Огонь Просвещения (СИ) - Нигматулин Марат "Московский школьник" Страница 25

- Извините, у вас спичек не будет?

Ответить я не успеваю, потому что сразу же следом за ней появляется ее подружка с зажатым в кулаке коробком и громко кричит:

- Ирка! Все в порядке, я уже нашла!

Тут же, на улице, девочки закуривают. Обращаю внимание, что сигареты они держат, зажав в кулак, чтобы их не было видно.

В ответ на мой вопрос Ира поясняет:

- Это «по-пионерски» называется. Школа-то рядом, вдруг кто из учителей выйдет. Так вот это в порядке страховки.

Мы разговорились. Оказалось, что подруги учатся в девятом классе. Курить начали «давно», с четырнадцати лет.

Таня, так зовут вторую девочку, между короткими затяжками охотно рассказывает:

- У нас в пионерском лагере была вожатая Галя, она очень много курила. Однажды, когда Галя забыла на крылечке сигареты, мы с девочками решили попробовать «подымить», ушли в лес и там закурили. И все девочки решили, что мне сигарета «к лицу», я, выгляжу с ней эффектно!..

- Ну как тут не закурить, если все подруги курят, - продолжала Ира. – Попробуй да попробуй. Ну и попробовала...

К сожалению, такие пионервожатые, как упомянутая Галя, встречаются очень часто. Однажды один начальник пионерского лагеря мне рассказывал: «Утверждаю – все девчонки первого отряда, все двадцать три – курят. Раньше мы гоняли мальчишек. А теперь кого гонять? Всем отрядом после обеда – в лесок на перекур.».». Напомню, что книга написана в 1985 году, а потому любое влияние Перестройки и последующих реформ на детей исключено, что должно быть, вероятно, интересно авторам, стоящим на позиции «теории деградации», которым подобное просто ранит сердце их больное от тоски, которую многие из них и сами с удовольствием запивают вином. Данный опасный миф был сформирован в конце 1990-х–начале 2000-х годов целым рядом «сенсационных» документальных фильмов, выпущенных на нашем телевидении, а в первую очередь на НТВ, и сейчас славящемся своей «желтизной», а в те времена бывшем еще и главным агитационным ресурсом российской либеральной крупной буржуазии; этот миф напрямую внедрялся врагами Родины, которых мы можем назвать поименно. Возвращаясь к Итону, столь уже часто помянутому в нашей главе, я хотел бы вставить сюда фрагмент из статьи «Итон и становление современной элиты», где тема изменений, происходящих в британском образовании, особенно полно раскрыта: «Богатые и бедные Итона сливаются воедино, взаимно оправдывая присутствие друг друга в контексте итонского стремления стать need-blind на манер Гарварда — иначе говоря, принимать ученика вне зависимости от того, могут ли его родители позволить себе оплачивать учебу. Большие планы Итона лаконично изложил провост (глава администрации) Уильям Уолдергрейв: «Я рассчитываю на то, что школа будет и дальше выпускать премьер-министров, архиепископов Кентерберийских и всевозможных предпринимателей, однако три четверти из них выучатся по стипендии». Уолдергрейв и Хендерсон представляют сторонников трансформации Итона в наши дни, однако процесс этот начался еще в предыдущем поколении. За последние четверть века немало учебных заведений шире распахнули двери; сегодня из 1 300 учеников 270 получают значительную скидку на оплату или вовсе от нее освобождены, а недавно школа взяла кредит в 45 миллионов фунтов на то, чтобы увеличить число стипендиатов. У школы также немалый по британским меркам фонд. По состоянию на август 2014 года портфель ее инвестиций и имущества оценивался в 300 миллионов фунтов, а ежегодный доход от платы за обучение — примерно 45 миллионов, не говоря уже о недвижимости и коллекции живописи. Однако из родителей и выпускников понадобится выжать еще не один миллион, чтобы школа смогла стать действительно безразличной к материальному положению. <...> Пока школа посредничает между целеустремленными богатыми и достойными поощрения бедными, за выживание борется третья группа: старые «итонские» семейства, на протяжении целых поколений отправлявшие туда сыновей. Эта группа преобладала в Итоне 1980-х, когда учился я; экзамены были пустой формальностью, школа была обрядом посвящения для потомков высших слоев и верхушки среднего класса, представляя собой нечто самодовольное, снобское и полное фамилий, знакомых по межвоенным дневникам Гарольда Никольсона. Доля этой группы уменьшается. В 1960 году дети «старых итонцев» составляли 60%, в 1994-м — 33%, сейчас — 20%. Из фамильной привилегии, передаваемой потомкам, Итон превратился в проходной двор. <...>      В послевоенную эпоху на посту премьер-министра сменили друг друга три итонских выпускника (один из которых, Гарольд Макмиллан, назначил в свое правительство целых 35 «старых итонцев»), однако влияние колледжа на власть ослабил всплеск эгалитаризма в конце 1960-х, а затем — эпоха Маргарет Тэтчер с ее духом самостоятельности и амбициозности. В 1990 году, когда Тэтчер потеряла пост главы партии тори, Дуглас Херд, которого прочили ей в преемники, обнаружил, что его итонское происхождение стали использовать против него. «Казалось бы, я кандидат в лидеры Консервативной партии, а не какой-нибудь секты помешавшихся марксистов», — сетовал он. Херд проиграл и выборы, и ключи от дома N 10 по Даунинг-стрит Джону Мейджору — бывшему страховому клерку, окончившему государственную школу. В конце 1990-х и начале 2000-х Тони Блэр и его правительство «новых лейбористов» сочетали дерзкий меритократизм Тэтчер с социальной сознательностью. Оксфорд, Кембридж и другие крупные университеты оказались под давлением — туда требовали принимать больше государственных выпускников, а частным школам велено было либо делиться своей материальной базой с соседями-бюджетниками, либо лишиться налоговых льгот, которые им полагались как благотворительным учреждениям. В 1999 году Итон получил ясный сигнал о том, что на старые связи в парламенте более не стоит полагаться: из палаты лордов были исключены почти 700 наследственных пэров, многие из которых, а то и большинство, были «старыми итонцами». <...> Побывав в Итоне нынешней весной, я провел час в библиотеке, наблюдая за тем, как преподаватель арабского показывал троим 16-летним палестинцам какие-то средневековые манускрипты, которые школа недавно приобрела, в их числе — страницу из куфического Корана IX века. Юноши родились в ливанском лагере беженцев и прилетели в Британию на собеседование; в сентябре двое из них будут носить фраки. <...> Разумеется, новый Итон, открывшийся плутократам со всего мира и явственно проникнутый политкорректностью, не понравился традиционным итонским семьям, чьими фамилиями украшены военные мемориалы и спортивные кубки, и чьи сыновья начали получать отказы. В 2009 году я присутствовал на встрече выпускников, где Уолдергрейв произнес речь, восхвалявшую многообразие учащихся, и без устали призывал к пожертвованиям. «Деньги наши им нужны, а сыновья — нет», — пробурчал мой сосед. Впрочем, в массе своей старая гвардия, похоже, смирилась с понижением в статусе — отчасти потому, что многим «старым итонцам», как бы их ни нервировали «понапоступавшие», школа была бы не по карману, даже если бы их сыновей приняли.». Присовокупив ко всему прочему и тот факт, что британское правительство после последнего финансового кризиса приступило к национализации некоторых не слишком богатых частных школ, мы можем иметь теперь совершенно законченную картину общего упадка и деградации приватного образования.