Юрий Щеглов - «Затоваренная бочкотара» Василия Аксенова. Комментарий Страница 24

Не вынесла душа поэта позора мелочных обид. – Из стихотворения Лермонтова «Смерть поэта» (1837). Свои переживания и неудачи Володя склонен облекать в высокие поэтические формы, обычно слитые с мотивами массовой культуры. Другой пример – ария Каварадосси, которую он поет, будучи посажен за решетку (стр. 64; так кажется Ирине; на самом деле поет он блатную песню).

Бобан <…> бацнул «сухого листа», да промазал. Иван Сергеич тут же его под конвой взял на пятнадцать суток. – Сухой лист – особый сложный удар в футболе, придающий мячу вращение вокруг наклонной оси. Пятнадцать суток ареста, с обязанностью выполнять общественно-полезные работы вроде подметанья улиц, – широко принятая в хрущевско-брежневскую эпоху мера наказания за мелкое хулиганство. Из данного места можно видеть интенсивность футбольных страстей, а также произвол местного начальника, сгоряча дающего пятнадцать суток футболисту за то, что тот «бацнул “сухого листа”, да промазал» и тем подвел свою команду и ее болельщиков. Неуточняемый «Иван Сергеич» – одна из многочисленных «фигур взрослых», несущих карающую и изгоняющую функции, в длинной цепи Володиных приключений (см. примечание к стр. 15, монолог Володи).

В лайковой перчатке узкая рука. – Из стихотворения Есенина (цитату см. в примечании к стр. 14). «Узкая рука» вместо «смуглая рука» – видимо, смешение с блоковским «И в кольцах узкая рука» («Незнакомка», 1906).

Примыкающий к первой серии единственный сон пилота Кулаченко – короткий этюд, в котором, как и в снах Володи, Вадима, Моченкина, гиперболизируются масштабы достижений героя. На своем крошечном распылителе суперфосфатов Ваня совершает нечто вроде космического полета над Землей, принимает приветствия со станций слежения, посылает «привет борющимся народам Океании»[24]. Навстречу пилоту летит Ангел со словами поощрения и с обещанием помощи в ухаживании за Ириной.

Кончается полет аварией и квазисмертью: выйдя на посадку, Кулаченко врезается в землю (описано ранее, на стр. 23). Хороший Человек имеет неясные очертания: «то ли учительница, то ли командир отряда Жуков».

Переклички с мотивами других персонажей: «Разноцветными тучками кружили над землей нежелательные инсекты» (Моченкин); «В перигее над районом Европы поймал за хвост внушительную стрекозу» (возможно, отзвук деятельности Степаниды Ефимовны и ее «Стрекозьего леса»).

Мне сверху видно все, ты так и знай! – Цитируется песня «Пора в путь-дорогу» («Дождливым вечером…») из фильма «Небесный тихоход» (1945) – кинокомедии о жизни и боевых делах женской авиационной эскадрильи во время Великой Отечественной войны. Песню создали композитор В. Соловьев-Седой, впоследствии автор всемирно известных «Подмосковных вечеров», и поэт С. Фогельсон. Песня, которую поют летчики своим остающимся на земле подругам, имеет припев: «Пускай судьба забросит нас далеко – пускай! / Ты в сердце только никого не допускай. / Следить буду строго – / Мне сверху видно все – ты так и знай!».

Бога видите, товарищ Кулаченко? – Бога не вижу <…> Ура! Бога нет! Наши прогнозы подтвердились! – А ангелов видите, товарищ Кулаченко? – Ангелов как раз вижу. – Ср. у Маяковского: «Небо осмотрели и внутри и наружно. / Никаких богов, ни ангелов, не обнаружено» («Летающий пролетарий», 1925).

Чем занимаетесь в обычной жизни, товарищ Кулаченко? <…> Дело хорошее. Это мы поприветствуем. – Ангел поаплодировал мягкими ладошками. – Личные просьбы есть? – Меня, дяденька Ангел, учительница не любит. – Знаем, знаем. Этот вопрос мы провентилируем. Войдем с ним к товарищу Шустикову. – По лексике и тону, а также по употреблению формы «мы» ангел безошибочно опознается как советский вельможа, высокопоставленный бюрократ, дающий аудиенцию простому смертному. «В обычной жизни», «поприветствуем», «провентилируем», «личные просьбы есть?» – все это штампы бюрократического языка, равно как и выражение «войти к такому-то с таким-то вопросом». Два раза повторенной глагольной приставкой по– (поприветствуем, поаплодировал; обозначает ограниченный «квант» действия) передается важность мины чиновника, скупо отмеряющего свои похвалы и аплодисменты. «Дело хорошее» – общесоветский штамп, ср. его же у Глеба Шустикова (стр. 47). Ср. известную песню Н. Богословского на слова Б. Ласкина – «Спят курганы темные…»: «На работу славную, на дела хорошие / Вышел в степь донецкую парень молодой».

Вторая серия снов

Во вторых своих снах герои преисполнены больших надежд и ожиданий. Предметы их желаний и амбиций оказываются почти что у них в руках. Для всех спящих, однако, это кончается неудачей и бесславным изгнанием из мест, где они ожидали удовлетворения.

Вслед за этим, как всегда, каждому является его собственный Хороший Человек. Он приоткрывает перед героями (за исключением Моченкина) новые возможности взамен нереализованных, приглашает их к акциям иного типа – пусть более скромным, но более «идеалистическим» по своему характеру и нацеленным на общее благо.

Ирина Селезнева и Глеб Шустиков в эту ночь снов не видят (так в первой печатной редакции); в авторской версии и в английском переводе (Wilkinson, Yastremski 1985: 56) их любовная встреча отражается в совместном сновидении, изображенном с помощью сложной графической конфигурации.

Это большой день для Володи – день рождения Серафимы, в праздновании которого он намерен принять участие наряду с важными персонами района – «шишками райпотребкооперации». Володя, однако, обеспокоен непрезентабельностью своей внешности – подбитым глазом. Для этого «фонаря» он пытается найти уважительную причину, причем поиск этот буквализован – Володя шарит в карманах, вытаскивая оттуда всякую рухлядь, в которой отражается беспорядочность его бродячей жизни. Наконец он находит за подкладкой «маленькую завалящую ложь»: «А это у меня еще с Даугавпилса. Об бухту троса зацепился и на ящик глазом упал» (стр. 32).

Володиному объяснению не верят, и он не допущен на праздник Серафимы, которая, к вящему его унижению, имеет монументальные размеры: «стоит в красном платье, смеется, как доменная печь имени Кузбасса» (ср. аналогичные размеры станка и той же Серафимы в 1-м сне Володи, пальто во 2-м сне старика Моченкина). Телескопов пытается храбриться и даже угрожать, но его уносят идущие мимо дружинники (члены «народной дружины», как назывались тогдашние общественные группы по охране порядка). При этом, как и герои первых снов, Володя раздваивается: одну его ипостась дружинники доставляют в универмаг ДЛТ, другую – бросают под капусту в огород.

Появляется Хороший Человек в образе Вадима Дрожжинина. Тот Володя, которого бросили под капусту, открывает ему свое тайное беспокойство о судьбе Серафимы и приглашает к действию: «Але, Хороший Человек, пойдем Серафиму спасать, баланс подбивать, ой, честно, боюсь, проворуется!» (стр. 33).

Вытащил <…> красивую птицу – источник знания. – См. выше примечание к стр. 31–32 основного текста.

Вытряслось <…> тарифной сетки метра три… – Тарифная сетка – предмет забот летуна (см. примечания к 1-му сну Телескопова); здесь буквализована, как это часто бывает во сне, и каламбурно сцеплена с мотивом рыбки из сказки Пушкина.

…в ней премиальная рыба – треска-чего-тебе-надобно-старче… – «Чего тебе надобно, старче?» – слова рыбки из пушкинской «Сказки о рыбаке и рыбке», обращенные к рыбаку, выловившему ее сетью из моря. Ср. возможное эхо той же сказки в начале 1-го сна старика Моченкина. Помимо важности этой сказки как морского фона повести, можно усмотреть параллелизм между нею и ситуацией Телескопова, который – как и старик старухе – подчинен своей подруге Серафиме, боится ее и состоит у нее на посылках. Рыбные консервы – любимое лакомство Володи, ср. «углубленный в банку ряпушки» (стр. 6); «рожа вся в кильках маринованных, лапы в ряпушке томатной» (1-й сон, стр. 21; отметим инверсию, обязательную для товарных номенклатур). Телескопов шутливо превращает цитату из сказки в название рыбы (очевидно, консервированной трески), полученной по месту работы в качестве премии за те или иные трудовые достижения.

…возвратной посуды бутылками на шестьдесят копеек, банками на двадцать (живем!)… – Сдача посуды (стеклотары) в государственные приемные пункты – немаловажный источник дохода при безденежье, например перед зарплатой. Конечно, носить столько всякого добра в кармане полупальто возможно лишь при его бездонности, т. е. во сне. «Живем!» – бодрое восклицание, означающее «все в порядке, ресурсы есть, не пропадем».