Зачарованный сад - Александра Леонидовна Баркова Страница 29

Вот то русалка была», — и я в ответ рассказываю ему эту полноценную сюжетную историю, да к тому же с объяснением, что было на самом деле. Так что, если вы читаете в книге нашего выдающегося этнографа Дмитрия Константиновича Зеленина «Очерки русской мифологии. Умершие неестественной смертью и русалки» о том, что юноша женился на русалке, вы теперь будете понимать, что это не выдумка.

Образ птицы Сирин в русской вышивке.

The Metropolitan Museum of Art

Нам надо двигаться к выходу, и я спрашиваю группу, как пойдем: по удобной тропе или опять по дебрям? Группа единодушно требует дебри, на что я отвечаю: расступитесь — и позади вас окажется тайный проход. Они слушаются — и с удивлением обнаруживают узенькую тропку, которую, разумеется, сначала не заметили. Она заросла, и нам приходится уклоняться от веток…

Мы осторожно пробираемся по ней и внезапно оказываемся на всем знакомой площадке входа в альпинарий. Только у нас это будет выходом.

У нас остался без ответа самый главный, самый волнующий вопрос: как же все-таки в Древней Руси называли тех самых прекрасных мифических дев, которые в итоге дали наш образ водной русалки? Иначе говоря, как звались «русалки с грудью», но не духи поля, а духи, связанные с водой? И кстати, с какой именно водой они были изначально связаны?

Ответ нам дают те же поучения против язычества XI–XII веков, где говорится о почитании вил, «они же зовутся сирины». Слово «вила» в форме «самовила» или «самодива» известно и южным славянам. Там это прекрасные девы-лебеди.

На словах «девы-лебеди» слушательницы мечтательно расслабляются, но я, как ушатом холодной воды, обдаю их вопросом: «На вас когда-нибудь гусь нападал?»

И тут романтическое настроение слетает со всех, а некоторые начинают делиться не самыми приятными воспоминаниями о столкновении с этой весьма агрессивной и сильной птицей.

«Так вот, — говорю я, — лебедь крупнее и опаснее».

Если мы берем мифологию, не обработанную для горожан (как «Сказка о царе Салтане» Пушкина), то лебедь там — малоприятный персонаж. Многие знают греческий миф о подвигах Тесея по пути в Афины и помнят, как он убил Прокруста, растягивавшего всех на своем ложе, но мало кто знает, что в числе этих разбойников-убийц был Кикн, что в переводе означает «Лебедь». Столь же мало известно, что либретто первой, провалившейся в постановке версии «Лебединого озера» Чайковского заканчивалось гибелью Одетты и Зигфрида (ведь он нарушил клятву, назвал невестой другую — да, он был обманут колдовством, но это не отменяло проступка). Любители скандинавской мифологии знают «Песнь о Вёлунде», которая начинается с того, что три брата похищают у дев-лебедей их крылья и женятся на них, а заканчивается насилием, трупами и ужасом. Одним словом, если в фольклорном сюжете появляется лебедь, то все кончится или плохо, или… «Очень плохо», — слаженно подсказывает мне группа.

Русские вилы, о почитании которых с ненавистью пишут церковники, уподоблены греческим сиренам, то есть дево-птицам. Кстати, сирены могли изображаться не только как существа с птичьим телом и женской головой, но и с женской грудью, что полностью согласуется с образом наших вил-русалок с их грудью. Как мы помним, сирены обитали на острове, пением заманивали моряков, их корабли разбивались и сирены поедали мертвые тела. Этот прекрасный, но жестокий образ тоже уже не удивляет.

Русские вилы были, судя по всему, духами плодородия, связанными с водой, но только не морской и даже не речной, а небесной. Они на своих крыльях (а может быть, и в своих грудях?[15]) приносили дождь, столь необходимый для урожая. Именно о вилах-самодивах идет речь, когда мы говорим, что русалки прилетают на первые цветы. Им молились о дожде, о них рассказывали страшные истории — о том, как юноша похитил у вилы ее лебяжьи одежды и насколько плохо это кончилось.

И в итоге именно вила мутирует в ту хвостатую русалку, которую мы все знаем. Интересно, что с сиренами произошла та же мутация: на картинах XIX века и позже их изображают как рыбо-дев.

На этом все, мы идем к выходу, усталые и счастливые. Над нами погромыхивает: небо намекает, что любезно сдерживало дождь целых два часа, но если мы не поторопимся к метро, то вернемся домой насквозь мокрые.

Прогулка седьмая. Волшебный цвет папоротника

Эта лекция у нас бывает всего два раза в год: на летнее солнцестояние и накануне Ивана Купалы. Маршрут ее начинается у хорошо знакомых нам рябинок.

Когда расцветает папоротник? Народные поверья говорят, что это ночь накануне Ивана Купалы (6 июля по новому стилю), научные реконструкции, как, впрочем, и представления виккан, эзотериков и пантеистов, — что это летнее солнцестояние. Действительно, самая короткая ночь в году — вполне подходящее время для жар-цвета.

Но в народе есть еще одно представление, оно не связано ни с календарем, ни с церковным праздником, зато оно непосредственно связано с небесным огнем, причем с огнем редким, сказочным и завораживающим. Это зарницы — отсветы дальней грозы, когда не слышно грома, а тучи вспыхивают то белым, то сиреневым, то желтым, то розовым светом. Это зрелище может длиться несколько часов, поэтому неудивительна вера в то, что в чаще леса в это время расцветает папоротник.

Но почему мы говорим об этом под рябиной? Нет, не потому, что ее листья напоминают папоротник. Дело в том, что в народе такие ночи называют рябинными, — и это не от названия дерева, а от слова «рябой», которое дало имя и дереву, и этим пестрым ночам.

Солнышко светит ярко, ветерок играет листьями рябинок — и по нам бегают пестрые тени. Вот она, та самая рябь.

Теперь давайте задумаемся: верил ли реально крестьянин в пользу всех тех инструкций по сбору жар-цвета, о которых мы сегодня будем говорить? Знал ли он, что папоротник не цветет? У нас есть однозначный ответ: «Нет от папортного цвету, нет от камени воды, от меня, имярек, ни крови, ни руды». Это заговор на остановку крови: «Как папоротник не может зацвести, как из камня не может пойти вода, так чтобы у меня не шла кровь». То есть в обычной обстановке, вне праздничного разгула или изумления от зарниц, крестьянин не хуже нас с вами понимал, что папоротник не может зацвести, так