Виссарион Белинский - Русские журналы Страница 2

Теперь заглянем в прозаическое отделение «Русской словесности». «Альпийские виды» – интересный очерк г. Фролова. «Малороссийская лень» г. Бабака – довольно занимательный очерк малороссийского быта. – «Николай Сапега», повесть г. Константинова, принадлежит к числу очень хороших журнальных повестей. За нею следует «Иван Рябов, рыбак архангелогородский» – драматический анекдот г. Кукольника, превосходное в своем роде произведение. Особенное достоинство этого нового произведения неистощимого пера г. Кукольника составляет народный язык, доведенный до крайнего совершенства, и что особенно-то и важно – под русскою простонародною речью таится русский простонародный ум, русская душа{17}. Мы не можем отказать себе в удовольствии выписать одного места: вот рассказ матроса о том, как он спас Петра Великого в бурю на Белом море.

АНТИП. Я милости твоей доложу, что Антип – первый архангелогородский лоцман, человек бывалый; нашему брату, стало быть, какое ни есть море – перина; валяешься, сколько душе угодно, сойти не хочется; бывало и такое, что целый год одежи просушить не успеешь; милость ваша сумлеваться изволишь, а я доложу о себе, что мне, старику, нахвасть говорить но приходится. А на ту пору и меня припугнуло, совсем бы обробел, кабы с нами государя не было. Ну, а тут сам рассудить изволишь: у меня на руках сам государь; оплошать тройной грех! Дело-то у меня, что у доброго мужа жена – по шелковинке ходит; другой бы раз я на этакую погоду плюнул, а тут нельзя; государь-то… у меня государь и преосвященный Афонасий, и всякия набольшия начальства с Питербурха; нельзя; страх, стало быть, вот как кошка скребет; четыре глаза во лбу; как сова всё вижу; голос-то со страху стал больше царского. Он, знаешь, сам большой мастер нашинского дела; на других-то морях он хозяин; ну, а нашо-то Белое к нему еще не попривыкло. Разыгралось, расходилось, а мы только что вышли в Унскую губу; тут, стало быть, ветру простор; гору поднимает, пустит, да за нею другую вдогонку, да еще больше, да еще страшнее, да курчавее; а яхта через них-то, что через рвы, так и прыгает; знай только угадывай, чтобы гора-то яхте поклонилась. Потеха!

ОМЕЛЬКА. Хороша потеха! У тебя, Антип, видно, уж такой рыбий норов к морю; а не углядишь, так и поминай как звали.

АНТИП. Да что! правда и такое бывало, нече греха таить, промахнешься, вал-то гребешком и заденет… Мне нипочем, а ему-то сначала нипочем, да ветер крепчает, морю больно жарко; темь такая, что зги не видно, ымели попрятались, небо ушло; царь-то начал тут приставать: «Антип да Антип! лоцман да лоцман!» Я все молчу, да знай правлю, да думаю: «Стара шутка! Гневить тебя, государь, ответами не стану, а ты у меня на руках, у одного у меня на руках, а я на Белом-то больше твоего смыслю. Казни после за вину, да мне-то жизнь нипочем, а тебя, моего батюшку, не выдам». Государь больно осердчал; бежит на меня, да за рупор; я не выдержал, да и кричу: «Не замай!» Государь пуще прежнего; не стало моей мочи, я перекрестился да, ни жив, ни мертв, холопской моей рукою хвать его за руку, да и прикрикнул: «Поди, пожалуй, прочь, я больше твоего знаю и ведаю, куда правлю».

ОМЕЛЬКА. Ахти, господи, Антип Мироныч! Как же это ты так небережно облолзился?

АНТИП. Сказал, батюшка! сказал, ей-богу, сказал, да и одурел со страху и жду сам не знаю чего…

Дальше не выписываем и за выписанное просим извинения у почтенного автора: впрочем: грех пополам, вольно же ему так хорошо писать…

«Маскарад», бойко и резво написанный рассказ, – легкий очерк большого света{18}. В нем играет важную роль какой-то поэт Н-н, по имени Александр Сергеевич, который, когда его маска называет Алеко и намекает ему о Кавказе и Бессарабии, принимает это за намеки на свои сочинения… Но это еще ничего… Странно, что этот Н-н, приехав с маскарада домой, «скинул фрак, придвинул свечу, опустил перо в чернильницу, потер рукой по лбу, зевнул{19} и написал шестую строку «Бородинской годовщины», и лег спать». Это что-то похожее – как бы сказать? – на плоскость, слишком неуместную и для многих оскорбительную…

Вообще, отделение «Русской словесности» в первых трех книжках хоть куда. В отделении «Иностранной словесности» нашли мы довольно интересную окуриальную повесть «Кальдерон» (Больвера) и превосходную повесть Марркета «Черт-собака». Мастерская обрисовка характеров, ловко завязанная и развязанная интрига, чудесный рассказ – вот достоинства этой повести. Местами пошлость чувствований, тривьяльный взгляд на вещи, сальность выражения – вот ее недостатки, вероятно, сообщенные ей переводом. «Сельский хозяин», комедия принцессы Амалии саксонской, – маленькая нравоучительная пьеска, которой приличней быть помещенною в детском, нежели в учено-литературном журнале, издаваемом для взрослых.

В отделении «Наук и художеств» 1-го № помещена огромная статья г. Куторги «Естественная история наливочных животных», статья интересная по содержанию и хорошо изложенная, но по своей огромности совсем не журнальная. «Григорий VII» – чрезвычайно интересная историческая статья. «Науки, художества и искусства[2] в древней Индии»{20} – статья г. Менцова, заключающая в себе несколько любопытных фактов, изложенных без всякого взгляда, без всякой мысли. «Елисавета и Анна, королевы английские» – интересная по содержанию, но сбивчивая и темная, по отсутствию мысли, статья. «Обращения соков в растениях» – статья, посвященная слишком частному предмету. Об отделении «Промышленности и сельского хозяйства», как о предмете, совершенно нас чуждом, мы не судим. «Критика» в «Библиотеке» обыкновенно состоит из выписок из рассматриваемых сочинений, выписок, к которым приделано несколько личных мнений, ни на чем, кроме произвола редактора, не основанных и ничем, кроме его острот и шуток, не подкрепленных. Направление этой «критики», как и всего журнала, – вражда против умозрения, против мысли и распространение положительных, опытных, наглядных и рутинных понятий в науке и искусстве. Например: в III № помещена критика по поводу книг: «Русская история», г. Устрялова. – «Деяния Петра Великого», Голикова. – «О княжестве Литовском. Какое место в русской истории должно занимать княжество литовское?», г. Устрялова. В этой статье, которая почему-то названа критикою, тогда как она есть только сбор произвольных и притом устарелых мнений об истории, несмотря на величие такого предмета, как Петр Великий, холодно, апатически изложенных, в этой статье нападают на мысль об историческом развитии человечества, как стремлении к совершенствованию, и вместо совершенствования полагают стремление к умножению физических и умственных наслаждений: мысль энциклопедистов XVIII века!.. Впрочем, в этой статье мы встретили очень дельную мысль, особенно важную, как опровержение нелепости, распространяемой поверхностными мыслителями, вот она: «Что такое Россия в отношении к человечеству? – Этот вопрос мы уступаем мнимым мыслителям, которым дельфийский оракул открыл своим загадочным словом, что России предоставлено быть обновительницею дряхлого Запада, внести туда новый элемент и что призвание ее такое же, как призвание германцев и норманнов в средних веках. Незавидна была бы судьба России быть обновительницею Запада, который, сказать мимоходом, вовсе не стареет. Мы принимаем Россию за отдельный мир, по величине равный Европе, и видим, напротив того, что Европа обновляет Россию»{21}. Умно и справедливо!

Отделение «Смеси» в «Библиотеке для чтения» по-прежнему свежо и интересно, но уж чересчур однообразно, потому что исключительно посвящается открытиям и новостям по части естествознания. Отделение «Литературной летописи» становится все короче и суше: отсутствие веселости, остроумия, прежних милых шуточек, от которых все животы надрывали, показывает какое-то утомление, усталость.

Теперь еще одно замечание – о языке «Библиотеки для чтения», он нередко грешит против живого русского языка, обличая в редакторе иноплеменника. Например: «Охотно бы позволил себя сколоть и стерзать, чтобы только убедиться, что я не сплю». Сколоть и стерзать!.. «Я расскажу тебе после большой смех» – по-каковски это?.. «Слеза благодарности, которая ЖГЕТ меня под маской»{22} – жгет, пекет, бегет: так говорится разве по финскому произношению, а по московскому или – что все одно и то же – по великорусскому говорится: жжет, печет, бежит…

Несмотря на то, «Библиотека для чтения» все-таки интересный и охотно, с удовольствием читаемый журнал: в этом-то и заключается причина его необыкновенного успеха.

Теперь обратимся к «Сыну отечества» и «Отечественным запискам»{23}.

<Продолжение>