Филипп Кюрваль - Будущее как ад в представлениях фантастов Страница 2

Пришлось дожидаться наступления 50-х гг., чтобы некоторые талантливые авторы, в числе которых прежде всего следует упомянуть Роберта Шекли, с блеском представили нашему вниманию более софистичные образцы адских инопланетян. «Любая вещь перестает казаться смешной, если она усаживается вам на голову», — пишет Шекли. Недоброжелательство Чужих все же имеет сатанинскую сущность, несмотря на то, что ад у Шекли обычно имеет ограниченные размеры и, судя по всему, затрагивает только весьма немногочисленных авантюристов, не страдающих избытком совести. Тем не менее, ад Шекли содержит некоторые пикантные, хотя и довольно жестокие уточнения. Например, он описывает некий серый порошок, поступающий неизвестно откуда (возможно, от какой-то неизвестной цивилизации) и распространяющийся по поверхности планеты, угрожая засыпать все и вся. Никто не может остановить лавину порошка, не обладая загадочным лаксианским ключом… Любопытно, что до Шекли никто не смог догадаться, что этот остывший адский пепел может явиться эффектным воплощением вечного проклятия, от которого не стали бы отрекаться ни Кафка, ни Макс Бротер.

В «Цене опасности» Шекли снова оказывается первым фантастом, допустившим возможность превращения мирного телевидения в свирепого хищника после того, как была создана серия дьявольских передач, участники которых превратились в разменную монету для жаждущей кровавых развлечений публики. Если экстраполировать эту идею, то можно прийти к допущению, что с увеличением количества транслирующих телепередачи спутников появится бесчисленное количество каналов, на которых у каждого телезрителя будет шанс встретиться со своим персональным адом. Этот вывод основывается на том, что в научной фантастике Чужие — это не только инопланетяне. Чужие — это и насекомые из самых глухих уголков Земли, то ли термиты, то ли муравьи, имеющие все те же извращенные амбиции и стремящиеся заставить нас жить в рамках их тоталитарного общества, как это происходит в жутковатом романе А.Гордон-Беннета «Полубоги». Чужие могут также принимать облик безумных ученых, демоническая воля которых направлена исключительно на создание критических ситуаций, соответствующих их лихорадочной разрушительной деятельности, символизирующей бунт сатанинской сущности против Творца. И мы еще не учитываем различные хтонические существа, поднимающиеся на дневную поверхность только для того, чтобы увлечь нас за собой в мрачные глубины Земли, а то и прямо в геенну огненную. Великие Древние Г.Ф.Лавкрафта, гениального творца зловещей фантастики, доходят до того, что создают (в романе «Горы безумия») искусственного человека, чтобы забавляться его мучениями.

В современной научной фантастике сатанинский образ Чужих заметно гуманизировался. Есть, разумеется, и исключения. Например, Серж Брюссоло превращает чудовищ современного ада в органические сосуды, полную коллекцию которых он старается собрать.

Продолжают существовать и отдельные оригинальные сатанинские фигуры, среди которых стоит упомянуть Шрайка, придуманного Дэном Симмонсом в цикле о Гиперионе. Это загадочное варварское создание, усеянное торчащими во все стороны острыми лезвиями и снабженное бионическими челюстями, одним своим именем порождает вокруг себя ужас. Каким-то неясным образом Шрайк олицетворяет собой последнее убежище от современного ада, который мы создаем благодаря прогрессу в идеологии, социологии, технологии и науке.

Дело в том, что в научной фантастике ад — это одновременно проекция наших мысленных устремлений, направленных на реальность с целью изменить ее. Это ад, но ад «климатизированный» (по определению Генри Миллера). «Теологи прежних времен спорили, пытаясь выяснить, кем был создан ад, Богом или Сатаной. Жаль, что их уже нет в живых, чтобы получить ответ на этот вопрос. Ад существует на самом деле, и создала его «Дженерал Моторс», гигантская компания по производству автомобилей». К такому выводу приходит Роберт Блох в «Муравейнике».

Источник этого политического протеста в недрах человеческого общества имеет весьма древнее происхождение. Впервые он нашел воплощение в произведениях, относящихся к жанру антиутопии или альтернативной истории. Еще в 1845 г. Эмиль Сувестр в романе «Мир, каким он станет» описал появление странного упорядоченного мира. Это реалистический кошмар, порождение страха перед прогрессом, рассматриваемым в качестве способа подавления традиционных гуманистических (племенных и общечеловеческих) ценностей.

Все тот же великий Уэллс конкретизировал эти страхи в капитальном тексте, первом произведении в жанре антиутопии, романе «Когда Спящий проснется» (1898). После 200 лет комы герой романа пробуждается и выясняет, что стал владельцем половины мира благодаря сложным процентам на счет в банке. Он оказывается хозяином целой орды механизированных рабочих, ожидающих его распоряжений. Это подлинное воплощение ада для человека доинформационной эры.

Позднее, в 20-е годы ХХ века появился роман «Мы» Замятина, в котором описывается математическая эпоха, когда отдельные индивидуумы превращены в номера, каждая мысль которых строго контролируется. Даже их ночи любви проходят под наблюдением шпионов, следящих, чтобы никто не избежал кондиционированного счастья.

Несколько позже на эту же тему были написаны сначала «Метрополис», по которому Фриц Ланг поставил фильм, а затем два великих романа — «Лучший из миров» Олдоса Хаксли (1932) и «1984» Джорджа Оруэлла (1949). «Большой брат» не щадит память тех, кто попал в капкан его адской организации. Идея, согласно которой стремление достичь блаженства и совершенства любой ценой приводит к утрате личности и подчинению человека тому аду, который он сам порождает и которым сам распоряжается, основывается на концепции проклятия, ближайшей родственнице понятия о первородном грехе. Известно, что именно благодаря Еве, нашей прародительнице, отведавшей плода познания, мы лишились рая.

И вот тогда — весьма своевременно — появилась Хиросима, чтобы доказать нам, что ад вполне может существовать и на Земле, особенно в том случае, когда человек лично берется за его изобретение. Несмотря на то, что всепожирающий атомный огонь длился лишь несколько мгновений, ад Хиросимы обрек облученных на медленную смерть. Чудовищный символ ядерной гибели надолго поразил, подобно хронической гангрене, всю научную фантастику. Несколько позднее литература вымысла оказалась заражена и экологическим сепсисом.

До этого времени в фантастических романах о конце мира, причиной таких глобальных катастроф, как страшные эпидемии, засуха или столкновение с кометой, в результате чего человечество гибло или деградировало, считались или рок, или божья кара. Во всех произведениях на эту тему, начиная с «Будущего потопа» (1911) Марселя Ролана и до «Затонувшего мира» (1962) Д.Г.Балларда, единственным различием в течении романтического повествования является разный характер человеческого поведения перед лицом катаклизма. В романе Рене Баржавеля «Победивший дьявол» (1948) противник изображен достаточно отчетливо: Великий Сатана — это человек, подлинный творец ужаса, создающий свой собственный ад благодаря гипертрофированным воинственным наклонностям.

Эту констатацию Бернар Вольф доводит до экстремума в романе «Лимбо», одном из наиболее сильных, наиболее ярких произведений всей современной научной фантастики. Исследования поведения раненых, выполненные доктором Мартином после третьей мировой войны, позволили одному из его учеников разработать доктрину Иммоб, проповедующую необходимость для человека полной неподвижности, рассматриваемой как последняя надежда человечества. Возникают две секты, по-разному интерпретирующие Иммоб. Относительно умеренные сторонники первой из них считают, что у человека необходимо ампутировать конечности и заменить их протезами, чтобы максимально затруднить передвижение. Вторая секта, объединяющая экстремистов, проповедует возврат к состоянию зародыша. Столкновение разных точек зрения приводит в конце концов к четвертой мировой войне.

Когда абсурдность человеческих измышлений достигает подобного совершенства, их клиническое изучение доставляет редкое удовольствие любителям адской тематики…

В романе «Пустыня мира» (1977) француз Жан-Пьер Андревон доводит эту ситуацию до предельного обострения. Герой повествования приходит в себя в неизвестной ему деревне, где происходят события, имеющие весьма отдаленную связь с реальностью. Он один, на нем нет одежды и он ничего не помнит о своем прошлом. Может быть, он умер и находится в аду? Постепенно становится ясно, что он стал жертвой некоего жестокого эксперимента, который проводят инопланетяне, стремящиеся выяснить, как люди жили до гибели человечества. «И кто захочет искать ад в иной жизни? Он здесь, в сердцах злых людей», сказал когда-то Жан-Жак Руссо в «Эмилии».