Сергей Снегов - Феномен фантастики Страница 2

Мне могут возразить:

— Вы преувеличиваете. Нет никакой фантастики в нашем реальном бытии. Обычный быт нашего обычного существования.

В этом ответе истины столько же, сколько и неправды. Любая фантастика, становясь повседневностью, теряет свою фантастичность. Если бы на наших улицах вдруг появились летающие ангелы, мы недолго бы ощущали фантастичность их присутствия — их шумные полеты, толкотня об их крылья скоро стали бы привычным и надоедливо неудобным бытом.

Но представьте себе, что вы беседуете с человеком, возмужавшим в начале нашего века, всего около ста лет назад. Давайте реконструируем вашу гипотетическую беседу. Вы задаете друг другу вопросы, получаете друг от друга ответы. Как неодинаково он и вы воспринимаете свои ответы на одни и те же вопросы!

— Недавно была война между Францией и Германией, — информирует он вас. — А сейчас сражаются в Южной Африке, в Китае, в средней Америке. Удивительно, что происходит! Конница, вооруженная трехметровыми пиками и острыми саблями, проводит лихие атаки на неприятельские позиции. А как стреляет артиллерия! Больше четверти снарядов ложится в ста, двухстах метрах от цели, так велика точность, а осколки накрывают и цель. А если прямое попадание, то взрыв снаряда может разрушить целый дом. А наши военные суда? Достаточно мощному крейсеру подойти на видимость к цели, и орудия его рассыпают вокруг нее целый веер снарядов. У вас, наверно, еще выше техника?

— Да, немного выше, — отвечаете вы, удивляясь отсталости собеседника. — В атаку у нас ни конно, ни пеше не идут, а пускают закрытые машины с орудиями, танки, в них за броней сидят люди. А военные суда на видимость к цели и не думают приближаться, а пускают свои ракетные снаряды за тысячи километров от цели и попадают точно в нее, у снарядов ведь есть механические устройства, автоматически наводящие их на цель. У нас можно стрелять с любой точки в любую точку земного шара. И, между прочим, хорошая ракета уничтожает не одно здание, а целый городской район, может и миллионный город испепелить. Намедни — 30 октября 1961 года — на острове Новая Земле была взорвана авиационная бомба со взрывчатой мощностью, равноценной 57 миллионам тонн тротила. Это почти в десять раз больше, чем мощность всех взрывов во Второй мировой войне, продолжавшейся шесть лет с 1939-го по 1945 год. Тысяча таких бомб способна погубить всю жизнь на Земле, а их на всякий случай заготовлено около 40 000 — правда, не все такие большие, но каждой достаточно для уничтожения любого города. Одной совсем маленькой бомбочкой — всего в 12,5 тысячи тонн тротилового эквивалента — была испепелена половина японской полумиллионной Хиросимы, за несколько минут погибло сто тысяч человек.

— Невероятно! — недоверчиво скажет ваш собеседник. — Вы ведь фантазируете, правда? Вот у нас появился замечательный писатель-фантаст Герберт Уэллс. Но и он ничего похожего не придумывал. Правда, его герои попадают на Луну, что физически невозможно…

— Вот еще — физически невозможно! — увлекаетесь вы. — Вполне возможно! Один из наших парней, полковник Нейл Армстронг, не так давно побывал на Луне и собрал на ней несколько килограммов камней. А всего на этом спутнике Земли прогуливались двенадцать человек, и двое из них, Юджин Цернан и Гаррисон Шмитт, увезли с Луны 114,8 кг камней и грунта. Да что Луна! Готовится полет на Марс. Скоро наши ребята, реальные люди, а не литературные герои, будут топтать своими ногами марсианские скалы и вершины. А на Венере мы уже давно опускаем наши аппараты на грунт и фотографируем ее пейзажи. Ходить по ней, правда, не планируем, очень уж раскалена эта планетка. Вот таковы наши сегодняшние пироги.

— Мне кажется, я сплю и вижу сны! — признается ваш собеседник. — Ибо только во сне возможны описанные вами события. Даже не всякая фантастика у нас сегодня поднимается до уровня вашего быта. Если только вы сами не фантазируете…

— Чистая правда! — уверяете вы. — Да что там Луна с Венерами и Марсами! Посмотрели бы, что совершается на нашей старушке Земле. Всюду внедряется автоматика, ведущая производство без людей. Есть уже целые работающие заводы и электростанции на ключе. Вы ездили на повозках и каретах, а мы на автомобилях, в десятки раз обгоняющих по скорости ваших лошадей. И мы имеем еще неведомый вам вид транспорта — самолеты. Вы с завистью следили за полетом птиц, удивлялись их скорости и высоте, а мы в сотни раз быстрей ваших птиц проносимся в воздухе на машинах, вмещающих сотни пассажиров, и эти машины так высоко взмывают в атмосферу, что их не разглядеть и в сильный бинокль. А что скажете о неизвестных вам пока радио и телевидении? Вы говорите где-нибудь на Волге, а вас в эту же минуту слышат и видят на Миссисипи. Наш ученый Эйнштейн, сам создавший такую физическую теорию мировых процессов, что у вас от одного описания ее законов закружится голова, признавался, что для него наши телевизоры кажутся чудом: на одной стороне земного шара две команды играют в футбол, а на другой стороне вы сидите в кресле, попиваете чаек и наблюдаете, как эти ребята ошалело носятся по полю, слышите, как они бьют ногами по мячу, как ликующе орут при удачном ударе, как грубо ругаются, если противник нарушает правила игры. И если теперь вы не признаете, что мы живем в мире реальной фантастики, то вам по крайней мере надо признать, что наша жизнь — царство самого натурального волшебства.

Ваш собеседник, уже подавленный, еще пытается бороться с невероятной информацией.

— Если принять за правду то, что вы говорите, то надо ожидать, что скоро вы сможете определять наследственность ваших потомков и даже, что совсем немыслимо, по своей воле превращать мужчину в женщину, а женщину в мужчину. У нас есть поговорка, что всемогущий британский парламент только одного не может — изменить пол человека.

— Уже! — кричите вы восторженно. — И пол меняем по воле — уже несколько десятков мужчин превратились в женщин по своему желанию, а что до женщин, то они нисколько не уступают мужчинам в жажде своего полового преобразования. А вторжение в наследственность — сущие пустяки для наших специалистов. Хорошее облучение невидимыми лучами, о которых вы пока не имеете и представления, и готово — рождается совсем не то, что ожидалось по естественным законам. У нас появилась для таких действий даже новая наука с благородным наименованием — инженерная генетика. Правда, облучение пока происходит чаще всего от аварий с аппаратурой и рождаются преимущественно уроды и больные, но появление таких мутантов — естественные недоработки нового предприятия, мы с этими недостатками надеемся вскоре покончить.

Ваш собеседник окончательно сражен. Никакие фантастические мечтания не могли у него создать картину того невероятного мира, в каком мы живем реально. И он с робким уважением говорит:

— Даже не могу вообразить теперь, как вы усовершенствовались морально и социально, если достигли таких немыслимых технических и материальных высот. Как я завидую вам! Жить в мире, где царствует доброта и взаимное уважение, в мире без голода, баз войн, без грабежей и лжи, без национальной вражды, без…

Вы прерываете его. Ваше вдохновение погасает. Впервые за время беседы вы чувствуете себя смущенным.

— Нет, не завидуйте! И не старайтесь вообразить картину сущего рая, он пока не настал на Земле. И не уверен, что вообще настанет. Дело в том, что многое у нас стало даже хуже, чем в ваши времена. И грабежи, и взаимное неуважение, и свирепая национальная рознь, то и дело превращающаяся в открытую ненависть к «иной» крови, и жестокое стремление уничтожать чужие народности — жуткий геноцид, о котором вы понятия не имели… А уж наши непрерывные войны, бушующие практически на всех меридианах и даже в Европе, сердце человеческой культуры! А голод, периодически вспыхивающий на доброй трети земного шара, голод, уносящий, несмотря на всю борьбу с ним, ежегодно миллионы человеческих, преимущественно детских жизней… Нет, многим, очень многим можно у нас восхищаться. Но завидовать нам нельзя, завидовать нам — желание больше, чем преступное, ибо оно равноценно чудовищной глупости.

3

Итак, мы согласились, что современная литературная фантастика является зеркалом, отражающим реальную фантастичность нашего современного общественного бытия. Правда, зеркало это довольно криво, и отражение далеко не адекватно оригиналу. Но все это вполне укладывается в спасительную формулу: фантастика — своеобразное зеркало фантастической реальной жизни. Словечко «своеобразное» дает индульгенцию любым отклонениям и искажениям в художественной фантастике ее исходного предмета — фантастичности реальной жизни.

Разительные перемены в материально-техническом бытии познаются обычным человеком посредством информации о том, что совершается вокруг него. Каждый существует лишь в своем непосредственном окружении, видит только его, а непрерывные научно-технические и социальные революции потрясают не окружение, а весь мир. И каждый день, каждую минуту где-то совершается что-то важное, новое и, возможно, меняющее весь уклад, все возможности жизни. Новизна в происходящем становится, таким образом, чертой обычного существования. Желание поскорей — хоть сознанием — приобщиться к этой постоянно возникающей новизне превращается в непременную особенность поведения. Ненасытная жажда все умножающейся информации ныне внутренняя потребность каждого современного человека. То время, когда можно было всю жизнь прожить в сонной тиши каждодневно одинакового существования, полностью выветрилось из сегодняшних бешено мчащихся дней. От новизны когда-то отшатывались, теперь ее жаждут. Мне как-то рассказывал один крупный физик, что их, всех физиков большого института, собрал в своем кабинете в 1945 году академик Сергей Иванович Вавилов и поделился новостью: