Кармен Майкл - Танго в стране карнавала Страница 10

Мое возвращение из Барретоса в Рио-де-Жанейро было триумфальным. На фестивале «Родео Барретос» я нашла все, о чем мечтала, и все, чего боялась, — и даже больше.

Все началось с того, что в три часа дня в понедельник я прибыла в так называемый «палаточный лагерь для супружеских пар», на самом деле забитый толпами пьяных ковбоев, рыскающих повсюду. Компания, мягко говоря, неподходящая для одинокой иностранки, которая собралась ставить здесь палатку и вешать гамак. По неприязненным взглядам женщин в очереди в туалет я почувствовала, что народ на родео как-то не очень знаком с постмодернистскими представлениями Кьяры о Женщине-Путешествующей-в-Одиночку. Видимо, фильм о Тельме и Луизе никогда не был в бразильском прокате, так что меня просто принимали за потаскуху без стыда и совести, явившуюся сюда на заработки.

Очень скоро выяснилось, что именно так обо мне и подумали, и пришлось обороняться, когда три не отличимых друг от друга ковбоя пытались взять штурмом мою палатку. Мне оставалось только одно — изобразить буйнопомешанную. Я орала, выла, потрясала вместо булавы ботинком, использовала духи вместо перечного спрея, и в конце концов они убрались. К утру вторника даже те, кто не смотрел фильм, поняли, что собой представляют Тельма и Луиза, и меня оставили в покое. Вспоминая об этом сейчас, я думаю: может, те ковбои просто пытались пригласить меня на чашечку чая? Но я не дала им такого шанса.

Так или иначе, наутро организаторы осознали, что я — первый иностранный гость в истории их фестиваля, и я стремительно вознеслась по социальной лестнице. Из «лагеря для супругов» меня переселили на виллу в городке. Перевозили меня на платформе полноприводного грузовика. Покидая лагерь, я свысока улыбнулась пускающим слюни героям, что минувшей ночью ломились к моему гамаку. С этого момента жизнь переменилась: меня ждали бесплатные барбекю в лагере для ВИП-персон, лучшие зрительские места и личное знакомство с самыми ужасными музыкантами, каких мне доводилось слышать. Я мгновенно превратилась в местную знаменитость, на закрытой вечеринке по случаю окончания фестиваля меня попросили спеть, а еще пригласили сделать сообщение о бразильском и австралийском родео, в сравнении. Я ощущала себя путешественником из шестнадцатого века, попавшим в королевство Эльдорадо. Меня окружали короли и королевы, дрессированные лошади, странствующие мистики, не говоря уже о пяти крошечных акробатах, проделывавших трюки с быками. Каждый день я знакомилась и общалась с ковбоями, бражничала с организаторами и посещала местные благотворительные учреждения со свитой в виде папарацци-фотографа из «Барретос миррор».

В Рио я вернулась на закате, все еще в ковбойских сапогах и шляпе. Карину потрясло, что я жива и невредима после этой переделки, а в глазах Кьяры я как путешественница явно выросла.

В последующие недели мы с Кьярой часто сиживали у бассейна в «Хостел Рио», и ей доставляло удовольствие поражать вновь прибывших туристов — студентов минимум лет на десять младше нас: «Это все ерунда. Вот знаете, где только что побывала Кармен?»

Моя история превратилась в местный миф, разрослась до масштабов приключенческой эпопеи, в которой я сражалась против десятка ковбоев-насильников, вооруженная только пилкой для ногтей. Я купалась в лучах славы, заполучила массу поклонников, привлеченных моей новой репутацией бесстрашной искательницы приключений, и занялась приобретением роскошного загара. В такой питательной среде мое эго росло как на дрожжах. И ничего удивительного, что в результате я нежданно-негаданно перебралась жить в один из самых эффектных особняков Санта-Терезы.

Располагался он неподалеку от гостиницы Карины, на той же улице, по которой древние желтые трамваи, дребезжа, ползли сквозь наш шикарный богемный район. Я ходила мимо этого дома каждый день, когда отправлялась перекусить в одном из местных кафе, где подавали рис с фасолью и тому подобную незамысловатую местную еду.

Каса Амарела[22] — самый грандиозный особняк на улице Руа Жоаким Муртину. Канареечно-желтый дом с ослепительно-белой, как на конфетной коробке, отделкой виднелся сквозь тропические заросли гибискусов и банановых пальм. Волнистая розовая листва вдоль дорожки, ведущей к входу, не мешала прохожим любоваться на стоящую перед домом черную мраморную статую обнаженной нимфы, перебирающей волосы. На выложенный сине-белой португальской плиткой балкон второго этажа выходило четверо дверей-ставней. Над всем этим расстилалось бескрайнее синее небо Бразилии.

Из всех моих девичьих фантазий, полагаю, ближе всего к этому была мечта получить в наследство недвижимость где-нибудь в Сан-Тропе, которую я лелеяла, толкаясь в переполненных поездах линии Бонди — Северный Сидней и, несколько позже, в сырых, промозглых туннелях лондонской подземки.

Не прошло и недели после моего возвращения из Барретоса, и я стала горячей поклонницей светло-желтого трамвая, возившего обитателей Санта-Терезы в нижний город и обратно. Когда-то желтые вагончики были единственным транспортом по всему Рио-де-Жанейро, пока какие-то не в меру рьяные чиновники из сферы коммунальных услуг не решили, что с появлением вонючих автобусов и транспортных пробок город станет намного привлекательнее. Жители Санта-Терезы воспротивились и всеми правдами и неправдами отстояли трамвай, а теперь он стал достопримечательностью для туристов.

Мне трамваи нравились: облезлая желтая краска, допотопные деревянные сиденья, ворчливые вагоновожатые, веселые пассажиры и то, как развеваются на ветру волосы, пока трамвай везет нас к высотам Санта-Терезы. В нем было что-то от волшебного автомобиля «Читти-читти бэнг-бэнг»,[23] несущегося по булыжным мостовым, неистово звеня. Даже самые черствые жители района высовывались в окна и провожали трамвай взглядами, а пассажиры отвечали тем же и внимательно вглядывались во внутренность каждого дома, инспектируя содержимое.

Поднимаясь вверх, трамвай проезжал по пустынным лесным дорогам через парк Тижука; слева, внизу, простирался необъятный Рио, а справа на пассажиров глядела с высоты статуя Христа.

Рио — город, который лучше всего разглядывать сверху. Как сказала моя мама, когда приезжала в гости: «А на уровне земли — сортир сортиром». Но у вершин Корковаду вы словно оказываетесь на небесах. Там, на безмолвных горах, вы оказываетесь в джунглях, похожих на складки зеленого шелка, а внизу синеют воды Копакабаны и Ипанемы, будто сверкающее драгоценное ожерелье. Даже городские многоэтажки отсюда кажутся сливочно-белыми.

— Вон там мой дом, — крикнула я однажды Кьяре, перекрывая громыхание трамвая. Я сидела на передней скамейке, как на насесте, рядом с вагоновожатым, а Кьяра тряслась сбоку в груде коричневых тел.

— Ясное дело, — отозвалась Кьяра, а сама обольстительно улыбнулась подростку, который висел позади нее, поджимая загорелый живот на каждом повороте. — Ну так как, спросим, нельзя ли тебе у них поселиться? — добавила она, пробираясь ближе. Волосы ее развевались, окутывая юного поклонника.

— А зачем спрашивать? — весело возразила я. — Это же мой дом!

Кьяра со смехом обернулась и крикнула:

— Вот именно!

Позднее, когда мы валялись, свесив ноги, у бассейна «Хостел Рио» (объемом с поллитровую банку) и потягивали коктейли, подружка спросила:

— Когда переезжать собираешься?

В ответ я захохотала:

— Это же не отель! Просто чей-то дом.

Кьяра взлохматила свои темные волосы:

— И что с того? Появишься там со своими чемоданами. Они подыщут комнатку.

— Что, так же, как я явилась с гамаком в Барретос?

— То была провинция. А здесь Рио, — сказала Кьяра.

— Но…

— Но, но, но… Хватит уже этих твоих «но», Кармен! Ты своими «но» меня с ума сводишь! — раздраженно выкрикнула она, так что итальянский акцент стал вдруг сильнее ирландского, как будто это я заставляла ее переезжать с чемоданами в чужой дом.

Тогда я, конечно, не приняла всего этого всерьез, но в одно прекрасное утро, после седьмой подряд бессонной ночи (в пять утра ввалилась пьяная Кьяра, а в семь часов две немки принялись шуршать пакетами), проходя мимо того дома, я вдруг увидела, что кто-то дремлет в гамаке. Такое было впервые — увидеть кого-то рядом с домом, поэтому я притормозила и остановилась у ворот перевести дух.

Крутые неровные ступени вкупе с палящим зноем, набирающим силу уже с самого утра, вынуждали пешеходов останавливаться и отдыхать, прежде чем продолжить путь. Туристы-новички хорохорились, старались быстрее одолеть подъемы и спуски, а результатом были непривлекательно побагровевшие физиономии и струи пота. Только местные понимали, что «нужно идти не спеша».

Человек, спавший в гамаке, лениво приоткрыл один глаз. Я демонстративно вздохнула, давая понять, что устала, и показала на сияющее над головой солнце. Вдруг он предложит мне стаканчик воды? Потом я испробовала свой блестящий португальский: