Книга надписей. Взгляд на библейскую археологию - Лев Виленский Страница 10

источниках из других стран. Анналы египетского фараона Рамсеса II упоминают о моавитянах, как о враждебных племенах, взбунтовавшихся против фараоновой власти вместе с «шасу». На успокоение бунта фараон послал армию. Любопытно, что на египетских рисунках моавитяне совершенно не отличны от остальных ханаанеев, их волосы точно так собраны в пучок и аккуратно связаны сзади. «Шасу» же, обитатели гор к югу от Мертвого Моря имеют растрепанные, похожие на нынешние «расты», волосы.

Стела царя Меша. Лувр

Для евреев моавитяне были народом-братом как по крови, так и по языку. Но религиозная пропасть отделяла народ Единого Бога и поклонявшихся Кемошу моавитян. Помимо Кемоша, местного божка, моавитский народ почитал и остальных богов и богинь общеханаанского пантеона — Ашейру, Анат, Баала, Хадада и других. Алтари и священные рощи являлись неотъемлемой частью пейзажа засушливого плоскогорья на той стороне Мертвого моря и реки Иордан, где обитал моавитский народ.

Итак, наиболее подробно рассказывает нам о Моаве библейский текст. Фрагментарно — египетские летописи. Анналы ассирийского царя Асархаддона (тот самый Асархаддон, о котором прекрасный русский поэт Валерий Брюсов написал одно из своих лучших стихотворений) повествуют о том, что подвластные ему моавитяне прислали своих солдат в ассирийскую армию во время похода на Египет. Mоав, по всей видимости, так и не возвратил себе независимость, после развала Ассирийской империи, его земли достались Вавилонскому царству, а затем Заиорданье стало частью империи персидских царей. В конце III — начале II веков до н.э на территорию Моава переселились кочевые племена набатейцев из Аравийского полуострова, вытеснив и ассимилировав коренное население. Более ничто о Моаве нам не известно.

Если бы не кровное родство с авторами Библии и не непосредственное соседство с ними, о Моаве вряд ли вспоминали бы историки. Разве что это название всплывало бы в качестве перечисления покоренных Ассирией и Вавилоном территорий. Но этот народ оставил в мировой истории два памятника. Один — как это не странно звучит — моавитское происхождение прабабки царя Давида. Второй, о котором мы расскажем вам в этой главе, стела царя Меша.

Удивительно, но именно эта стела, выполненная из черного базальта, и дошедшая до нас разбитой на куски, проливает свет на страницы израильско-моавитского конфликта. Почему-то именно народ, оставивший так мало письменных источников, донес через века до нас этот необычайно важный археологический памятник. Точнее, два памятника — о надписи Билама, найденной на территории Моава, авторство которой моавитянам не принадлежит, мы поговорим в другой главе.

Каменные стелы являлись на Ближнем Востоке памятниками воинской славы и историческими анналами, а, иной раз, и кодексами законов. О стеле царя Хамураппи (1795—1750 гг до н.э) известно многим, кто хоть раз погружался в глубокие темные воды древней истории. Прочно вошли в историю такие замечательные каменные памятники как стела Нарам-Суэна, «стела коршунов», фараоновы памятники из Египта и ассиро-вавилонские памятные обелиски, об одном из которых мы уже рассказали в прошлой главе. «Камень Меши» моложе базальтового столпа Хамураппи на добрые 900 лет, но, несмотря на то, что на нем не записаны многочисленные параграфы законов, исторические анналы с этой стелы говорят о многом.

Царь Моава Меша поставил стелу из черного прочного базальта в столичном городе Дивоне в ознаменование своей победы над Израилем. Следует отметить, что до этой победы, начиная с царствования Давида и заканчивая царствованием Ахава Израильтянина, Моав находился в прямой вассальной зависимости от еврейского государства. Лишь во времена царя Израиля Йегу (в русском синодальном переводе Библии Йиуй) Моав смог на короткое время освободиться от израильского контроля.

Фредерик Август Клейн — так звали немецкого миссионера, путешествовавшего по Трансиордании в середине XIX века. Этому человеку принадлежала честь быть первым европейцем, увидевшим стелу царя Меши. История подобных находок на Ближнем Востоке банальна — их чаще всего обнаруживают кочевые арабы-бедуины. Зная, что «френги» (неверные, европейцы) готовы хорошо заплатить за подобные находки, арабы по своему обыкновению находят способы сбыть археологический экспонат как можно дороже. С камнем царя Меши, однако, произошел некоторый конфуз, если не выразиться покрепче. Базальтовая стела стояла совершенно открыто недалеко от бедуинской деревни Дибан (сохранившей название древнего топонима — столицы Моава Дивона), но местные жители тщательно скрывали ее от европейцев, почитая как священный камень. Клейну повезло — ему, как духовной особе — арабы доверяли. Но их доверие миссионер обманул, рассказав о базальтовой стеле великому французскому археологу Шарлю Клермон-Ганно.

Прорисовка надписи со стелы Меша

Имя Клермон-Ганно в те годы звучало как набат в среде востоковедов, историков и всех, кого увлекали библейские древности. Этот крупный французский ученый начал свою карьеру как переводчик при французском консульстве в Иерусалиме в 1867 году, будучи молодым, 21-летним специалистом-выпускником Высшей Школы Восточных языков в Париже. Затем Шарль Клермон-Ганно работал в Стамбуле при посольстве Франции. В Иерусалиме молодой энергичный и любознательный «френги» занимался раскопками, обнаружил в древнем иудейском некрополе в долине Йосафата несколько надписей на иврите времен Первого храма (XI — VI вв. до н.э). Помимо этого, ему принадлежит открытие надписей «область города Гезер» (пограничные столбы древнего еврейского города Гезер). В 1886 году Клермон-Ганно прославился тем, что обличил подделку в так называемых «рукописях Шапира», эти (якобы) древнейшие еврейские свитки антиквар Шапира пытался продать Британскому музею за 1 миллион фунтов стерлингов — гигантскую по тем временам сумму. Шарль Клермон-Ганно много путешествовал по Ближнему Востоку, служил дипломатом, а затем преподавал в университете. Умер он в Париже в 1923 году в возрасте 76 лет.

Вдохновленный рассказом миссионера Клейна, Клермон-Ганно отправился с несколькими спутниками сделать слепок с надписи на камне с помощью папье-маше. Это ему удалось, но после того, как надпись была снята, на французов напала группа разъяренных бедуинов. Прикосновение неверных кощунников-французов к черному камню вызвало у мусульман приступ ярости, она напали на европейцев, в драке им удалось повредить только что выполненный слепок. Тем не менее, нашим героям посчастливилось ускользнуть от расправы. Разгневанный Клермон-Ганно привлек местные турецкие власти — в надежде, что под их охраной ему удастся изучить памятник. Но не тут-то было! Разгневавшись, бедуины разбили ценнейшую находку на куски. Часть этих осколков базальта французу удалось найти, еще два куска стелы спас чудом Чарльз Уоррен, археолог-любитель, по совместительству генерал британской армии, еще один из пионеров раскопок в Иерусалиме (ему принадлежит открытие заново системы иудейских и ханаанейских туннелей в источнике Гихон). С помощью поврежденного слепка из папье-маше стелу удалось восстановить, недостающие строки надписи частично дописать. Из 38 строк сохранилось, таким образом, 36, да и те не полностью. О чем же повествует надпись IX века до н.э? Что донес нам в своем рассказе сквозь века царь моавитян Меша?

Приведем текст надписи:

Я — Меша, сын Кемошкена, царь Моава, дивонитянин. Отец мой царствовал над Моавом тридцать лет, и я царствую после отца моего. Сделал я высоту эту для Кемоша в Кархе. Высота спасения, потому что он спас меня от всех царей, и потому что он дал мне смотреть на всех ненавидящих меня. Омри правил Израилем, притеснял Моав много дней, потому что прогневался Кемош на страну свою. Сменил его сын его, он также сказал: «Буду притеснять Моав». В дни мои (он) сказал т [ак], (презрительно) посмотрел я на него и на дом его. И Израиль гибелью погиб (на) век, захватил Омри [зем-]

лю Мэһэдва. Жил он в ней дни свои и половину дней сына своего — сорок лет, но [вер-] нул её Кемош в мои дни. Я отстроил Баал-Меон, я сделал в нём водоём, от [строил я]

y Кирьятэн. И люди Гада жили в земле Атарот с древних времен, построил себе царь Израиля Атарот. Я воевал против города и взял его. Я убил весь народ [из] города в жертвоприношение для Кемоша и для Моава. Вернул я оттуда жертвенник Додо (Давида? — ЛВ) и про [та-] щил его пред лицом