Нина Барановская - "По дороге в Рай…" Страница 29

- Ну, что ж, Константин Евгеньич, давненько мы с тобой не виделись. Много воды утекло, много событии произошло. В июне нынешнего 1992 года, ты мне когда звонил, то говорил, что в Израиль на гастроли собираетесь? Удалось съездить?

- Да. И тебе того же желаю. Обязательно надо тебе съездить туда.

- Легко сказать…

- Тебе обязательно надо в Иерусалиме побывать.

- Я смотрю, на тебя Иерусалим сильное впечатление произвел…

- Это не то слово. Понимаешь, там главное - это небо, эти камни. Те же, что и при Нем. Обязательно поезжай туда…

- Я боюсь.

- Чего?

- А вдруг, окажусь там и… ну камни… и все…

- Ты что же, хочешь сказать, что Его не было вовсе?

- Окстись! Нет, не в этом дело. Ведь какие-то вещи себе в воображении иначе представляешь, чем это на самом деле. Несовпадения боюсь образа этого города, который во мне уже существует, и реально существующего Иерусалима…

- Не бойся Главное, там оказаться. Эти камни… Я в Израиле попал на праздник как раз Иоанна Предтечи, на Иванов день. Ты знаешь, такого кайфа у меня никогда в жизни не было. С этим ничто нельзя сравнить. А однажды я одну монахиню ночью до дома провожал, белую монахиню, она в арабском квартале жила, а туда ночью ходить опасно. Арабы… Говорят, опасно у них… И вот, когда я возвращался я ночью в Гефсиманский сад зашел.

- Погоди, погоди… Он что, до сих пор существует?

- Конечно, правда огорожен, экскурсии туда ходят. Ну, понимаешь? Достопримечательность. Но это днем. А ночью… Это не рассказать…

- Я бы, наверное, не смогла туда войти.

- Я входил…

- Я столько раз читала, и каждый раз ком в горле, когда Он один совсем, и уже все понимает, знает, что ждет его, а они его все предали, ученики его…

- Я там был. И в Вифлееме, в храме Рождества, И у гроба Господня А концерты мы играли знаешь где?

- Нет, конечно, не знаю.

- В Геенне Огненной!

- ???

- Это такое место в городе, куда в древности стаскивали всякую сволочь, трупы бродяг, воров, убийц, А чтобы зараза от этих трупов не распространялась, там все время горели костры. Поэтому она и Огненная. И я им там сказал, что напрасно они ждут Мессию, что он уже приходил к ним, а они его распяли, как вора и разбойника. Я сказал им: "Он к вам больше никогда не придет!" Я им сказал, что их вера сатанинская… В газетах потом писали: доколе же, мол, мы будем приглашать в Израиль антисемитов?

- Так ты теперь антисемит? Это что-то новое. А как же твой друг Рикошет?

- Да я не то чтобы евреев не люблю… Да и Рикошет…

- Что, хочешь сказать, какой же он еврей?

- Ну типа этого… Да нет, я к евреям всегда относился нормально, но после гастролей в Израиле стал очень плохо относиться к иудейской вере. Считаю эту веру сатанинской, и в этом плане путь протоиерея Александра Меня мне кажется апостольским, поскольку он обращал в православие именно евреев, отводя их от иудейской веры. Иудеи до сих пор считают Христа вором и разбойником, заслуженно понесшим кару, считают, что он шел на Иерусалим с войском и хотел свергнуть законную власть. Поэтому к иудеям я отношусь враждебно.

- А как же насчет того места в Писании, где говорится, что в Царстве Божием не будет ни иудея, ни эллина, что все люди равны?

- Равны. А вера - сатанинская… Да-а… А я еще в Иерусалиме креститься хотел.

- Опоньки!

- Я хотел, а потом мне сон приснился. Снится мне странник, старик, весь в белом, конечно, и говорит он мне: "То, что ты ищешь, от чего ты маешься, рядом с тобой. Там, где ты раньше жил, зажглись два светильника…" И проснулся я. Что такое, думаю. Что за светильники?… И возвратившись, узнаю, что дружки мои Мешок и Андрюха Киселев - Мешка ты знаешь, ты у него была, и Андрюху там тоже видела…

- Андрюха Киселев - это тот, который текст "Шестой лесничий" написал?

- Да, он… Вот и узнал я, что они с Мешком теперь сторожами работают в церкви. Рядом с домом, где я жил, когда в школе учился, подворье Оптиной Пустыни. Там они и работают. Короче, Мешок меня и окрестил. А я уж и детей всех тоже сразу окрестил: и Женьку, сына, и Верку. Только Сашка, оказывается, уже крещеная была. С Сашкой мы обвенчались в церкви…

- Слушай, ну, знаешь ли… Ну ты… Погоди-погоди… Я в книжке этой распинаюсь, все пишу, как Кинчев попов не любит, про ересь стригольническую, ну и тому подобное, а тут вдруг такие новости. Да ты мне, парень, всю концепцию разрушаешь!

- Да нет, ты все очень верно написала. Но одно другому не противоречит. Просто можешь теперь так и написать: снизошла на Кинчева в Иерусалиме благодать. Так оно и есть. То есть, я туда приехал, и на меня снизошла благодать и голову я приклонил… Ну вот, как Гребенщиков заговорил…

- Значит, все разговоры про то, что церковь - это контора, в прошлом? И там же, в прошлом, неприязнь к попам? И инцидент в Печорском монастыре забыт, где тебя ладаном окуривали и изгоняли?

- Попы, конечно, тоже, как и все люди, разные бывают. Наверняка есть и среди них подонки. Только мне ли их судить? Это раньше все гордыня моя во мне говорила. Да и в Печоре… Правильно они тогда… Явился я, понимаешь ли, на голове перекисью крест выжжен… и все просто радоваться, вроде, должны были, что я осчастливил своим посещением… гордыня… нет, чтобы тихо и смиренно, преклонив голову… Так мне и надо было тогда…

- Если ты все это искренне, я рада за тебя. Только… трудно тебе теперь будет. Ну, хорошо. А как вас принимали в Израиле, как концерты прошли?

- Ой, очень классно! Там же все эмигранты, все по-русски говорят. Никакого языкового барьера. Куча алисоманов…

- Вы, как погляжу, за последние три года полмира объездили. Где только не побывали…

- Ну где-где?… В Венгрии, Чехословакии, Германии, Франции, Израиле, Греции… В США были с Петькой Самойловым по частному приглашению Джоанны Стингрей, а в остальных странах - с гастролями.

- Я помню. И помню, как ты звонил и делился впечатлениями. Штаты, мол, за неделю обрыдли, эмигранты наши надоели, и скучно там, а уж жить бы там вообще не смог, и в Европе, говорил, скучно, мол, "по-маленькой" живет Европа, никакого тебе размаха, никакого веселья и уж, конечно, никакой душевности. И Греция не Греция, а похожа на Азербайджан, и эллины все куда-то подевались, а встречались только морды, как на каждом московском рынке.

- Нет, во Франции… Из всех стран наибольший интерес вызвала Франция…

- Угу. Ты говорил, что только юг Франции, Марсель, в частности. А что в Париже все снобы… Ведь нашего советского человека когда за границу выпускают, он возвращается обычно с глазами на затылке. А ты… Пожалуй, единственный человек среди тех, кого я знаю, который возвращался каждый раз не со съехавшей крышей, а еще и брюзжал, типа, куда их вонючим столицам до Расеи-матушки…

- Ну а что… В той же Америке… Мы пробыли там три недели, но этого хватило надолго, Опять же из-за беспробудного пьянства, потому что все эмигранты считали своим долгом питься и излить мне душу. У них там, наверное, не принято это. И за эти три недели мой сосуд любви к людям был исчерпан, и мне пора было валить домой, чтобы наполнять его по новой.

- Но были же и там интересные встречи? Ты, когда только вернулся, говорил, что с Аксеновым на каком-то вечере столкнулся, что Наймам о тебе очень лестно отзывался.

- Наймана я не видел. Просто мне сказали, что был какой-то совместны их вечер с Бродским, и на этом вечере Найману задали вопрос, что он думает о моих песнях.

- Тогда он и сказал, что ты один из самых интересных русских современных поэтов?

- По рассказам - да. После этого меня и стали всюду приглашать выступить.

- Русский человек и в Африке русский. Пока авторитеты не заявили о ком-то: он талант, никто не поинтересуется…

- А с Аксеновым я вообще уже забыл, как там дело было, я, вроде, пьян был.

- Когда ты звонил мне сразу после возвращения, то рассказывал такую историю: на ой-то эмигрантской встрече, куда тебя пригласили, подошел к тебе Аксенов и спросил, ты ли тот самый Кинчев, который написал "Экспериментатор движений вверх-вниз…" А будто, в свою очередь спросил, а не тот ли он самый Аксенов…

- А потом что?

- А потом, сказал ты мне, мы с ним выпили по рюмочке… Ладно, давай вернемся на родную землю. В прошлом году мы с тобой виделись сразу после августовских событий, Я помню, какой ты был тогда, несмотря на то, что встреча наша была не из веселых - мы похоронили Майка Науменко только что. И все же ты был почти в эйфории. Все говорил, вдруг снова Москву полюбил, москвичей полюбил… Ты никогда потом не жалел, что две ночи был у "Белого дома"? Сейчас ведь многие бухтят, что это было зря, что демократы страну довели?

- В дни августовских событий я, действительно, был среди защитников "Белого дома" и две ночи подряд пел им свои песни, о чем и сейчас не жалею. Наша жизнь на Земле слишком маленький отрезок, и не наше дело оценивать сегодняшнюю ситуацию в России, Россия стояла и стоять будет. А мы в этой цепи всего лишь крохотное звено. Смешно на этом участочке давать какие-то оценки процесса вообще. России смешно над нами. И с нами, и со страной, в принципе, ничего не происходит. Мы выступаем, поем свои песни, занимаемся тем, чем и хотели заниматься, и делаем это, как умеем. И с Россией сейчас то, что и должно было произойти - отсеиваются иноверцы, остаются славяне. Ну, а если хохлы отлетели - значит, так и надо. На мой взгляд, кто хочет, пусть отваливает. Стране от этого не убавится, а может, даже прибавится, потому что будут добрее к нам относиться.