Уистан Оден - Лекции о Шекспире Страница 49

Законы предписывают или запрещают определенные действия данному классу людей. О несправедливости закона можно судить на основании одного из четырех утверждений:

1) Предписываемое действие воспринимается как неправильное или несправедливое. Это в большей степени относится к обычаям, например, когда Гамлет критикует королевскую пирушку: "такой обычай / Похвальней нарушать, чем соблюдать"[127] (I. 4).

2) Запрещенные действия представляются справедливыми или безвредными, например, курение.

3) Закон относит к определенному классу действий нечто, принадлежащее к другому классу; так, непредумышленное и преднамеренное убийства принадлежат к различным классам. В "Мере за меру" рассматривается именно такая категория несправедливости.

4) Закон по-разному определяет людей, в действительности принадлежащих к одной категории: к примеру, закон, разрешающий слияние капитала и запрещающий объединение служащих в профсоюзы. Закон, устанавливающий "цветной барьер" на выборах, несправедлив, ибо ограничение избирательных прав на основании расовой принадлежности не удовлетворяет условию действительного различия. Закон точно так же несправедлив, если он объединяет людей, принадлежащих к различным категориям. Например, сухой закон можно было считать несправедливым, так как в нем не делалось различий между алкоголиком и бытовым пьяницей. Эти различия вполне очевидны.

Чем должен пренебречь закон, чтобы остаться законом? Закон имеет дело с классами, с типами действий. Он должен пренебречь тем, что делает человек, не находящийся во взаимодействии с законом, то есть когда человек не соблюдает и не нарушает его, и еще закон должен пренебречь неповторимостью личности. В законе нет сведений о том, насколько добродетелен человек, в какой мере он соблюдает или нарушает нормы закона. Чем полнее осознание того, что соотношение каждого человека с законом уникально, тем очевиднее, что суть закона не в праве, а в справедливости. Закон не может судить вину или невиновность, а только поступок. Он лишь способен установить: "Я не хочу, чтобы в отношении меня было сделано то-то и то-то". Например, воровство — ни один человек в здравом уме не пожелает, чтобы его обворовали. Так, если люди нарушают закон, мы можем воспринимать их не как хороших или плохих, но, скорее, как возмутителей общественного спокойствия. Преступник становится человеком, претендующим на исключительность, присваивающим права, в которых он отказывает другим. Идея воздаяния преступнику мерой за меру глупа. Преступник должен быть изолирован и перевоспитан. Членство в человеческом обществе вынужденное: общество это не монастырь Изабеллы, откуда можно уйти — преступнику уходить некуда.

Проблема наказания. Существует три разных представления о наказании. Первое — это искупление или возмещение, на которое правонарушитель соглашается по собственной воле. Если я нарушил табу и не возместил ущерба, меня покарают боги или общество. Я обязан умилостивить богов или потерпевшую сторону, то есть человека, требующего удовлетворения, требующего, чтобы я "расплатился". Что есть наказание? — То, что сочтут приемлемым боги или потерпевший, и то, на что добровольно соглашается правонарушитель.

Второй случай — это возмездие в собственном смысле слова, когда правонарушитель подвергается наказанию против собственной воли. Если закон воспринимается как справедливый и, следовательно, всеобщий, становится очевидным, что Бог не карает нарушителя закона автоматически, а значит, человеческие существа должны выступить в роли Бога. В случае же, когда ничто из того, что способен сделать правонарушитель, не может умилостивить или удовлетворить потерпевшую сторону, мы прибегаем к принципу "око за око, зуб за зуб". Око за око — простое наказание, если только человек не выколол 50 очей: какое наказание может искупить это? В конце концов, при воздаянии мерой за меру наказание приближается к бесконечности: вначале к смерти, затем к пыткам.

В третьем представлении о наказании последнее воспринимается как средство устрашения людей, которые знают, что их поступок есть зло, но все же совершают его. Цель этой концепции наказания — предотвратить повторение человеком преступления и одновременно выставить его примером для других. Для правосудия трудность заключается в том, что наказание может оказаться достаточным, чтобы устрашить А, но не В, а если увеличить меру наказания, вы рискуете проявить несправедливость к А, так и не устрашив В. Идея устрашения или предупреждения может в конечном итоге привести к смертной казни. В "Мере за меру" персонажа подобного Луцио, представляющего тип среднего человека, удержит страх последствий, но персонаж подобный Бернардину нарушит закон, каким бы суровым ни было наказание. Невозможно определить, какое наказание справедливо, хотя правосудию и следует быть всеобщим. Каким должно быть наказание за курение в подземке? Неужто $5,so справедливее $5? Мы идем на грубые и смешные компромиссы, выпуская из виду некие детали. В большинстве стран, унаследовавших христианские ценности, у людей есть тайное подозрение, что социальное равенство и право не синонимичны. Там, где два этих понятия отождествляются, всякое нарушение закона приравнивается к такому тяжкому преступлению, как измена, и мера наказания существенно возрастает.

Сколь бы терпимы мы ни были, все мы согласимся, что некоторые разновидности половых отношений представляют собой преступления против нравственности. Однако с точки зрения идеи равенства ничьи права не ущемляются, если обе стороны согласны. Исключим изнасилование, что есть прямое нарушение прав, а также преступления против лиц, которые с известной долей условности считаются малолетними, а потому неспособными выражать согласие. В "Мере за меру" мы наблюдаем обоюдное согласие, однако именно здесь, в этой сфере действий, для обычного человека начинаются моральные трудности. Луцио, госпожа Переспела и Помпей совершают преступления против нравственности, а блуд Луцио и есть причина того, что законы приводятся в действие. Он живет сиюминутными интересами, он эгоист, не желающий быть отшельником, он хочет жить в миру и требует, чтобы другие относились к нему так, как сам он относиться к ним не готов. Ему доступна только низшая форма "доброго товарищества" — ему хочется, чтоб его любили. Он пойдет к Изабелле ради Клавдио, но если нужно пойти на риск, он пасует — он отказывается взять на поруки Помпея, который поставлял ему девушек. Он низок и мстителен, когда напуган. Госпожа Переспела рассказывает, как Луцио донес на нее, потому что он сделал девушке ребенка. Он хочет использовать девушку, не давая ничего взамен.

Луцио — завсегдатай борделей, и это поднимает вопрос о проституции. Мир борделя в пьесе предстает любопытной противоположностью семье, скрепленной любовью, на которой обычно держится общество. Мир этот показывает, что даже эгоизм может стать основой общества. Пища и жадность — два великих человеческих побуждения. Для девушек секс не любовь, а работа и источник заработка. Для клиентов — не любовь, а пища. Сделка основывается на взаимном согласии и справедлива, поскольку одна потребность обменивается на другую. В конечном счете, закон на них не распространяется. Помпей и госпожа Переспела, Страшило-вешатель и его подручные или же шайка пиратов образуют общество внутри общества. Они доказывают справедливость определения, данного обществу бл. Августином. Луцио рассказывает о лицемерном морском разбойнике:

… который вышел в море со всеми десятью заповедями и только одну из них соскоблил с таблицы.

Второй дворянин

"Не укради?"

Луцио

Вот именно эту он вычеркнул.

Первый дворянин

А как же иначе? Ведь эта заповедь заставила бы капитана и всю его шайку отказаться от своего занятия — они-то как раз и шли на грабеж[128].

Акт III, сцена 2.

Бордель, в свою очередь, зависит от жажды блуда. А также от других условий. Как говорит госпожа Переспела: "Вот так-то: кого на войну, кого в больницу, кого на виселицу, кого в долговое. Этак скоро у меня ни одного клиента не останется" (i. г). Заслышав, что в предместьях собираются сносить веселые дома, она жалуется: "Вот так перемена в государстве! Что же со мной-то будет?" Помпей с юмором убеждает ее, что ремесло ее не умрет, и о ней позаботятся должным образом:

Полноте. Не бойтесь за себя. Хорошие адвокаты в клиентах недостатка не терпят. Хоть вы адрес перемените, но профессию менять не обязаны! Я останусь по-прежнему вашим услужающим. Не робейте, вас пожалеют. Ведь вы на этой работе, можно сказать, все зубы проели. К вам отнесутся с уважением.

Акт I, сцена 2.

Юмор сквозит и в снобизме Страшилы, не желающего принимать Помпея в помощники: "Сводник, ваша милость? Тьфу! Он позорит наше искусство… ведь палачу легче стать раскаявшимся грешником, чем своднику; ему, при своем деле, приходится каждый раз просить прощения и каяться" (IV. 2). Ремесло Страшилы ведет к более серьезным последствиям, чем ремесло Помпея: Страшило убивает людей, и все же с точки зрения нравственности он пал не так низко.