Лев Анисов - Александр Иванов Страница 19

Карбонарии боролись за национальное освобождение и конституционный строй, за воссоединение Италии и находили сочувствие у граждан. И лишь немногие понимали, — карбонариям принадлежит существенная роль в разложении и крушении государственной жизни. Нельзя было не думать о том, что только общество, потерявшее свои интеллектуальные и моральные ориентиры, могло воспринять конгломератный ритуал масонства, состоявший из элементов, взятых из Каббалы, Талмуда и псевдомистических и гностических восточных учений, как высших выражений истины. Окидывая мысленным взором всю пирамиду карбонарской организации, можно было увидеть в ней зародыш, эмбрион политической партии — с определенной программой и определенной тактикой…

Мысль об объединении Италии была так естественна, что невольно привлекала к себе внимание всех новых итальянских правителей. Они инстинктивно чувствовали: ни один из них не может иметь действительной власти, пока его явное или тайное влияние не будет чувствоваться на всем полуострове.

Подобную роль попытался играть предшественник Пия VIII папа Лев XII. Он старался стянуть к Святому престолу все узы, соединявшие общества кальдерариев[17], которые сохранились в полной силе в королевстве Неаполитанском и разветвления которых существовали даже в Северной Италии.

Главным двигателем управления Льва XII была священная инквизиция, которая прежде всего получила приказание преследовать евреев.

Еще более сильное гонение началось на всех папских подданных, которых подозревали в принадлежности какой-нибудь политической секте, особенно же к обществу карбонариев. Против тайных обществ папа издал буллу. Всякий, кто принадлежал к какому-нибудь тайному обществу, обвинялся в государственной измене и подлежал смертной казни…

Лев XII имел возможность познать тайны мировой политики и мог трезво оценивать проистекавшие события. Он знал, одним из давних и испытанных способов, используемых с незапамятных времен, было стравливание друг с другом двух ведущих наций с тем, чтобы они, истощившись, оказались почти бездыханными. Тогда обе становились легкой добычей третьей, укрепившейся с помощью той же силы, которая спровоцировала это стравливание. Укрепившейся лишь для того, чтобы в свою очередь быть повергнутой упадком нравов или каким другим бедствием…

Этот способ, примененный в Афинах и в Спарте, измотавший обеих, чтобы проложить путь Александру, чья Империя, раздробленная после его смерти, была захвачена римлянами, много раз воспроизводился в Европе. И теперь, после войн, в которых католическая Франция в союзе с мусульманской Турцией и протестантской Пруссией разорвала на части Европу для того, чтобы одержать победу над католическими Испанией и Австрией, заинтересованные силы возвысили Наполеона с целью опрокинуть то, что оставалось от прочного порядка Христианства, и вновь собрать кусочки вместе в новом безбожном единстве, чье значение было приуменьшено не потому, что оно было безбожным, а потому, что Император пытался перехитрить тех, кто привел его к власти.

Наполеон не только разгадал суть недавних покровителей, но и пытался заменить «денежную державу» собственной «Континентальной системой».

В результате Наполеон потерпел поражение при Ватерлоо. Задержка на двадцать четыре часа («из-за дождя») прибытия на поле битвы маршала Груши более правдоподобно может быть приписана тому золоту, которое прибыло в его лагерь из Лондона.

Французская революция, в которой, как и в Английской, роль «денежной державы» была решающей, добилась во Франции устранения католической монархии. Там рухнул христианский образ жизни.

Теперь эта опасность грозила Италии.

Именно поэтому все учреждения, имевшие отношение к высшему образованию, были отданы по приказу Льва XII в руки иезуитов. Он поручил им заведовать римским университетом, поставил их во главе администрации и библиотеки Ватикана.

Политические покушения были ответом на действия папы. Неизвестный выстрелил из пистолета в карету кардинала Ривероллы и убил сидящего с ним каноника. Папа обещал 10 000 пиастров тому, кто найдет убийцу, но того так и не нашли.

Папа Пий VIII действовал столь же решительно, как и его предшественник.

Сложная пора наступала в Италии. Если три столетия назад дерзкий и могущественный папа Юлий II призывал Микеланджело для росписи Сикстинской капеллы, чтобы украсить Ватикан и лишний раз воздать почести католичеству, то нынешнему папе приходилось размышлять об ином: как спасти свою церковь…

Смерть Пия VIII могла привести к переменам, и потому в Риме и в Европе пристально наблюдали за происходящим в Ватикане…

Сделаем паузу и приведем слова преподобного Паисия (Величковского), скончавшегося в 1794 году, посвященные латинству. Высказанное им суждение, на наш взгляд, позволит читателю лучше понять описываемое нами время. Латинство, писал он, откололось от Церкви и «пало… в бездну ересей и заблуждений… и лежит в них без всякой надежды восстания». И ниже: латиняне — «не суть христиане».

Желание побывать в вечном городе, владыке древнего мира, где каждый камень хранит предания веков, у православного неизбывно связывалось еще и с желанием видеть место мученической кончины апостолов Петра и Павла. Оба были казнены Нероном в Риме в 66 году.

«Гонение императора Нерона на христиан, живо описанное Тацитом в его Анналах и окончившееся сожжением этих мучеников в садах сего венчанного мучителя, находившихся у холма Ватиканского, послужило началом устройства первой усыпальницы под этим холмом, — писал в своих „Италийских записках 1854 года“ епископ Порфирий (Успенский). — Тут христиане, по причине близости места, похоронили тела мучеников, тайно взятые ими ночью. Тут несомненно погребены были останки св. апостола Петра[18]. Недалеко отсюда, у той же Аврелианской дороги, почти в одно время с Петром, римская матрона Люцина на участке своей земли похоронила крещенных этим апостолом и замученных Нероном тюремщиков Процесса и Мартиниана, которым велено было стеречь его в тюрьме Мамертинской.

На левой стороне Тибра у дороги Остийской место вечно упокоения св. апостола Павла стало исходным началом христианских усыпальниц…»

В первые же дни русских паломников привозили к тому месту, где жил св. апостол Павел под стражей в бытность его в Риме. Тут стоял каменный дом или храм. В самой низменной части его находилась малая комната, в которой ничего не было, кроме колонны. Здесь, по преданию, и содержался Павел, которого страж на ночь привязывал к этой колонне. Сюда приходили римские иудеи и язычники, желавшие послушать апостола.

На этом месте св. апостолом Павлом написаны были послания к филиппийцам, Филимону, колоссянам и к евреям…

Многих обратил он к Христу. Римские катакомбы, подземельные усыпальницы первенствующих христиан, хранили память о тех, кто искренне принял веру Христову…

Думается, не мог не побывать в этих местах и Александр Иванов. А сколько мыслей рождал один вид собора Св. Петра, в котором хранилось столько святынь: мощи Иоанна Златоуста (кроме честной главы его, которая хранилась в Успенском соборе Московского Кремля), локон волос Богородицы, сохраненный верными, честная глава апостола Луки, мощи Марии Магдалины, плат Вероники с нерукотворным образом Спасителя…

Сняв мастерскую в доме на улице папы Сикста (мастерская Лапченко была в том же доме), Иванов посвящал каждый день знакомству с городом. Ходил по улицам, площадям, изучал древние памятники, храмы.

Как прав был скульптор С. И. Гальберг, говоривший Александру Иванову еще в Петербурге:

— В Риме художник не может даром потерять своего времени, хотя он может ничего и не делать; ему это, особливо вначале, даже полезнее, нежели работать; он встречает художников, разговаривает и учится, он видит статую, картину, смотрит — и учится; а учиться глазами и головой гораздо полезнее, нежели руками.

В конце XVIII и начале XIX века Рим, утративший прежнее политическое величие, оставался еще владыкою искусства, средоточием художественной жизни Европы. Молодые художники из разных стран стремились попасть сюда для совершенствования своих дарований. Не один из них мог бы повторить вслед за гравером Ф. И. Иорданом: «Я отправился в Рим, как еврей в обетованную землю».

Немцы, французы, англичане, американцы ехали в древний город на Тибре. Рим, в какой-то степени, напоминал огромную гостиницу, населенную художниками и путешественниками. Их квартиры и мастерские лепились террасами по склонам холма Пинчо, вдоль Via Margutta.

На Монте Пинчио находилась Французская академия, на вилле Мальта — резиденция немецких художников. Неподалеку отсюда, в заброшенном монастыре, устроили себе мастерские «назарейцы» — немецкие живописцы Овербек, Корнелиус и фон Шадов. «Назареи» (так их прозвали за длинные распущенные волосы), перейдя в католичество, своим аскетическим образом жизни, воздержанием более напоминали монахов, отрешенных от жизни. Они считали, что цель искусства — служение религии и признавали своим идеалом средневековых мастеров, таких, как Симоне Мартини.