Петр Вяземский - Письма из Парижа (1826-1827) Страница 2

Впрочем, нельзя сказать, чтобы автор худо помнил хлеб-соль, по крайней мере, авторскую. 8-е письмо содержит благодарное описание обеда, данного ему г-м Гречем.

«Несколько Русских литтераторов», говорит он, «узнав о приезде моем в Петербург, хотели доказать мне, что Музы сестры, и я за несколько счастливых минут обязан их дружелюбному гостеприимству. Русский литтератор, г-н Греч, один из библиотекарей Императорских, ученый филолог, сочинитель грамматики, которая имеет законную силу в России (fait autorité en Russie), хотя и не была еще вполне издана, и редактор лучшего журнала в империи, Северной Пчелы, дал вчера большой обед, на коем присутствовали все отличные литтераторы, находящиеся ныне в Петербурге, Тут видел я г-на Крылова, который прелестным комедиям, а более еще басням своим обязан за известность Европейскую; его прозвали Русским Лафонтеном, и в самом деле – в творениях его находим простосердечие, прелесть, придающие ему некоторое сходство с нашим бессмертным добряком. В свете имеет он какую-то молчаливую рассеянность, которая довершает сходство и оправдывает его славное прозвание. Г-н Бургарин (Bourgarine), сотрудник г-на Греча [2], человек ума весьма замечательного (d'un esprit des plus remarquables), он занимается ныне сочинением, коего отрывки, уже напечатанные, приняты были с большим успехом; его прозвание Русский Жилблаз [3]. Цель сочинения – описание нравов и обычаев разных областей Русского народа; ожидают здесь книгу эту с большим нетерпением, и если позволено заранее судить о достоинстве сочинения по разговору автора, то можно сказать утвердительно, что в отношении оригинальности картин, тонкости и остроумия наблюдений сия книга вполне удовлетворит ожиданиям.

Возле меня сидели за столом: г-н Лобанов, которому Русский театр одолжен переводами Федры и Ифигении и ныне готовящий переводы Аталии и Британника) г-н Измайлов, уваженный баснописец; г-н Сомов (Soumoff), коего талант показывается с блеском, и граф Толстой, искусный рещик на медалях.

Кроме уже названных, собрание составлено было из поэтов, ученых и грамматиков [4]. Предлагали заздравные тосты в честь литтературы Французской старшей и любезнейшей сестры литературы Русской (la soeur ainée et bien aimée de la littérature Russe), в честь Императора Николая I-го, который благотворением, истинно достойным великого Царя, почтил словесность в лице г-на Карамзина. – В конце обеда пили за здоровие г-на Жуковского, одного из лучших нынешних поэтов Русских».

Вообще автор довольно справедлив и благосклонен в суждениях своих о наших поэтах, женщинах и простолюдинах. И за то ему спасибо! О таланте Александра Пушкина отзывается он с уважением и жалеет, что не удалось ему познакомиться с поэтом. В книге своей предлагает он перевод, прозою, но довольно верною и красивою, Светланы Жуковского, Черепа, сочинения Баратынского, отрывка из Полярной Звезды и другого стихотворения неизданного. Говоря о Баратынском, жалует он его в князья (le jeune prince Е. Baratinsky), но за то, с другой стороны, разжалывает его еще неуместнее в подражатели Французских нововведений. Перед переводом стихотворения: Череп, сказывает, что «оно уважается Русскими, которые начинают ныне перенимать у нас нашу недавнюю любовь в грезам поэтическим, мистическим и наркотическим (снотворным), коими мы преисполнены». В подлиннике нет ничего мистического, а еще менее наркотического. Череп, предмет философический и поэтический; подобное нововведение существует на земле со смерти Авеля, первого известного мертвеца. Но Французу нельзя не похвастать и не обращать всего к Французам. Мельком он и строго судит нашу литтературу, но и тут не без основания. «Не должно», говорит он, «требовать хода (allure) оригинального и свободного от литтературы Русской: в ней упражняются люди, коих воспитание иноплеменное; образованность, понятия и самый язык заимствованы у Франции, и следовательно она не может быть иначе, как литтература подражательная. Доныне она неотступно повторяла формы, физиогномию и даже предразсудки нашей. С некоторого времени Русские поэты, кажется, хотят отходить от классических образцов и искать образцы свои в Германии, но и в этом они только вам подражают». В начале суждения есть, как ни говори, много справедливого; но в последних словах опять выходка Французского самохвальства. Мы еще с Карамзина ознакомились с Немецкою литтературою, а с Жуковского принялись за нее. Французы же услышали о Немецких авторах только с появления книги г-жи Сталь о Германии. То, что путешественник говорит о женском поле в России, заслуживает, по моему мнению, безусловное одобрение. Вот слова его: «Некоторые путешественники, а именно автор Тайных Записок о России донесли Европе о невежестве Русских женщин: не знаю, были ли авторы беспристрастны в свое время, но ныне я с ними не согласен. Пользуясь правами, присвоенными званию моему иностранца, я не один раз переходил за межу разграничения, проведенного между обоими полами (выше автор замечает, что в гостиных и столовых наших оба пола не сходятся); я разговаривал с этими женщинами, обвиненными в невежестве, и, по большей части, находил у них сведения разнообразные, соединенные с необыкновенною тонкостию ума, познания нередко глубокия во многих литтературах Европейских и прелесть выражения, которой могли бы позавидовать многие Француженки. Особливо же между молодыми сии качества блистательнее обнаруживаются: это доказывает, что с прошедшего столетия образование женщин в России приняло новое направление, и что справедливое лет тридцать тому перестает ныне походить на правду.

Конец ознакомительного фрагмента.

Сноски

1

Французский молодой поэт, известный трагедиями: Людовик IX, Палатный Мер (Le maire du Palais); Заговор Фиески, офранцуженным подражанием Шиллеру, и поэмою: Мария Брабантская. Он в числе нынешних хороших стихотворцев Франции и слогом и напевом своим приближается к школе Ламартина. Он приезжал в Россию, в след за посольством герцога Рагузского, и в свидетельство пребывания своего у нас оставил Оду на коронацию. Он сказывал, что пишет трагедию Русского содержания; но на вопросы любопытных никак не мог определить ни эпохи, ни события, ни героя своей драмы. Вероятно, для полнейшей свободы в создании, не хочет он стеснять себя историческими оковами, а уже после приберет и раму и имена для своей картины.

2

Уж не г-н Булгарин-ли?

3

Не Польский-ли Жилблаз?

4

Жаль, что грамматика г-на Греча и господа Русские грамматики до сей поры более известны г-ну Ансело, чем нам. Не знаем, что за угощение было за этим обедом, но мы пока сидим еще натощак, без Русской грамматики г-на Греча и без Русского грамматика.