Рина Зеленая - Разрозненные страницы Страница 18

Была у меня знакомая девочка пяти лет. Как-то вечером, встретив ее в саду с куклой в руках, я спросила:

– Что же ты так поздно вынесла свою дочку в сад? Она же простудится!

Девочка посмотрела на меня с превосходством человека, не подверженного нелепым фантазиям, и сухо сказала:

– Ну что вы! Как же она может простудиться? Она не живая.

У одной мамы был такой разговор с трехлетним сыном Андрюшей:

– Почему плачет Игорь? Ты его обидел, Андрюша?

– Нет, мамочка. Он сам обиделся. Я его только водой облил. Грязной.

Английский писатель У. рассказал мне, что как-то получил письмо от маленькой школьницы. Она писала: «Дорогой мистер У.! Я хочу стать писателем, как и Вы. Только почему-то у меня ничего не получается. Это потому, что у меня совсем нет никаких мыслей. Я Вас очень прошу, если у Вас будут оставаться лишние мысли, прислать их мне». Мистер У. прочел это письмо жене в присутствии своей маленькой дочери, которая строго спросила:

– Я надеюсь, папа, ты уже послал ей хоть одну мысль?

Вот как удивительно чувствуют и думают дети! Воспитатели, папы и бабушки, только держитесь да приглядывайтесь, как бы чего не пропустить, как бы помочь им удержать хорошее и не укрепить плохое.

Ребенок сидит за столом. Его посадили обедать. Он сидит и слышит, как его мама и бабушка громкими голосами, как всегда, высказывают свое недовольство друг другом или соседями. Мальчик зовет их, повторяя слово, которое, видно, часто слышал из их уст:

– Нахалки, скоро вы меня будете кормить? – думая, что так и надо говорить.

Мы часто беспокоимся, почему дитя так поздно начинает ходить. Но редко задумываемся, почему так долго не пробуждается в нем душевная деликатность, скромность, желание помочь кому-нибудь.

Дома навсегда должна быть исключена фраза «Оставь его, он еще маленький». Эти маленькие создания мгновенно улавливают взаимоотношения взрослых. В семье, где бабушка часто сердится на дедушку из-за общего любимца кота, пятилетняя Ольга наставительно говорит:

– Бабушка, у тебя совершенно неправильная политика в отношении дедушки и Маркиза!

Мне часто говорят:

– Вы, наверное, очень любите детей? Ведь вы их так хорошо знаете!

Это верно, я знаю их хорошо. Может быть, поэтому мне трудно ответить одним словом: «да» или «нет».

Прежде всего, я разговариваю с детьми всегда с уважением, серьезно, не подлизываюсь к ним и в то же время не фамильярничаю: не нажимаю на нос пальцем, как на звонок, и не говорю «Тр-р-р».

– Ты долго ломал эту машину? – спрашиваю небольшого человека с остатками автомобиля, прижатыми к груди.

– Долго, – говорит он охотно. – Два дня.

Обычно дети хитро лавируют, пользуясь всеми доступными и недоступными способами, чтобы добиться своего. И в большинстве случаев это им удается. Не позволил папа, бегут к бабушке, к маме. Заступники всегда найдутся, и постепенно слово «нельзя» для некоторых детей перестает существовать вовсе. А между тем это первое понятие, которое ребенок должен усвоить. А вместо него появляется «хочу».

Мы часто многословно рассуждаем об уважении к детям. Говоря серьезно, уважение – первая заповедь человеческого общества. Значит, прежде всего надо уважать ребенка и этим воспитывать в нем чувство собственного достоинства. Тогда можно ожидать, что и он будет уважать других.

Вот мы едем в поезде, по делу или в отпуск, на курорт. В вагоне можно встретить и малыша. Если он вас интересует, вы, очевидно, поговорите с ним, расскажете что-нибудь, глядя вместе в окно. Но чаще всего взрослые в ребенке находят для себя дорожное развлечение: иной, проходя мимо ребятишек, нажимает на нос или на живот ребенка, не считаясь с тем, приятно это ему или нет, произнесет «тр», «дзинь». Думая, что начало знакомства уже положено, взрослый задает вопрос: «Куда едешь, мальчик?» Это уже седьмой раз сегодня его об этом спрашивают, но мальчик отвечает покорно:

– К папе.

Пассажир, поглядывая на молодую маму, говорит громко, чтобы она слышала:

– Зачем тебе к папке ехать? Поедем со мной!

– Нет, – испуганно отвечает мальчик, – я к папе хочу.

– Поехали ко мне. У меня мотоцикл дома. Будем кататься на пару.

– Нет, – говорит твердо мальчик. – Я поеду к папе!

Тогда попутчик хватает его поперек живота, почти до потолка подбрасывает и с хохотом объявляет:

– А вот возьму и унесу тебя! А твоя мама одна поедет к папке!

Обычно дело кончается ужасным ревом, и малыш не покажется в коридоре, пока страшный дядя не сойдет со своим страшным чемоданом с поезда.

Но бывают варианты. Дети быстро усваивают эту фамильярную манеру. Они хохочут, требуют несколько раз в день, чтобы их подбрасывали. Заходят в любое купе, жуют конфеты, виснут на «чужих тетях», сидят на коленях или носятся по коридору с криком, воплями, барабанят в закрытые двери. Нельзя ни читать, ни отдохнуть. Их никто не остановит – «Как же можно? Ведь это же дети! Они еще маленькие. Пускай побегают!»

Бывает, что и мамы этим весьма довольны. Они спокойно сидят, болтают, вяжут. Мамы даже не подозревают, что первый урок неуважения к взрослым их детьми усвоен.

Не надо поэтому потом удивляться, если пришедшие с родителями дети начинают бегать между столиками кафе или ресторана, пока их не остановят – не родители, а пожилой официант, сказав:

– Что вы, ребята? Ведь вы же не дома!

Сидящая за столиком мама, может быть, скажет дочке, которая, расшалившись, шлепает ложкой по манной каше:

– Маечка, перестань! Ты же на тетю брызнешь!

Но тетя тут же, приторно улыбаясь, ответит стереотипно:

– Ну что вы! Ничего! Она же маленькая! – а потом долго будет оттирать носовым платком пятнышко на рукаве своей новой кофты и возмущаться: – Ну и мамаша! Маленькую девочку так избаловать!

Я хочу закончить разговор о детях одной небольшой историей. Она рассказывает о простодушии и доброте этих маленьких людей, о доброте, которая покоряет нас, взрослых, потому что в ней мы угадываем, узнаем ту великую доброту, на которой держится мир.

Когда папанинцы вернулись с полюса, творилось нечто невообразимое. Вся Москва была как бы опьянена, ошеломлена их подвигом, их храбростью.

И весь Союз слал им письма, телеграммы, подарки.

Конечно, и Клуб мастеров искусств устроил торжественный, необыкновенный вечер, чтобы обрадовать, удивить папанинцев, чтобы им было весело и чтобы они знали, как их ждали. Образцов придумал чудный номер: белый медведь пел посвященный папанинцам романс о том, как он теперь одинок и тоскует о них.

Бедные герои, которые справились со всеми опасностями и трудностями жизни во льдах, тут прямо обессилели от приемов, балов, поездок, рукопожатий, звонков и объяснений в любви.

Когда я была у Папанина, он рассказывал мне об этом и показывал подарки, которые получил от разных людей. Больше всего мне понравилось одно письмо. Писали ему из глухой деревни, с Урала. Вся семья сидела за столом и думала и горевала, что послать в подарок Папанину. А пятилетняя внучка сказала:

– Бабушка, если нам нечего послать ему в подарок, пошлем ему меня.

Сергей Михалков

Действительно, ничего не записано, а эту встречу помню почему-то совершенно отчетливо. Произошла она на теннисных кортах Водного стадиона «Динамо». Задолго до войны. Я играла партию с каким-то хорошим партнером. Когда мы менялись сторонами, ко мне подошел очень длинный, очень молодой человек и, заикаясь, но без смущения, сказал:

– Мне надо с вами поговорить.

Я рассердилась и ответила:

– Ну, тогда подождите, пока я проиграю.

Я проиграла довольно быстро и, вытирая полотенцем пот со лба, подошла к скамейке и спросила:

– Ну, что вы будете мне говорить?

– Я ничего говорить не буду, – ответил он, сильно заикаясь. – Я хочу, чтобы вы со сцены читали мои стихи.

Он протянул мне тоненькую тетрадку со стихами. Я тогда только недавно стала рассказывать о детях, но уже получала много писем с сочинениями, написанными так плохо, так безвкусно, что было тошно читать. Но я всегда прочитывала все до последней точки, веря в чудеса.

И тут я взяла листочки, отвернулась от него на скамейке и стала читать. И вдруг прочла прекрасные стихи настоящего поэта, современные, детские.

Я повернулась к нему, увидела симпатичное молодое лицо, вылезающие из коротких рукавов старенького пиджака длинные руки и сказала строго:

– Да, стихи хорошие. Я буду их читать. Позвоните мне завтра без пятнадцати минут десять, а то я уйду на репетицию.

Он позвонил. Мы встретились и подружились. Я познакомила его со всеми своими друзьями и недругами. Друзья пытались меня урезонить: «Ну что вы в нем нашли?» (ведь он еще не был Михалковым!). А я стала читать со сцены его стихи, еще нигде не печатавшиеся.