Яков Лурье - В краю непуганых идиотов. Книга об Ильфе и Петрове Страница 2

Выступившему в защиту Васисуалия Лоханкина Белинкову был после его побега на Запад посвящен советский фельетон «Васисуалий Лоханкин выбирает Воронью слободку». Но Аркадий Викторович не был Лоханкиным. Немезида русской словесности разыграла с ним судьбу героини «Списка благодеяний», пьесы, написанной другой жертвой его обличительного пыла, Юрием Олешей, но не в той версии, которая была известна Белинкову, а в той, что была восстановлена недавно. Теперь мы знаем, что прототипом этой героини был уехавший из СССР Михаил Чехов, который тоже не смог осуществить своей мечты ни в Германии, ни в Америке.

Одна небольшая поправка к тому, что Я.С. написал об альманахе «Новый Колокол». Он вышел в свет после смерти Белинкова, но статья Тибора Самуэли, направленная против интеллигенции, была, насколько я помню, одобрена им самим. Впрочем, и его собственная работа о декабристах свидетельствует о некоторой перемене во взглядах.

Клич, брошенный громкими голосами Н. Я. Мандельштам и Белинкова, был подхвачен стадом публицистов-эпигонов. Не все из них выросли в 60-е годы, как пишет Я.С.; по крайней мере, одна, самая развязная, — моя сверстница, то есть должна была читать Ильфа и Петрова еще при Сталине.

Что можно добавить к проницательному анализу этих веяний в книге, заглавие которой взято из записи Ильфа о непуганых идиотах, ругающих то, что прежде хвалили, и по тем же причинам, по которым хвалили?

Шестидесятничество самым резким образом дезавуировало своих исторических союзников, но обходило молчанием настоящих врагов. Вот пример. Мандельштам любил Ильфа и Петрова, а из советских писателей более всех ненавидел Леонова, как свидетельствует Анна Ахматова. Есть и письмо Мандельштама к Мариэтте Шагинян, в котором саркастически упоминается «смычка» между наукой и поэзией в «Скутаревском». Кто читал эту страшную книгу, поймет, что Мандельштам намекает на второстепенного леоновского персонажа, поэта-«князьца», декламирующего: «женщины наши гаснут, / ботинки наши изношены, / поэты наши расстреляны, / знамена истлели». Как «Вор» отвечал на эренбурговского «Рвача», так и «Скутаревский» был написан по следам «Спекторского» — это был пасквиль против старой интеллигенции. Но ответила ли «демократическая» критика на вызов той «темной силы», которую представлял Леонов?

Можно согласиться со многим из того, что пишет Я.С. о брате Евгения Петрова — Валентине Катаеве. Удачник, приспособленец и — в отрочестве — член Союза русского народа — все это правда. Однако именно Катаев рассказал о роковом письме Леонова к Сталину в 1940 году по поводу «еврейского засилья» в Союзе писателей; он же был автором «рождественского» рассказа «Отче наш» — о евреях в Одессе в 1941 году. Кто читал этот рассказ — не забудет никогда.

Как ни важна полемическая сторона вновь издаваемой книги Якова Соломоновича Лурье, самое радостное в ней — это исследовательские открытия и прозрения, ожидающие ее читателей. Как много в них нового и несправедливо забытого, увлекательного старого! Какая бездна смысла в сопоставлении двух образов строящегося социализма: не «Клоп» Маяковского, а «Клооп» Ильфа и Петрова! Как замечательна мотивировка самого названия книги, взятого из записных книжек Ильфа! Сурков в свое время назвал романы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» «путешествием Бендера в страну дураков». Но слова Ильфа пародировали название книги Пришвина, старого русского интеллигента, пропевшего хвалу тому самому Беломорстрою, о котором ни слова не написали в печально знаменитом сборнике участвовавшие в путешествии писателей по каналу Ильф и Петров.

Интересна и попытка тематической реконструкции задуманного соавторами, но не написанного, поистине пророческого романа «Подлец». Это гоголевская по замыслу попытка «припрячь подлеца», описать карьеру, сделанную при советской власти человеком, который при капитализме был бы приобретателем.

Очень глубоко и сопоставление искусства Ильфа и Петрова с искусством Зощенко, а также отношения к ним современной критики. Зощенко новая критика простила все, даже его антирелигиозную тему и рассказы, в которых он жестоко высмеивал «поповское сословие». Ильфу и Петрову всякое лыко свободомыслия ставится в строку, и Сараскина в своей полемике с Сарновым, о которой рассказано в книге, дошла до предела мрачной нелепости. Одно из важных достижений Я.С. заключается в том, что он точно и беспристрастно определил идеологическую природу треугольника «Зощенко — Ильф и Петров — Булгаков». Зощенко смотрел на «мир коммунального быта» изнутри, Ильф и Петров — извне. Это — и «урбанизм, уважение к культуре, науке и технике» — объединяет их с Булгаковым.

Однако отношение к идее социализма у соавторов было совсем другим, чем у автора «Мастера и Маргариты». Здесь надо предоставить слово самому Якову Соломоновичу. Он имеет в виду шутку друзей о том, что Булгаков только недавно признал освобождение крестьян, а от него хотят, чтобы он согласился на социализм. Цитаты в нижеследующей выдержке — из Маркса и Энгельса:

«В отличие от «Миши» — Булгакова, Ильф и Петров были согласны не только на крестьянскую реформу 1861 г., но и на социализм. Однако представление об этой общественной системе, существовавшее у них до конца 1920-х гг., всерьез отличалось от той реальности, которая сложилась и 1933–1934 гг. Как и большинство людей XIX и первой трети XX в., проявлявших интерес к идее социализма, Ильф и Петров подразумевали под этим словом такой строй, при котором не только не будет частной собственности, но вместе с тем «вмешательство государственной власти в общественные отношения становится мало-помалу излишним и само собой засыпает». Социалистический строй рассматривался как наиболее свободный из всех общественных укладов, известных человечеству; с ним несовместимы такие явления, как цензура («призрачны все свободы, если нет свободы печати…»), существование денег и материального неравенства, социальные привилегии, уголовные преступления, тюрьмы».

Трудно удержаться, чтобы не привести и другое место из этой книги, то, где автор говорит самую страшную правду о власти и народе в связи с отношением к Керенскому:

«Как ни менялись общественные взгляды и воззрения за прошедшие десятилетия, в одном сходились все: в презрении к демократическому премьеру 1917 г. «Главноуговаривающий» — в этом уничижительном прозвище целая философия истории. Власть, которая не бьет сапогом по морде, не сечет шпицрутенами, не высылает миллионы людей в Сибирь, а уговаривает, это, конечно, не настоящая власть».

Прекрасные страницы посвящены последним годам совместной работы соавторов и деятельности Петрова после смерти Ильфа. По-видимому, после 1934 года соавторы начали вести политические споры, едва не приведшие однажды в Америке к полному разрыву. Мы теперь знаем то, чего не мог знать Я.С.: о своей поездке в Америку Ильф и Петров написали отчет Сталину с советом, чтобы в Америку посылали не только технических работников, но и партийных секретарей — учиться демократическому и эффективному стилю руководства. Но Сталин распорядился по отношению к руководящим партийным кадрам совсем иначе.

Только в книге Я.С. можно найти подробное описание деятельности и служебного взлета Евгения Петрова после смерти Ильфа. Он приводит все имеющиеся сведения о замыслах Петрова (включая книгу «Остров Колыма») и о романе «1963, или Путешествие в страну коммунизма», частично опубликованном. Я.С. строго и в основном справедливо судит этот роман. Но вынести окончательный приговор ему нелегко. Не опубликованные в «Литературном наследстве» в 1965 году главы пропали, как сообщила мне Александра Ильинична Ильф, а в них шла речь о долгой войне немцев и англичан, то есть Европы, против Америки, которую Америка в конце концов выиграла с помощью какого-то «гениального спасителя», но очень дорогой ценой. Вероятно, в этом сюжете отражались исторические воспоминания о немецких полках в британской армии во время войны американских колоний за независимость, и старый роман Саки «Когда пришел Вильгельм», и слухи 1940 года о сговоре герцога Виндзорского и Ллойд Джорджа с Гитлером.

В очерке «Отступление», вошедшем в книгу «Из города Энн», я сделал попытку разобраться в характере Петрова, лечившего свои трагические воспоминания насильственным оптимизмом. Я намеренно смягчил то описание гибели Петрова, которое дано в книге Я.С. на основании устного рассказа адмирала Исакова: Петров несколько дней пил в Краснодаре после эвакуации из Севастополя. Летчик самолета, на котором он возвращался в Москву, пугал коров для забавы — и врезался в землю. Так говорит историк. Кто знает, не был ли пьян и пилот…

Так грустна биография двух писателей, с которыми моему поколению было смешно, а не страшно в самые черные годы. Но книга Якова Соломоновича Лурье — радостная книга. Она полна надежды на то, что и романы Ильфа и Петрова, как роман Булгакова, еще «принесут сюрпризы».