Елена Грицак - Саламанка Страница 9

Отношение к Богу и святым диктовали догмы, выпущенные в ответ на протестантскую ересь. Следование им означало спасение, тогда как отказ приравнивался к преступлению гораздо более тяжкому, чем воровство или убийство. Духовники обещали пастве, что Господь не оставит без помощи своих слуг: тем, кто самоотверженно защищает его на полях сражений, неважно, на войне или в быту, обеспечено спасение. Заступничество божье обреталось просто – индульгенция или покаяние на исповеди смывали позор греха, негласно разрешая совершать его вновь. В испанской литературе можно найти описание тогдашней городской жизни, которая, как ни в одной другой стране Европы, была наполнена криминалом: драками, дуэлями, заказными убийствами. Истекая кровью, дуэлянты молили об исповеди, ведь того, кто возносился к небесам, отягощенный грехами, ожидали вечные муки.

Рекомендации церкви «согрешить, каяться, снова грешить и каяться» намекали на способ существования, вполне подходящий для испанского общества, в котором религиозное усердие не исключало распущенности. Мечты о вечном блаженстве заставляли воинов, вельмож и даже королей порывать со светскими утехами, заканчивая жизнь в монастырях. Поселяясь в кельях, они усмиряли плоть голодом и молитвами, не опускаясь, впрочем, до такого примитивного занятия, как труд.

Религиозность большинства испанцев до сих пор пронизана формализмом, придающим самостоятельное значение ритуалам. Раньше форма исполнения обрядов вообще доходила до абсурда, особенно часто проявлявшегося в утонченной среде, то есть в кругу высшей аристократии. Однажды король Филипп IV потребовал, чтобы монахини обители Агреда молились во искупление грехов, до которых доводит чувственность. Настоятельница напомнила монарху, что покаяние требует усилий самого грешника, но тот был слишком занят и возложил сие хлопотное дело на сестер монастыря.

В литературе имеются описания обрядов, бытовавших в испанских тюрьмах, где преступники, стоявшие на другом конце социальной лестницы, тоже являли примеры абсурдной набожности. По вечерам после отбоя заключенные собирались для молитвы. Один из них брал на себя обязанности священника, заставляя сокамерников преклонить колена, а затем произнести вслух: «Господин наш Иисус Христос, ты, проливший за меня свою драгоценную кровь, яви милость ко мне, столь великому грешнику…». После этого каждый из них возвращался к привычному для себя занятию: воровству, прелюбодейству, дуэлям, отрицанию веры. Однако такое отношение к Богу, чередование греха и раскаяния, было не самым большим злом. Известный писатель Франсиско де Кеведо-и-Вильегас возмущался «ворами, читающими молитву не для того, чтобы она помогла им избавиться от порока, а для спасения от судей и наказания по совершении злодейства». Все религиозные противоречия, которые легкомысленно приписываются лицемерию испанцев, удивляют отсутствием логики, однако стоит знать, что иррациональность присуща потомкам иберов больше, чем другим народам Европы. Разум не господствует в испанском быту, поэтому не стоит искать его и в духовной жизни.

С требником, мечом и гитарой

Лучшие представители испанского общества приобщались к религии с помощью образования или поступали в монастыри, что было намного легче и в некотором смысле выгоднее. Нищие бродяги-проповедники, воины Христа, его вечные невесты объединялись в монашеские общины и военно-духовные ордена, то есть союзы, во многом определявшие атмосферу в Испании времен позднего Средневековья, раннего Возрождения и золотого века (1470–1714).

В 1525 году паства Саламанки все еще обходилась без своего духовного поводыря, поэтому доминиканский монастырь Сан-Эстебан учредил в городе Хуан Альварес, епископ Толедский. Основатель сам был членом этого монашеского ордена и, конечно, не смог отказать в просьбе братьям. Община доминиканцев располагалась на месте будущей обители около 30 лет, но престиж союза требовал более презентабельной оболочки. Таковой послужили новые здания, спроектированные архитектором Алавой и завершенные через столетие после утверждения проекта. Строительные работы не помешали Христофору Колумбу отдохнуть в обители Святого Эстебана перед отплытием в Америку.

Первооткрыватель нашел покой в кельях и союзников в монахах, которые похлопотали за него перед Изабеллой, и прославившая страну экспедиция состоялась. Теперь в этом здании располагается факультет теологии доминиканского ордена.

Церковь монастыря Сан-Эстебан. Гравюра, XIX век

Основанный святым Домиником союз братьев-проповедников с 1216 года существовал в Тулузе и примерно тогда же появился в Испании. Папа Гонорий III объявил его нищенствующим, но официальное название – «братья ордена проповедников» (лат. fratres ordinis Praedicatorum) – не отражало принадлежности к тем, кто, полностью или частично отказавшись от имущества и постоянных доходов, жил милостыней. Поначалу они действительно читали проповеди в разных городах, путешествуя пешком в поношенных рясах и приобретая еду на подаяния. Однако обет нестяжательства соблюдался не всегда и не всеми, отчего папа римский, обдумав ситуацию, отменил его. Несмотря на потрепанный вид братья-доминиканцы были людьми образованными. Для занятий богословием им требовались отдельные кельи, книги, писчие принадлежности, библиотеки – все это приобреталось за деньги, которые не могли дать им нищие слушатели. После отмены неудобного правила голодный желудок уже не мешал богоугодному делу, а именно борьбе с ересью, являвшейся главной целью создания ордена.

Одержимые идеей монахи рыскали по дорогам Испании, как собаки, хотя второе их прозвище – Псы Господни – определялось не этим сравнением, а символикой – изображением собаки с зажженным факелом в пасти, олицетворявшей носителя истины.

Расцвет ордена святого Доминика пришелся на XV столетие, когда испанские короли, избавив страну от мавров, приступили к искоренению ислама.

Истовые католики, хитрые, умные, блестяще образованные доминиканцы в совершенстве владели ораторским искусством, поэтому лучших помощников в решении столь важной задачи не нашлось. Не случайно именно им папа Григорий IX поручил инквизицию. В ту пору орден насчитывал более 150 тысяч братьев. Среди них защитой правоверия в свое время занимались такие прославленные личности, как Дитрих Фрайбергский, немецкий богослов Альберт фон Больштедт (Великий), его не менее великий ученик Фома Аквинский, ярый противник искусства Савонарола.

Облачение доминиканца состояло из белой рясы, дополненной капюшоном такого же цвета, но, выходя на улицу, монах надевал черный плащ. В женских доминиканских монастырях были приняты белые платья с черным плащом и вуалью. Самая знаменитая из сестер этого ордена – святая Екатерина Сиенская. Третью ветвь ордена составляли так называемые милиционеры Иисуса Христа, то есть союз светских людей обоего пола, объединившихся в стремлении к нравственному совершенству. После смерти родоначальника они стали называться братьями и сестрами Покаяния святого Доминика. Позднее доминиканцев сильно потеснили иезуиты, занявшие их место в школах и королевских дворах. Однако благодаря богатству и влиянию, сохранившимся со времен Средневековья, нищенствующие братья продолжали существовать, и даже сегодня, судя по виду монастыря в Саламанке, живут очень неплохо.

В церкви обители Сан-Эстебан отдельные элементы напоминают о величественной архитектуре Нового собора: резной портал в стиле платереско, обширные светлые интерьеры, богато убранные залы, прекрасная скульптура, исполненная в духе пластики соборного ретабло. Храм начал действовать в начале XVII века, но украшение главного фасада велось до 1660 года, когда здание наконец предстало взору горожан во всей красе.

Внешняя стена монастырской церкви разделяется на три части. Среднюю украшает эффектный рельеф «Мучения святого Эстебана», выполненный скульптором Х. А. Серони в 1610 году. Верхняя часть стен оформлена пластическими сценами Распятия, принадлежащими резцу итальянца Селлини.

Все поверхности заполнены сплошным резным орнаментом, плоской и круглой скульптурой с изображением святых – покровителей Саламанки и всей Испании. Декор арочного входа завершает герб епископа Хуана Толедского, бывшего монаха, благодаря которому в монастыре появилась столь замечательная церковь.