Вера Лукницкая - Николай Гумилев Страница 2

В 1930 году Лукницкий открыл на Памире местонахождение синего камня лазурита (ляпис-лазури), за которое через шестьдесят лет, в 1989г. ему посмертно присвоено звание Первооткрывателя; выдан наследникам диплом, нагрудный знак и даже денежное, в 500 руб. вознаграждение.

Н. С. Гумилеву в плане признания его заслуг повезло меньше. Ни за его "открытие" Африки, ни за уникальные экспонаты, переданные в Музей этнографии, ни за "месторождение" прекрасных стихов книги "Шатер" и "Абиссинских песен" он не получил пока вознаграждения на своей родине.

Дай за это дорогу мне торную

Там, где нету пути человеку,

Дай назвать моим именем черную

До сих пор не открытую реку.

(Ахматова рассказывала Павлу Николаевичу, что, по словам Гумилева, именитый абиссинский вельможа рас Маконен подарил почетному русскому гостю поэту Гумилеву одну свою реку...)

Как Африка в биографии Гумилева, так Средняя Азия в биографии Лукницкого имела очень большое значение. Он написал о ней десятки книг. Его роман "Ниссо" о людях Памира - переведен на многие языки. И даже в нем Лукницкий - уже сложившийся писатель - как бы подсвечен каким-то вечным гумилевским лучом. Роман этнографичен, снабжен эпиграфами из собственных стихов - это так напоминает характерные черты творчества Гумилева! А реальные предметы быта, которые Лукницкий, следуя примеру Гумилева, собрал в своих путешествиях, к большому сожалению, стареют в нашем доме. Они занимают целую комнату в небольшой московской квартире. Уже шестьдесят лет их некуда деть! Они н и к о м у н е н у ж н ы. Обитатели дома принимают в своей "чайхане" любителей восточных яств и "экзотической" манеры жить да замечают порой ироничные улыбки гостей над чудачествами хранителей домашнего восточного музея...

Подобно Гумилеву в 1914г., в первый день Отечественной Павел Лукницкий ушел добровольцем на войну. И все 900 дней вражеского окружения находился на передовых позициях Ленинградского и Волховского фронтов. И, защищая Отечество стойко и отважно, он так же, как Гумилев "Записки кавалериста", вел ежедневный фронтовой дневник и публиковал части его в периодической печати. Впоследствии дневник был издан в трех томах (более 2000 страниц) под названием "Ленинград действует".

Лукницкий воевал на разных фронтах все четыре года войны, от первого до последнего дня ее, и много раз был награжден за мужество и храбрость. Но более всего он гордился своей причастностью к ленинградской эпопее. Наградные листы за его ленинградский истинный подвиг так его и не нашли...

Но вернемся к середине двадцатых. Сделав работу для университета, Лукницкий продолжил исследования по Гумилеву. Он пришел к Шилейко, который обещал ему протекцию в знакомстве с Ахматовой. Сам не решался познакомиться: Ахматова была давно знаменита и, как ему казалось, недоступна.

Знакомство состоялось 8 декабря 1924 года.

Ахматова жила тогда в Мраморном дворце, в той его части, что выходит на Марсово поле, на памятник Суворову и на Неву. Об этом доме (с описанием плана квартиры), его обитателях, о первой встрече Лукницкого с Ахматовой подробно рассказывается в моих книгах: (1."Перед тобой Земля", часть 3-я; Лениздат, 1988). 2. Николай Гумилев. Стихи. Поэмы. Составление сборника стихов и поэм (в т.ч. ранее не публиковавшихся), материалы к биографии Н. Гумилева (Тбилиси, Мерани, 1988). 3."Из двух тысяч встреч" ("Библиотечка Огонька", М., 1989) и др. 4. Сайт в Интернете http: //lib. ru / Сulture /LITSTUDY/LUKNICKAYA/luKnicKij.txt- 2003г.).

Анна Андреевна Ахматова была в 1910-1918гг. женой Н. С. Гумилева, а в 1918 - 1921 гг. - женой Владимира (Вольдемара) Казимировича Шилейко крупного ученого-востоковеда и поэта. Жизнь в 1924г., то есть в послереволюционный и послевоенный периоды, была неимоверно трудной, и, волею чрезвычайных личных обстоятельств, связанных с этими трудностями, Ахматова некоторое время жила в квартире Шилейко после развода с ним. Они оставались друзьями, помогали друг другу попросту выжить.

Совместная работа Лукницкого и Ахматовой по Гумилеву продолжалась пять лет. Лукницкий записывал за Ахматовой все, что она ему сообщала. Помимо своих рассказов, воспоминаний, ощущений Ахматова называла Лукницкому имена людей, которые по ее желанию могли дать дополнительные сведения, показать или отдать документы, и предложить свои воспоминания. Лукницкий ездил к ним, записывал и собирал. О некоторых планах Ахматова умалчивала, не желая их встреч с Лукницким по ее личным причинам. Но иногда все же Павлу Николаевичу удавалось "добывать" сведения своим путем. Когда Ахматова в разное время повторялась, волей или неволей убирая, дополняя детали, а иногда и смещая акценты, в зависимости от обстановки, настроения, самочувствия, он еще раз записывал ее, уже в новой интерпретации.

Вот несколько примеров их совместной работы начального периода.

Ахматова - Лукницкому:

"Милый Павел Николаевич, сегодня я получила письмо из Бежецка. Анна Ивановна1 пишет, что собрала целую пачку писем Николая Степановича.

Шура2 просит меня узнать адрес Л. Микулич3. Вы, кажется, этот адрес записали. Пожалуйста, сообщите его Шуре. И сегодня я не встану, температура очень низкая - оттого слабость. До свидания. Ахматова. Царское. 2 апреля. 1925".

Лукниций Ахматовой.14.05.1925

...Сегодня выезжаю из Москвы в Бежецк.

Мне следовало бы остаться в Москве еще на несколько дней, но я получил письмо от Александры Степановны (сестры Гумилева Н.С. - В.Л.), которым она приглашает меня приехать в Бежецк на пятницу, субботу и воскресенье, и, если бы я отдал эти три дня Москве, мне пришлось бы остаться здесь еще на наделю, до следующей пятницы.

Мне удалось повидать всех, кого я имел в виду. Исключение - Лариса Рейснер, но ее сейчас нет в Москве. Получил воспоминания от В. К. Шилейко; М. М. Тумповской4; О. А. Мочаловой5 и от Мониной 6. С Нарбутом7, Зенкевичем8 и Павловым9 виделся, получил от всех определенное обещание прислать воспоминания.

В том, что Зенкевич и Павлов обещания сдержат, я не сомневаюсь. Оба помнят и любят Николая Степановича. Нарбут очень занят службой (он председатель издательства "Земля и фабрика") и тяжел на подъем. Брюсова10 завоевана до конца. Чулков11 дал мне напечатанную статью о "Колчане". Горнунг12 все, что я захотел, у него взял.

У Тумповской, оказывается, есть только одно письмо Николая Степановича, остальные пропали. Это грустно, но это действительно так.

26.07.1925, Гурзуф

Ницше лежит на столе. Коленкоровые тетради - в ящике стола, и я еще ничего с ними не делал, думал на днях заняться и тем и другим. Тогда у меня будут вопросы. Вы позволите посылать их Вам?

19.08.1925

...Не знаю, вернулись ли Вы из Бежецка и застанет ли Вас в Петербурге это письмо. Я прочел "Так говорил Заратустра". Сейчас читаю "По ту сторону добра и зла". Все Ваши положения подтверждаются. Конечно, и "высоты", и "бездны", и глубины, и многое множество других слов навеяны чтением Ницше. Я затрудняюсь в кратком письме подробно показать Вам все, что мне кажется примечательным, - обо всем этом мне бы хотелось побеседовать с Вами в Петербурге. Я получил письмо от Мочаловой, посылаю его Вам - обратите внимание на строчку: "Лариса Рейснер мне не ответила..."

Я пробуду здесь, вероятно, до 6 сентября и на обратном пути рассчитываю побывать три дня в Москве...

У меня есть большая просьба: напишите мне, если это не затруднит Вас, обо всем, что появилось на горизонте нашей работы за этот месяц. Может быть, у Вас есть какие-нибудь пожелания для Москвы?

Лукницкий копировал рукописи Гумилева и, как настоящий архивист, научился это делать виртуозно. Он собирал периодику, ранние сборники, в которых с помощью Ахматовой делал много помет, касающихся влияний, личных мотивов, дат, разночтений и всякого другого.

Ахматова позже сказала о мемуаристах: "Что касается мемуаров вообще, я предупреждаю читателя, 20% мемуаров так или иначе фальшивки. Самовольное введение прямой речи следует признать деянием, уголовно наказуемым, потому что оно из мемуаров с легкостью перекочевывает в почтенные литературоведческие работы и биографии. Непрерывность тоже обман. Человеческая память устроена так, что она, как прожектор, освещает отдельно моменты, оставляя вокруг неодолимый мрак. При великолепной памяти можно и должно что-то забывать".

Лукницкий начал работу в 1923г., Гумилев расстрелян в 1921-м. Знакомы они не были. И Ахматовой пришлось вспоминать. Впрочем, как и другим знавшим поэта людям. Биограф мог утешать себя тем, что работа началась вскоре после гибели поэта, все друзья и близкие были еще молоды, память была крепкой, надежной, ощущения остры, отношение к трагедии Гумилева - однозначное.

Тем не менее, как мы уже говорили, даже у самой Ахматовой бывали повторы в воспоминаниях, добавочные детали или, наоборот, - опущенные, в зависимости от обстановки, настроения или самочувствия.

Молодой Лукницкий понимал, но больше чувствовал, что Ахматовой порой было трудно говорить - у нее, видимо, был некий комплекс вины за трагическую жизнь Гумилева. Несмотря на сложные взаимоотношения, они, разойдясь, тянулись друг к другу. Оба осиротели, потеряли дом. Такое русское: "Не смирилась, не уберегла..." - должно быть, мучило Ахматову, и слишком еще свежи были душевные раны.