность в возможности их «второго пришествия». Но дело объясняется просто, если принять во внимание пристрастие модернистов к «могильным» мотивам. Угроза трупов опять-таки – пример художественных иллюстраций модернистской формулы» прогресса». Путь «к звездам», повторяем, для адептов «нового искусства», лежит через отрицание жизни. И достаточно усеять сцену мертвыми телами, чтобы, согласно модернистской концепции, зрители поверили, будто перед ними не что иное, как картина самой настоящей воскресающей жизни. Потому-то и только потому андреевские «трупы» столь решительно говорят о ней.

Приведенными критическими замечаниями мы и ограничимся в нашей характеристике «новой драмы». Можно было бы, конечно, остановиться на усилении роли психологического элемента, на тенденции обратить драму в диалог. Но эти нововведения, думается нам, в особых комментариях не нуждаются. Непосредственная связь их с реформой сцены устанавливается тем, что в конце предыдущей главы мы говорили о «человеке», о человеческой «личности», как о центре драматического представления.

Нам остается сказать два слова по поводу одного вопроса, который могут выдвинуть наши оппоненты. Вы пользуетесь для обоснования ваших тезисов – могут сказать они – материалом, содержащимся в рассказах Л. Андреева. Оказывается, что и рассказы, в свою очередь, повествуют о «тьме» и «смерти»; другими словами, вы предлагаете неверное объяснение: пристрастия к «тьме» «и «смерти» из факта изгнания «толпы» со сцены выводить нельзя, ибо никакой сцены Л. Андреев не имел перед глазами, когда писал свои рассказы. На это ответим следующее. Мы отнюдь не думали доказывать, что «могильные» мотивы новейшей литературы – специфический продукт театрального производства. Изгнание «массы» наблюдается не только на сцене, но всюду. Но при социально-экономической оценке современной драматургии необходимо принять во внимание и особые сценические условия. Со своей стороны, тот кто захотел бы детально выяснить происхождение «могильных» мотивов в рассказах и романах, несомненно должен был бы обследовать вопрос об организации производства, одним из факторов которого являются авторы рассказов и романов (организацию журнальных и газетных предприятий, книгоиздательств). Тема нашей статьи на подобную работу нас не уполномочивала. Но, конечно, и означенное производство исключения из общего правила не составляет. И в нем должны проявляться тенденции, характеризующие новую индустрию. Авторы рассказов и романов, в свою очередь, – дети не только социальной жизни, взятой в ее целом, но и специальных условий своей профессии. Изгнание «массы», спрос «на повышенную квалификацию имеют место и в рамках этой профессии, что, ближайшим образом, определяет кладбищенский колорит их творчества.

Модернистские писатели любят трактовать о полнейшей «свободе» художественного воображения. И презрительной кличкой звучит в их устах «раб своего инструмента». На балу у андреевского Человека присутствуют три музыканта. «Музыканты, делает ремарку драматург, очень похожи на свои инструменты. Тот, что со скрипкой, похож на скрипку… Тот, что с флейтой, похож на флейту… Тот, что с контрабасом, похож на контрабас». Модернисты питают совершенно неосновательные иллюзии на счет привилегированности своей позиции: они сами – те же андреевские музыканты. С пунктуальной точностью они, в своем художественном воображении, воспроизводят то, что велят им их «инструменты». Пользуясь терминологией Л. Андреева, мы можем сказать: плоды творчества «того, кто пишет для сцены, очень похожи… на сцену».

В. Шулятиков.

Примечания

1

Robert de Souza. La Poésie Populaire et le Lyrisme Sentimental, стр. 44.

2

Von der Absicht des Dramas dramaturgische Betrachtungen über die Reform der Scene namentlich im Hinblick auf die Shakespearebühne in München von Jocza Savits. München. 1908; cтp. 63.

3

См. статью в журнале Cosmopolis. XXIV, 1897.

4

Von der Absicht des Dramas, стр. 217.

5

Hanns Deutsch: Qualiftizierte Arveit und Kapitalismus, стр. 92.

6

Даже более того: модернистами воскрешаются приемы и образы старого «художества» в роде «бесовских действ».

7

См.: Пьер Жане, «Неврозы и фиксированные идеи», стр. 181; Georges Dumas, «La tristesse et la joie», стр. 58–81, passim.

8

Пьер Жане, op. cit., ibid.

9

Курсив наш, как и во всех последующих цитатах.

10

G. Dumas, op. cit., стр. 80.

11

Типичный образчик подобного рода исследований – книга Dupat «Les causes sociales de la folie».